Читать интересную книгу Детки в клетке (сборник) - Стивен Кинг

– Дай мне хотя бы попробовать. Если ты скажешь, что я не тяну, я тут же уйду. А часы все равно возьми. Просто так, – сказал я.

– Все ты врешь, хрен конторский.

Я смотрел на него. Он тоже смотрел на меня.

Долго смотрел, внимательно.

– Нет, ты не врешь, – удивленно вырвалось у дорожника.

– Нет.

– Отдашь часы на хранение Тинкеру? – Он ткнул пальцем в направлении толстенного негра в рубашке, завязанной узлом на пузе. Он сидел неподалеку в кабине бульдозера и прислушивался к разговору, поглощая фруктовый пирог из «Макдоналдса».

– А ему можно доверять?

– Издеваешься?

– Тогда пусть часы будут пока у него. Пока ты меня не вышвырнешь, или я не вернусь в сентябре к себе в школу.

– А моя ставка?

Я указал на направление, смятое у него в кулаке.

– Подпиши эту бумажку.

– Нет, ты точно больной.

Я промолчал, думая о Долане и Элизабет.

– Начнешь с самой дерьмовой работы, – предупредил Блокер. – Будешь идти пешочком за грузовиком и засыпать горячим асфальтом дыры и трещины в покрытии. Не потому, что мне так понравились твои часы… хотя часики ничего себе, да… просто так все начинают.

– Согласен.

– Пока до тебя не дойдет, приятель.

– До меня уже дошло.

Блокер скривился.

– Нет. Ты пока ни во что не въезжаешь. Но скоро ты все поймешь.

Он был прав.

Первые две недели растянулись в сплошной кошмар. Я почти ничего не помню: только взмахи лопатой и жар горячего асфальта, который я закидывал в ямки, тщательно утрамбовывал и топал дальше за грузовиком – до следующей выбоины. Пару раз мы работали на Стрип, и я слышал доносившийся из казино звон автоматов, извещавших о выпадавшем джек-поте. Я уверен, что частенько эти пронзительные колокольчики звенели только в моей несчастной голове. Я поднимал глаза и видел Харви Блокера, который смотрел на меня с тем же странным сочувствием. Его лицо дрожало и искажалось в зыбком мареве, поднимавшемся от раскаленной дороги. Иногда я натыкался взглядом на Тинкера, который сидел под холщовым навесом, покрывавшим кабину его бульдозера, и тогда он вынимал из кармана прадедушкины часы и крутил их на цепочке, рассыпая веера солнечных зайчиков.

Почти все мои силы уходили на то, чтобы не хлопнуться в обморок. Держаться, несмотря ни на что. Я продержался весь июнь и первую половину июля, пока однажды – в обеденный перерыв – ко мне не подсел Блокер. Я как раз пытался есть сандвич, с трудом удерживая его в трясущейся руке. Иногда эта дрожь не унималась аж до десяти вечера. Все из-за жуткой жары. Либо дрожь, либо обморок. Но я думал о Долане и умудрялся держаться. Как – сам не знаю. Но у меня получалось.

– Ты все равно еще слабоват, парень, – сказал Блокер.

– Да. Но как говорил мой старинный приятель, видел бы ты, с чего я начинал.

– Я все жду, когда ты брякнешься посреди дороги, и никак не дождусь. Но когда-нибудь ты сломаешься.

– Нет. Не дождетесь.

– Да, да и еще раз да! Если ты так и будешь ходить с лопатой за самосвалом, то точно сломаешься.

– Нет.

– Самое горячее время еще впереди, приятель. «Работенка на противне», так это у нас называется. Тинк придумал.

– Я буду в порядке.

Он что-то достал из кармана. Часы моего прадеда. Вложил мне в ладонь.

– Убери эту хрень. Мне они не нужны.

– А как же наш договор?

– Я его разрываю.

– Если ты меня уволишь, я подам в арбитражный суд. – Меня несло. – Ты подписал мое направление. Ты…

– Я тебя не увольняю, – сказал он, глядя в сторону. – Я перевожу тебя к Тинку. Будешь учиться работать на фронтальном погрузчике.

Я долго смотрел на него, не зная, что сказать. Сейчас мой школьный класс, уютный и прохладный, казался куском из какой-то совсем другой жизни… Но я все равно не въезжал, о чем думает Блокер и что он имел в виду, когда сказал то, что сказал. Я так понял, что он оценил мою настойчивость и упорство и даже зауважал меня, но в его уважении был и оттенок презрения, и я понятия не имел, какие были тому причины. А тебе что до этого?  – заговорил у меня в голове голос Элизабет. Самое главное – это Долан. Помни про Долана.

– А зачем тебе это? – выдавил я наконец.

Он повернулся ко мне, смущенный и взбешенный одновременно. Хотя бешенства было значительно больше.

– Да что с тобой, парень? За кого ты меня принимаешь?

