Читать интересную книгу Звуки и знаки - Александр Кондратов

Рассмотрим это, действительно, предельно краткое высказывание. Во-первых, оно и в самом деле высказывание, текст, речь. Состоит этот текст из одного предложения. Предложение, в свою очередь, состоит из одного слова. Слово — из одного корня. Наконец, и корень выражен с помощью одного звука или же передающей этот звук на письме буквы. Мы имеем здесь и фонетику, и морфологию, и лексику, и синтаксис! И все это — в одном значке, вертикальной палочке «I», передающей звучание «и».

Число звуков речи в любом языке мира меньше сотни. Даже в самом бедном словами языке число слов равно нескольким тысячам. Число предложений, которые можно построить, пользуясь словами, достигает астрономических величин. Число различных текстов, которые можно записать с помощью предложений, практически бесконечно. «Таким образом, язык организован так, что с помощью горстки фигур и благодаря их все новым и новым расположениям может быть построен легион знаков, — пишет датский ученый Луи Ельмслев, перекинувший мост между лингвистикой, наукой о языке, и семиотикой, наукой о знаках. — По своей цели языки прежде всего знаковые системы, но по своей внутренней структуре они прежде всего иное, а именно — системы фигур, которые могут быть использованы для построения знаков».

Благодаря этому свойству языка мы получаем возможность в любое время высказать любую мысль, любое чувство, любую фантазию или причуду. С помощью горстки фигур строится все бесконечное многообразие и богатство языка, подобно тому, как с помощью горстки химических элементов строится тот удивительный мир, в котором мы живем.

Структуры и числа

Анализ языка с позиций семиотики, по сути дела, открыл науке язык как таковой. До того времени лингвисты интересовались не языком как таковым, не системой знаков и составляющих эти знаки фигур, а речью, текстами, порожденными системой. Наиболее четко это выразил основоположник современной структурной лингвистики Фердинанд де Соссюр.

«Единственным и истинным объектом лингвистики является язык, рассматриваемый в самом себе и для себя», — такими словами завершал свой знаменитый «Курс общей лингвистики» Соссюр. Не следует думать, что это было открытым провозглашением формализма, принципиальным отказом понимать общественные функции языка и т. д. Напротив, сам Соссюр считается создателем так называемой социологической школы в языкознании, исходящей из того, что наш язык — продукт общественный, и понять его невозможно без связи с другими общественными науками и явлениями. Но есть, так сказать, лингвистика внутренняя и лингвистика внешняя, лингвистика языка и лингвистика речи.

«Наше определение языка предполагает устранение из понятия «язык» всего того, что чуждо его организму, его системе, — одним словом, всего того, что известно под названием «внешней лингвистики», хотя эта лингвистика и занимается очень важными предметами и хотя именно ее главным образом имеют в виду, когда приступают к изучению речевой деятельности, — писал Соссюр. — Язык есть система, которая подчиняется лишь собственному порядку. Уяснению этого может помочь сравнение с игрой в шахматы, где довольно легко отличить, что является внешним, что внутренним. То, что игра пришла в Европу из Персии, есть факт внешнего порядка; напротив, внутренним является все то, что касается системы и правил игры. Если я фигуры из дерева заменю фигурами из слоновой кости, то такая замена будет безразлична для системы; но если я уменьшу или увеличу количество фигур, такая перемена глубоко затронет «грамматику» игры».

Продолжая аналогию Соссюра, мы можем заметить, что фигуры вообще могут отсутствовать: вспомним об игре опытных шахматистов вслепую, не глядя на доску, не притрагиваясь к шахматам. Если правила игры в шахматы являются системой, языком, то любая партия, которую мы станем играть, будет текстом, порожденным этой системою, «речью».

Число шахматных фигур невелико, так же как и число полей доски и число правил, которым подчиняется игра в шахматы. А вот число различных партий в шахматы настолько велико, что его можно считать бесконечным. Так и с помощью языка, состоящего из конечного числа элементов и грамматических правил, можно образовывать любое число фраз и текстов.

Язык и речь, система и текст — их взаимоотношение интересует не только лингвистику, но и семиотику. Методы теории знаков применяются ныне в фольклористике и литературоведении, в теории музыки и театра, искусствоведении, этнографии, поэтике, инженерной и социальной психологии. И везде мы имеем дело с ситуацией язык — речь, система — текст, будь то «язык» жестов или «текст» человеческого поведения.

