Читать интересную книгу Синдром тотальной аллергии - Сергей Шведов

Я по забывчивости протянул ему было руку, но дед снова отскочил от меня, как ошпаренный:

— Забыл? Предупреждал же с вечера, чтобы не подходил близко! Пошли ко мне на двор зайдём.

— Зачем? — насторожился я.

— Зарегистрироваться в местном органе самоуправления. Только кружку захвати.

— Зачем? — как попугай повторил я.

— Пить на прогулке по-собачьи на коленках будешь? Из моей посуды тебе ни есть, ни пить не дам, понял?

— У меня все походное всегда при себе. А ты, дед, случаем, не старовер?

— Расхристанный невер, вот кто я.

Октябрьское солнышко ласково пригревало, словно прощаясь до следующего лета. Утренняя прохлада в этих местах обманчива. В полдень может припечь почти что летняя жара, а ночью перед утром продрогнешь, как собака. Старик снял малахай. Давно не бритая щетина на щеках переходила в ёжик стриженых волос. Не понять, дед такой редкий блондин или просто седой как лунь?

Я из любопытства заглянул в раскрытую дверь его обиталища. Оно было сложено из дикого камня и уходило глубоко в естественную пещеру. В случае нужды в этой долговременной огневой точке можно было и отсидеться, как в крепости. Пещера служила каптёркой для оружия и снастей. Одних автоматов там заметил целый арсенал на полнокомплектную роту.

— Куда нос суёшь? Внутрь не заходить, сказал же!

Он усадил меня за столик у входа в его бункер.

— Сиди, но ни к чему не прикасайся. Руки держи за спиной или на коленях.

— Я же оставил карабин под деревом, а ты вон с автоматом не расстаёшься.

— Опасайся не оружия, а заразы.

— Проказы? — с ужасом предположил я и непроизвольно дёрнулся в сторону.

— Хуже… — Он вынес из пещеры солдатскую фляжку. — Поставь свою посуду на стол, я сам налью, а ты потом возьмёшь.

— Выпивать перед охотой — не рановато ли?

— Это не выпивка, а лекарство. Настойка на местных травах, прополисе и мумие для укрепления иммунитета. Тебе вместо прививки. Тут тебе не средняя полоса России, где заразы на природе почти нет. Так и воду на привале будем с моим бальзамом пить.

Я протянул ему кружку и… чуть не хлопнулся носом об стол — косматый ком с диким рёвом свалился на меня с вяза-карагача, под которым я сидел. Я дёрнулся было за ножом, но старик строго меня одёрнул:

— Не кипятись, это мой котик Васька так вот на руки просится. Ласки просит, поганец.

Котяра действительно замурлыкал у меня на руках, словно скутер на низких оборотах воркотал. Сам же кот был сплошным узлом мускулов под пушистой шубой.

— Как тебе это удалось дед? — опустил я ласкового, но опасного зверя на землю. — Дикие коты манулы не приручаются.

— Это не манул, и он не чистокровный. Его мне моя сибирская кошечка с настоящим камышовым котом нагуляла.

— В папу пошёл, — оценил я рост и вес кота.

Когда этот гигантский котофей потёрся о ножку шаткого стола, громко зазвенела металлическая посуда.

— Он меня всегда на охоту провожает, а потом исчезает в камышах на весь день. Ну, пошли с богом, что ли, Васька! А ты, друг, звать тебя не знаю как и знать не хочу, ступай за мной, но никогда не обгоняй.

И на том спасибо, что спину мне под чужую пулю подставлять не придётся.

* * *

Так и потопали втроём. Впереди гордо шествовал камышовый кот, задрав трубой хвост. Хорошо ещё, что не гепард. За ним шагал дед, бодро и уверенно, как дачник по собственному участку. Замыкал группу я в болотных резиновых сапогах, страшно неудобных и жарких, но надёжных по этой местности.

В разных диких местах, которые, слава богу, пока ещё скрыты от туристов-варваров, ко мне не раз на экзотической охоте по разной дичи прибивались всякие беглые зэки в добровольные егеря. Они куда охотней набиваются в подручные к профессиональным охотникам-промысловикам, чтобы зимой поработать на них за тёплый ночлег, еду и нехитрую одёжку. К отпускникам же липнут только летом, дабы перехватить живую деньгу. Нередко бесследно исчезают, если за ними не уследишь, прихватив у тебя оружие и деньги. Иметь дело с таким бичарой все равно что травить дичь волком — никогда не знаешь, на кого он кинется, на тебя или добычу.

