А ночью обокрал бедную церквушку. Дело простое, да и навык уже был, но взял немного: церковное вино, несколько бутылок кагора. Оно, конечно, оставалось обычным вином, без примеси мистики, но Чрево положился на общую одухотворенность складского помещения.
- Ну не в ларьке же брать, - сказал он себе и назначил общее собрание.
Никто не удивился тому, что руководящие функции спустились сверху вниз, сосредоточившись во чреве. Пришли не все, в Саддаме случилось брожение: сила Брата Ужаса, воспринятая Моховым во всей полноте, по удалению от зоотехника ослабевала, и в низших членах аукалась малой толикой первичной энергии. Кроме того, многие находились под следствием и дали подписку о невыезде, особенно на опушку. Таким образом, влияние перводвигателя уменьшалось по мере отдаления от центра. Это привело к тому, что на опушке сложилось только кадмоново туловище, да и то кое-как, худо-бедно, плюс прилепились верные Ороговелости.
Стояла поздняя осень.
- Nevermore! - каркали вороны, но общество не знало языков.
Брат Чрево был настолько коварен, что не раскрыл свой замысел до конца. Он лишь сказал, что Саддаму предстоит причаститься всем телом.
- Синхронно! - предупреждал он, сдвигая брови и читая речь по бумажке, так как оратор из него был плохой.
Бутылки, прикрытые узорным платом, лежали в грибной корзине. Вино в них было смешано с отравой. Брат Чрево торжественно провозгласил структурный моментализм, понимая под этим моментальное и смертельное освящение структуры. Он догадался, что причастник безгрешен лишь в то мгновение, когда сосет с ложечки. Через секунду он снова грешен, а согрешивший в малом согрешил, как известно, во всем. Вот Чрево и налил в бутылки сильного лекарства, которое есть яд в больших дозах: он пожелал остановить мгновение и увековечить мимолетное совершенство.
Он важно прошелся, обнося братьев чаркой, не забывал и о сестрах. Потом улегся в середку, прикрыл глаза. Слова не приходили, помогла Демина, привычно завывшая "утушек-бродушек".
Брат Чрево, кивая, забормотал:
- Один Бог - пятнадцать, три - на десяточку...
...Саддам Кадмон причастился. Стремясь коллективной душой в запредельные выси, телесно он стал расползаться; члены Первообраза стенали и корчились. Небо очистилось и было пустым, покинутое даже воронами.
Когда все затихли, дышал только Сердце - как и положено сердцу, хотя бы и вынутому из груди. Сердце был тертый калач, опытный дегустатор.
Он выжил, готовый снова обрасти костями и мясом.
март - апрель 2001