Более того, в естественных науках, вроде этологии, изучающей поведение животных, или генетики, исследующей механизм наследственности, мы также сталкиваемся с проблемой система — текст. Наконец и в технических дисциплинах, например в машиностроении или электронике, стоят сходные вопросы: построение из системы — конечного числа деталей или полупроводников— неисчерпаемого количества «текстов» машин, транзисторов и т. п.

Современную структурную лингвистику сравнивают иногда с лоцманом для целого ряда общественных и естественных наук. Именно она первой осознала знаковый характер языка и отличие его от речи. Систему языка структурные лингвисты стараются описать в строгих терминах математической логики и семиотики. Естественно, что тексты описаны так быть не могут. Ведь число их практически бесконечно!

Здесь вместо формул и символов нужны иные методы — и в первую очередь математической статистики, тот «жар холодных числ», о котором писал Блок в своих «Скифах», позволяющий, казалось бы, сухим колонкам цифр превращаться в яркие картины, показывающие скрытые механизмы языка, порождающего речь. Самое же ценное в этом знании — это то, что оно начинает в наши дни все чаще оказывать помощь людям в их практике, в повседневной жизни. Например, в обучении языку.

Числа, учебники и ЭВМ

Ни для кого не является секретом, что есть учебники хорошие и есть плохие. Опытный педагог порекомендует вам такой-то учебник, а такой-то брать отсоветует… Но на каком основании? На основании опыта, интуиции, наконец, своих взглядов. Но взгляды, как известно, бывают разные. Вот если бы можно было вычислять степень эффективности того или иного учебника! Тогда вместо споров о его достоинствах и недостатках можно было оперировать точными числами.

На первый взгляд все это кажется фантастикой. Однако первые попытки в этом направлении уже делаются. Не так давно в Минске с помощью ЭВМ сравнивалась эффективность учебников иностранных языков, и эта разработка белорусских ученых была удостоена серебряной медали ВДНХ… Вот вам и фантастика!

В основе знания языка — знание слов. Но сколько именно этих слов нужно дать в одном уроке учебника? И сколько слов вообще должен содержать словарный минимум? Чтобы новые слова усвоились, они должны встречаться и далее в учебнике, это очевидно. Но каким должен быть интервал между повторениями одного и того же слова?

Долгое время все эти вопросы решались на глазок, у одного педагога своя точка зрения, у второго — своя, третий считает ошибочными обе эти точки зрения и предлагает свою собственную. В наши дни союз педагогов, лингвистов, психологов, программистов и ЭВМ позволяет решать подобного рода вопросы с помощью точных чисел. Например, установлено, что темп введения новых слов не должен превосходить пяти процентов от всех слов, что встречаются в учебном тексте данного урока. А текст, содержащий 3,6 процента новых слов, оптимален — и прежние слова хорошо повторяются, и новые лучше всего усваиваются.

Чем большее число раз встретилось слово в уроке и во всем учебнике, чем более равномерно распределено оно по всему учебнику, тем учебник лучше. Интуитивно мы все понимаем это. Но как доказать интуицию числами? Попробуйте-ка произвести нужные подсчеты — и вы убедитесь, что без вычислительной машины тут никак не обойтись. Нужно подсчитать, сколько раз встретилось то или иное слово в каждом уроке и в упражнениях, сопровождающих урок. Нужно высчитать средние арифметические и средние квадрэтические отклонения для каждого слова по каждому уроку, затем суммировать данные по всему учебнику.

В одном учебнике ряд слов будет иметь лучшие показатели, чем те же показатели в другом. С другой стороны, в «худшем» учебнике будут и слова, и целые уроки с лучшими показателями, чем в первом. Параметров же, по которым вычисляем мы все эти показатели, у нас несколько. Значит, нужно еще вычислять по формулам значимость того или иного параметра… Словом, без ЭВМ во всей этой бухгалтерии не обойтись.

Вот такие подсчеты и провели белорусские исследователи, поручив ЭВМ сравнивать эффективность учебников. Разумеется, это только начало кибернетизации педагогики (ведь дело не только в количественных данных лексики, но и в ее качестве, да и не только в лексике). Трудно дать сразу ответы на все вопросы, над которыми бьется педагогика вот уже столько веков.