Читать интересную книгу Участники Январского восстания, сосланные в Западную Сибирь, в восприятии российской администрации и жителей Сибири - Коллектив авторов -- История

не архивной работы, а личных наблюдениях автора.

В отличие от Н. В. Паткина, сложно рассматривать в качестве обычного жителя Сибири Василия Васильевича Верещагина, великого русского художника, небольшие фрагменты повествования которого мы публикуем в этом издании. В азиатской части России Верещагин жил относительно недолго, причем не в Сибири, а в Туркестане. В Сибири же он был только проездом. В силу этого его, как и А. П. Чехова, можно причислить к группе, обозначенной нами как «путешественники».

В первой главе мы, как уже упоминалось, публикуем шестнадцать текстов: пятнадцать фрагментов и одно произведение полностью. Фрагменты отличаются друг от друга объемом. Более половины главы занимают пространные отрывки из первого тома воспоминаний Сергея Стахевича. Столь значительную часть этого произведения мы решили издать по двум причинам. Во-первых, наиболее важные для нашей темы части этого сочинения никогда ранее не публиковались, во-вторых, ни в одних других русских воспоминаниях столь большого внимания полякам уделено не было. В силу этого нами также было принято решение издать как первую главу сочинения Стахевича, в котором он описал обстоятельства, сопутствующие его прибытию в Сибирь, так и главы, посвященные истории его пребывания на территории Восточной Сибири.

Остальные фрагменты насчитывают по объему не более десяти, реже не более двадцати страниц. Некоторые из них совсем короткие, однако, как нам кажется, интересные и достойные публикации. Примером может служить отрывок из повествования Николая Вишневецкого, касающийся союзов ссыльных с сибирячками[23]. Нами были отобраны фрагменты, являющиеся, с нашей точки зрения, наиболее интересными. Не вошедшие в данное издание упоминания о поляках либо дублируют информацию, содержащуюся в текстах, нами публикуемых, либо являются совершенно отрывочными и вдобавок рассеянными в объемных массивах текстов, посвященных совершенно иным проблемам.

Во второй главе мы поместили небольшую подборку фрагментов воспоминаний поляков, в первую очередь ссыльных, в которых они описывают свои отношения с администрацией и местными жителями по дороге в ссылку и во время пребывания в Сибири. Подобных отрывков в мемуарах польских ссыльных, конечно же, гораздо больше. Мы выбрали те, которые, по нашему мнению, лучше всего характеризуют данный вопрос, и публикуем их для того, чтобы сопоставить взгляды польских ссыльных и русских на одни и те же проблемы.

Воспоминания ссыльных, как емко определил Францишек Новиньский, служат для воссоздания широко понимаемой сибирской ссыльной эпопеи, но их содержание настолько богато, что они позволяют создать определенный набросок образа сибирского общества шестидесятых — семидесятых годов XIX в.[24]Подобным образом мемуары использовали ранее и иные исследователи, например, Михал Яник, Виктория Сливовская и Эльжбета Качиньская[25].

Несмотря на то, что к настоящему моменту воспоминания уже многократно использовались для изучения взаимоотношений ссыльных и жителей Сибири, неразрешенным останется вопрос, насколько мы можем доверять описаниям, свидетельствующим о позитивном или негативном расположении российской администрации и местного населения к польским ссыльным. Необходимо помнить, что авторы некоторых мемуаров не усматривали ни одного положительного момента, поскольку сами они столько вынесли во время восстания и, позднее, этапирования в Сибирь, что им сложно было освободиться от различного рода предубеждений. Были и такие, кто, как, например, Владислав Чаплицкий, по своей сути видели в России только плохое. В. Чаплицкий был сторонником теории Францишека Духинского о туранском происхождении «москалей»[26] и по этой причине имел изначально антироссийские взгляды[27]. Такие случаи, однако, можно достаточно быстро исключить и не принимать их во внимание.

Нельзя забывать, что сообщения, касающиеся отношения русских к полякам являются весьма специфическими, поскольку лицо, являющееся объектом наблюдения, пытается оценить впечатления наблюдающего. Однако в отношении воспоминаний как исторического источника появляются и иные сомнения. Против них выдвигаются обвинения в субъективизме, поскольку авторы мемуаров склонны выводить себя на первый план, а факты и события они интерпретируют с перспективы прошедших нескольких лет, а иногда даже десятилетий[28]. В таких ситуациях лучше всего обратиться к письмам, но в нашем случае такой возможности не было.

В данной части нашего сборника помещено более десяти фрагментов, проявляющих характер отношения русских и населения Сибири к ссыльным участникам Январского восстания. Можно, конечно, говорить, что выбор их несколько случаен. Но читатель должен знать, что не во всех из нескольких десятков изученных воспоминаний были обнаружены отрывки, посвященные этой теме. В значительной части воспоминаний сохранились описания обращения со ссыльными по прибытии их в Петербург, и в этом нет ничего удивительного, поскольку бывшие повстанцы могли там столкнуться с функционированием российского аппарата подавления во всей его полноте и, что самое важное, с большим числом русских, которые за ними внимательно наблюдали. По этой причине практически все авторы мемуаров в большей или меньшей степени вспоминают о пребывании в петербургских или московских тюрьмах. Сразу же добавим, что о поведении соответствующих властей и населения Петербурга и Москвы ссыльные высказывались единодушно, что, несомненно, подтверждает достоверность их воспоминаний. Было так и в случае губернской администрации в Тобольске, где функции губернатора в то время исполнял Александр Деспот-Зенович, поляк по происхождению. Мы, однако, отказались от того, чтобы представить его позицию в отношении ссыльных, поскольку эта проблема поднимается в делопроизводственных материалах, помещенных в первой части данного издания источников.

Из анализа нескольких десятков воспоминаний следует, что наихудшим было обращение со стороны российской администрации низшего ранга, ответственной за этапирование ссыльных до мест отбывания наказания. Владислав Запаловский в своих мемуарах пробовал прояснить этого вопрос. По его мнению, «на должности смотрителя, надзирателей за заключенными должны назначаться люди благородные, честные, обладающие умом, а, самое главное, сердцем, единственной целью которых не было бы, как сейчас, обогащение за счет арестантов, но которые бы ежесекундно следили за поступками, трудом и нравственностью вверенных под их заботу и попечение людей». Далее продолжает: «Надзиратель должен обращаться с заключенными мягко, относиться к ним, как к людям, дабы их не оттолкнуть, дабы чувствовали и видели, что могут они еще вернуть свое положение среди собратьев, которое по своей вине утратили»[29]. Но кто в России тогда думал о подобных вещах. Эти вопросы были частично урегулированы только в результате столыпинских реформ, но в этот период число поляков, приговоренных к сибирской ссылке, было несравнимо меньше. Мы не обладаем большим количеством воспоминаний, написанных в этот период, в тех же, которые существуют, вопрос об отношении жителей Сибири к польским ссыльным оказывается маргинальным.

Больше сохранилось воспоминаний поляков, сосланных в Восточную Сибирь, ввиду того что их число было больше, чем приговоренных к ссылке в Западную Сибирь. В силу этого мы не разместили в данном издании фрагментов проявляющих, например, позицию иркутских чиновников или населения Восточной Сибири по отношению к ссыльным.