белоснежные перчатки, какие носят швейцары (их подарила мама, когда он сдал экзамен с первого раза). Правда, на одной перчатке красовалось жирное пятно от соуса, но сейчас это никого не волновало.
– Ого! – воскликнула мама и захлопала в ладоши. Ведь папа перетащил сюда из машины целых три кресла и наш обеденный стол (а он очень тяжёлый!), накрыл его белой скатертью, разложил салфетки и поставил в середину большой пластиковый контейнер с остатками вчерашней пиццы. Тогда мы устроили грандиозную прощальную вечеринку для всей улицы: пиццы, картошки фри и маффинов было хоть завались. Держа левую руку за спиной (наверное, так делают настоящие швейцары), папа разлил из термоса горячий травяной чай.
– За нашу прекрасную новую жизнь! – улыбаясь, воскликнула мама и подняла чашку. Мы чокнулись, и мне подумалось, что, пожалуй, переезд не такая уж и плохая штука (не считая того, что в замке не будет Паоло). По крайней мере, с этими ужасными звонками будет покончено. Я кивнула папе, когда он положил мне на тарелку кусок холодной пиццы.
– За нашу новую жизнь! – повторила я и ухмыльнулась, увидев, как мама с папой взялись за руки под столом.
Через некоторое время начал моросить дождь, но он нам не помешал, потому что папа поставил большой зонт (он у нас остался ещё с той поры, когда мы торговали овощами на рынке). Под ним было так уютно, что мне вообще не хотелось вставать. Тем более что Мирабель, урча, свернулась клубочком у меня на коленях. Только теперь я почувствовала, как сильно устала. Но папа начал нас поторапливать: надо было ещё снять с грузовика комод. Значит, нам всё-таки придётся тащить мебель через мост, а потом снова загружать в машину на другом берегу реки.
– Кто мне поможет? – спросил папа. – Как раз выглянуло солнце, и нам надо успеть, пока снова не пошёл дождь.
Мама сделала ещё один глоток из чашки и быстро поднялась.
– А Линда сейчас принесёт нам отвёртку! – сказала она. – Она должна быть в бардачке.
– Я мигом, – ответила я и осторожно переложила Мирабель, зацепившуюся коготками за мою толстую шерстяную кофту, на мамино кресло. – Да-да, уже бегу.
В бардачке я нашла пакет с шоколадными сердечками, большой фонарь на батарейках и папину тетрадь, в которой он чертил свои обожаемые схемы. Папе стоило бы стать инженером-конструктором, ведь он просто бредил изобретениями. Например, он придумал стол, который одним движением руки превращался в диван или кровать, а ещё умывальник, который сам себя мыл, и много чего ещё. Но больше всего на свете ему нравилось придумывать гоночные машины, настоящие скоростные суперкары. Но, разумеется, всё это оставалось на бумаге. А ещё он постоянно придумывал различные приспособления для самого быстрого в мире автомобиля, который он мечтал когда-нибудь создать.
Ну и где же тут отвёртка? Я перерыла бардачок один раз, второй, но безуспешно.
– Ничего нет! Никакой отвёртки! – проворчала я, хватая пакет с шоколадными сердечками. И тут на моём лице расцвела улыбка – в тетради жирным красным шрифтом папиной рукой было выведено: «идеи рождественского подарка для Линды». А внизу – несколько карандашных рисунков – кажется, коньки (а может быть, ролики). Что, по всей вероятности, означало, что папа опять придумывал нечто гениальное, теперь к Рождеству. Открыв пакет с шоколадными сердечками, я начала размышлять. Коньки были совсем не тем, чего мне хотелось получить больше всего на свете, как и ролики. И чем больше я размышляла на эту тему, тем яснее становилось, что коньки мне вовсе не нужны.
– Мне жаль, папочка, – подумала я, доставая из бардачка ручку и зачёркивая рисунок. Думаю, папе стоило бы поблагодарить меня за то, что я избавила его от больших трудов и от ещё большего разочарования, которое он бы увидел на моём лице в сочельник. Потом, подумав немного, я написала рядом с перечёркнутым рисунком красивыми большими буквами: «ПОНИ». Честное слово, пони был самым крутым рождественским подарком, который я только могла себе представить. А чтобы папа точно всё понял, я тут же пририсовала пони. Правда, она больше походила на кошку, но тут же было подписано, что это такое. И теперь, когда мы будем жить в замке, родители уже не смогут сказать, что у нас нет места. И вообще, не такая уж она и большая, ведь это всё-таки не лошадь. Или вы хотите, чтобы я попросила сразу лошадку? Всё-таки пони больше подходят для маленьких детей, а мне как-никак уже целых тринадцать.
Тут я услышала грохот – быть может, это комод не слишком мягко приземлился на землю – а вслед за грохотом поток брани. Я быстро убрала тетрадь и схватила ещё пригоршню шоколадок. Одно шоколадное сердечко упало на землю, и я наклонилась, чтобы его поднять. И тут мой взгляд упал на фотографию, вероятно, выпавшую из тетради. Интересно, что это? – спросила я себя, поднимая фото. Чёрно-белый снимок с резными краями, как у фотографий в бабушкином альбоме. Я стёрла рукавом отпечатки пальцев. Однако это фото какое-то странное…
Спустя мгновение я поняла, что на снимке высокое окно в обрамлении кружевных ставен. А из окна, кажется, прямо на меня смотрит девочка с длинными тёмными волосами. И только я хотела убрать фотографию, как солнечный луч упал на медальон, висящий на цепочке на шее девочки. Разглядывая его, я всё больше и больше удивлялась. Хотя я не могла сказать точно, он был очень похож на серебряный медальон, который недавно подарил мне один старик-торговец на блошином рынке. На нём была гравировка с розой и буквой «А» ажурной вязью. Он был таким красивым, что мне не хотелось снимать его даже на ночь. Интересно, а что на обратной стороне снимка? Моя прабабушка Адельгейд всегда писала на обороте фотографий, кто на них изображён. Здесь тоже было что-то написано, но так мелко, что я едва разобрала. Это оказались не буквы, а цифры. Что это, телефонный номер? Меня охватил леденящий ужас. Да, этот номер я знала слишком хорошо. Тот самый, с которого мне звонили ровно в полночь, – и который будил меня. Я смотрела на фото не шевелясь, пока не распахнулась дверца кабины. Я вздрогнула.
– Линда, ты нам нужна! Мама сейчас переедет на другую сторону, а мы с тобой кое-что перетащим. Между прочим, это очень полезно для мускулатуры. В фитнес-клубе за это даже платят.
Я увидела, как на папином раскрасневшемся лице появилась широкая улыбка, когда он увидел пакет с шоколадными сердечками.
– Ага, тут мама припрятала вкусняшки… Можно мне тоже… – он замолк на