Читать интересную книгу Сердцеед - Кристина Хемлетт

Поскольку небо было затянуто тучами, Виктория поняла, что опаздывает, лишь прислушавшись к словам радиодиктора:

— В столице восемь часов тридцать минут утра, — объявил он, — и на бульваре Рок-Крик…

— Проклятье… — проворчала Виктория, посмотрев на единственные в доме механические часы. Быстро отставив в сторону тарелку, она бросилась в спальню, чтобы поскорее одеться и причесаться.

Виктория, даже ограничившись «конским хвостом» и спортивным свитером до колен, выглядела собранней многих женщин, тратящих долгие часы на свою внешность. От матери-актрисы она унаследовала правильные черты лица, белую кожу, золотисто-каштановые волосы, которые каждое утро тщательнейшим образом укладывала в шиньон. От отца — спортивного тренера в колледже — ей достались окаймленные длинными ресницами желтовато-зеленые глаза, дерзкий подбородок и привычка к физическим упражнениям, которые помогали поддерживать в форме ее статную фигуру.

Сегодня Викторию ждало больше работы с документами, чем она хотела бы, и опаздывать ей было ни к чему.

Это, конечно, не означало, что Эллиот Баумэн был неким тираном, который, припарковав свою машину у входа в офис, сидел с карманными часами в руке и посматривал с суровым выражением лица на входную дверь. Виктории никогда еще не приходилось работать с такими приятными людьми, как Эллиот Баумэн и два его партнера — Тэтчер Уильямс и Джон Джонсон.

В воображении Виктории три этих человека, общим знаменателем которых были седина, коренастость и дедушкин возраст, походили на средневековых рыцарей, которых вернули из отставки к активной жизни ради торжества справедливости в судах штата Виргиния.

То, что они не запугивали своих служащих, а очень уважительно обращались с ними, и побуждало Викторию выкладываться на сто десять процентов. По той же причине она не любила опаздывать. Виктория с досадой разглядывала свое отражение в зеркале, приходя в уныние от того, что волосы, которые она всегда так легко приводила в порядок, теперь отказывались ей повиноваться. Да и надетый ею белый свитер был Виктории не совсем по душе. Ей казалось, что подплечники в два раза увеличились с тех пор, как она в последний раз пользовалась ими. Она подумала, что ей больше бы подошло шерстяное охристое платье… но переодеваться было уже некогда. В последний раз поправив волосы, Виктория набрала пригоршню заколок, рассчитывая привести себя в порядок в дамской комнате офиса.

Судьбе, однако, не было угодно сжалиться над ней. Прежде чем ей удалось, наконец, выехать на мост имени Тедди Рузвельта и направиться на юг в сторону Виргинии, Виктория сломала два ногтя, забыла ключи и вынуждена была перепрыгнуть через грязную лужу.

«Вероятно, все остальное человечество тоже опаздывает», — подумала она, вырываясь из когтей дорожных пробок и наблюдая за робкими водителями, которые вели себя так, словно никогда раньше не попадали под октябрьский ливень. При такой скорости она сумеет поставить машину в гараж только к утреннему перерыву на кофе.

В хорошую погоду Виктория поехала бы на метро и с удовольствием прошла бы несколько кварталов пешком.

Прожив три года в Вашингтоне, она знала, что прохладный климат Восточного побережья отнюдь не располагает к пикникам. И, тем не менее, Виктория не согласилась бы переехать в какое-либо другое место: была одна причина, которая придавала жизни здесь волнующий оттенок. Соблазнившись блеском высокой политики, Виктория, по совету одного из своих друзей, начала с работы у конгрессмена, представлявшего ее родной штат. Это была административная должность, позволявшая ей каждодневно встречаться с такими деятелями, которых большинство людей знало лишь по газетам и телевидению.

Сознание того, что она участвует в политической жизни страны, еще больше разожгло ее аппетит. Проведя лишь неделю с конгрессменом Хоффертом, Виктория утвердилась во мнении, что Вашингтон — именно то место, где она сможет счастливо провести остаток жизни.

К тому же Вашингтон был городом, в котором она могла жить подальше от матери, оставаясь гражданкой Соединенных Штатов.

Сказанное, конечно, не означало, что Виктория и Мэрсайн стали чужими людьми. Как раз наоборот: Мэрсайн, любимая звезда американской мыльной оперы «Слезы Ниагары», полагала, что возможность считаться лучшим другом своей дочери — сверхвознаграждение за положение знаменитости. И только после того как ее устремления стали помехой планам Виктории, последняя поняла, что настало время расстаться.

— Но ты же такая хорошенькая! — настаивала Мэрсайн. — Попробуй поработать на телевидении, радость моя! Тебе понравится…

Однако Виктория еще в школьные годы была достаточно умна для того, чтобы понять одну истину: голливудский образ жизни не по ней, и она никогда не сможет привыкнуть к нему. В то время как ее ровесники буквально наизнанку выворачивались, добиваясь внимания Мэрсайн — и ее рекомендаций своему агенту, — Виктория изучала политологию. Пока ее подруги занимались на актерских курсах, она обучилась машинописи и стенографии.

Первая попытка оторваться, как говорится, от материнской юбки была предпринята еще в колледже. Правда, оказалось, что Сан-Диего расположен слишком близко от Лос-Анджелеса и тоже доступен для длинной руки материнского влияния. Даже переезд Виктории в Денвер не смог разорвать родственные узы и покончить с надеждами Мэрсайн на то, что еще одна женщина из рода Кэмерон осчастливит телевизионный экран и станет бормотать с интимным придыханием: «О, Кеннет, если бы я только знала о ваших чувствах…»

— Вашингтон?! — открыла рот от изумления Мэрсайн, когда Виктория рассказала ей о намерении работать с Лоуренсом Хоффертом. — А что там такого, чего ты не можешь добиться дома?

«Настоящая жизнь, мама», — хотела ответить Виктория, но промолчала.

Хотя они навсегда останутся матерью и дочерью и будут любить друг друга, им не суждено когда-либо прийти к взаимопониманию.

Теперь Виктории надо было сообщить Мэрсайн, что с первого августа она работает в адвокатской конторе «Баумэн, Джонсон и Уильямс».

Мэрсайн, живущая в изолированном мире юпитеров и отпечатанных через два интервала сценариев, никогда не интересовалась судьбой политиков, которые на июньских первичных выборах теряли право на повторное выдвижение своих кандидатур. Неожиданное поражение Хофферта Диллом Дегачи, конечно же, попало в заголовки всех газет, кроме еженедельного бульварного листка, который с религиозной истовостью читала Мэрсайн.

Насколько Виктория помнила, ее мать проявила интерес к выборам лишь один раз — когда президентом был избран Рейган.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});