– Я не…

– Думаешь, я собираюсь тебя ухайдакать ради каких-то гребаных часов?! Ты и вправду так думаешь?

– Извини.

– Да уж. «Извини». Вежливый ты сукин сын. Усраться можно, какой ты вежливый.

Я убрал часы в карман.

– Тебе никогда не стать сильным, приятель. Есть деревья и люди, которые запросто переносят жару. Но есть, которые сохнут и умирают. Ты умираешь. И сам это знаешь, но в тень не уходишь. Почему? Зачем ты себя гробишь?

– Есть причины.

– Есть, верю. И спаси Господи всякого, кто попытается встать у тебя на пути.

Он встал и ушел.

Зато подошел, ухмыляясь, Тинкер.

– Как думаешь, с погрузчиком справишься?

– Думаю, справлюсь.

– Я тоже так думаю, – усмехнулся он. – Старине Блоку ты нравишься, он просто не знает, как это выразить.

– Да, я заметил.

Тинк рассмеялся.

– А ты крутой маленький живчик, а?

– Надеюсь.

Остаток лета я провел за рулем погрузчика, а когда вернулся осенью в школу – черный, почти как сам Тинк, – надо мной перестали смеяться. Иногда на меня как-то странно поглядывали украдкой, но никто не смеялся.

«Есть причины». Так я сказал Блокеру. И причины действительно были. Я угробил весь отпуск в аду не просто так. Нужно было набраться сил. Для дела. Чтобы вырыть могилу для человека, столь радикальные меры, наверное, излишни, но я имел в виду не человека.

Я собирался похоронить этот проклятый «кадиллак».

С апреля следующего года я подписался на почтовую рассылку Дорожной комиссии штата. Каждый месяц мне приходил бюллетень под названием «Дорожные знаки Невады». Большую часть информации я пропускал – планы по улучшению состояния трасс, данные о проданном или закупленном оборудовании, наблюдения за передвижением дюн и описания новых технологий предотвращения эрозии. То, что мне было нужно, помещалось обычно на двух последних страницах. Этот раздел – с незамысловатым названием «Календарь» – содержал расписание дорожных работ на ближайший месяц. Особенно меня интересовали даты и участки, обозначенные аббревиатурой РДП. Ремонт дорожного покрытия. По опыту в бригаде у Харви Блокера я знал, что при этих работах как раз и устраивают объезды. Часто, но не всегда. Далеко не всегда. Дорожная комиссия никогда не закроет участок трассы, если есть другой выход. Но рано или поздно эти три буквы станут эпитафией для Долана. Три буквы. Самые что ни есть обыкновенные буквы, но они часто мне снились: РДП.

Конечно, исполнить задуманное будет совсем не легко. И я даже не знаю, когда это будет. Не исключено, что ждать мне придется долго. Может быть, не один год. А за это время всякое может случиться. Например, кто-то другой разберется с Доланом раньше. Он был из породы злодеев, а у злодеев опасная жизнь. Для того, чтобы всё получилось, должны сойтись целых четыре вектора, слабо связанных между собой. Сочетание редкое, наподобие парада планет: очередная поездка Долана, мой отпуск, национальный праздник и три выходных подряд.

Может быть, через несколько лет. Может, вообще никогда. Но у меня было предчувствие – даже уверенность, – что когда-нибудь это произойдет и что, когда придет время, я буду готов. И в конце концов все сложилось одно к одному. Не тем летом, не осенью и даже не следующей весной. Но в июне этого года я открыл «Дорожные знаки Невады» и прочитал в «Календаре»:...

1 июля – 22 июля (предварит.)

шоссе № 71 км 440–472 (зап. напр.) РДП

Трясущимися руками я пролистал свой ежедневник и выяснил, что Четвертое июля в этом году приходится на понедельник.

Вот и сошлись три из четырех обязательных векторов, потому что при таких масштабных работах обязательно где-то поставят объезд.

Но Долан… Как быть с Доланом? С четвертым вектором?

На моей памяти он трижды ездил в Лос-Анджелес на Четвертое июля – в Лас-Вегасе в это время делать нечего. Три раза он ездил куда-то еще – в Нью-Йорк, в Майами, а один раз даже в Лондон. А еще один раз он просто остался в Вегасе.

Если он поедет…

Но как это выяснить?

Я долго искал ответ на этот вопрос, но в голове у меня постоянно вертелись две картины. Я представлял долановский «кадиллак», мчащийся на закате по шоссе № 71 и тянущий за собой длинную тень. Вот он пролетает щиты с надписью «ОБЪЕЗД», последний из этих щитов уведомляет о необходимости отключить рации и радиотелефоны. Потом он едет мимо дорожных машин: бульдозеров, грейдеров, погрузчиков и катков, – брошенных на обочине. Брошенных не потому, что закончился рабочий день, а потому, что сейчас выходные. Целых три дня выходных.