— Ты ж не из местных, дед, по выговору, а?

— Из костромских я.

— А как сюда прибился?

— Видел, ветер шары-кусты по пустыне гоняет?

— Перекати-поле?

— Ага, жаза-сагыз. Носит его ветром по пустыне всю зиму, по весне прибьёт дождиком к земле. Куст пустит корень, даст пару отпрысков. Осенью отрывается от земли, и снова катается всю зиму по ветру. Вот так и я катался, пока сюда не прибился.

Глава 4

Осень в каменистой пустыне — самая прекрасная пора, не сравнить даже с весной. На два мёртвых сезона — лютая зима и безжалостное жаркое лето — природа тут умирает, остаётся без зелени и воды. Весна красна только тюльпанами да цветущими деревьями, зато осенью тут цветёт все, что способно выпустить цветок и дать семена до холодов. И одуряюще пахнет, иногда просто до мОрока и лёгкого головокружения, цветущая пустыня. Там, где есть хоть капелька воды, разумеется.

— Ну, гуляй Вася! — поддал старик носком сапога своего кота.

Кот высокомерно обернулся. Облил нас презрением, горделиво мяукнул и скрылся за стеной тростника, чтобы весь день на свободе забыть про мяуканье. Прирученные кошки придумали «мяу» только для людей. На свободе они друг с другом на языке мяу-мяу не общаются.

— Потом даже и захочешь, так не высмотришь моего кота в этих зарослях, во как замаскируется! Ничего, вечером он нас сам найдёт. Ты не отставай, а то заблукаешь с непривычки.

— Да на таком пятачке — и заблудиться?

— Так только кажется, когда за деревьями лесу не видно, а заблудишься с трёх шагов. Если что — ори без перерыва, чтобы я смог на голос к тебе выйти. А то ещё собак за тобой гонять по следу придётся.

Ага, уже собаками пугает. Уйду я, дедок, так ловко, что и с собаками не сыщешь…

В тростниковых зарослях и на самом деле легко заблудиться не на шутку. Стебли стоят непреодолимой стеной высотой примерно метров пять. Иногда высоченные стеблины перерастают в монструозные формы. Тогда вы еле обхватите рукой уже не тростинку, а самый настоящий бамбук, годный для прочных построек. Но таких стеблей ещё поискать надо — слишком мало их попадается.

— Это я тебя намеренно по гущару повел, чтобы дорогу к лесу срезать. Так удобней и быстрей, если толк понимаешь.

Да, понимаю, что удобней меня тут пришить и оставить в непроходимых зарослях. Даже хоронить не надо, дикое зверьё с мёртвым телом за пару дней управится до голых косточек.

* * *

Как я ни хорохорился, все же отстал и заблудился. Может, не я заблудился, а старик нарочно меня завёл в самую чащу и улизнул? Тогда уж точно жди фатального выстрела. А может, это будет нож в спину? А то и стрела из самострела-арбалета, поставленного на звериной тропе.

Я остановился из предосторожности. В опасной ситуации лучше всего не делать лишних и необдуманных движений. Тишина, изредка прерываемая ленивым лягушачьим кваканьем, писком крылатых пичуг и жёлтых мышей-малюток, вьющих шары-гнезда на тростинке, продолжалась недолго. Где-то впереди сухо заиграла барабанная дробь тростниковых стеблин. Наверное, дед ломился ко мне напролом из зарослей.

Я осторожно выбрался на неширокую прогалину, где все-таки можно было как-то осмотреться. Потом отступил на шаг, закрылся стеной тростника. Глянул на метёлки высоких тростин — туда, где они заколыхались. Повернулся на треск, вскинул карабин, вышел на прогалину из своего укрытия и… застыл как вкопанный.

На меня посматривали испуганные поросячьи глазки кабаньего подсвинка, ещё с едва заметными полосами на спине. Каюсь, от нервного перенапряжения не смог сдержаться и выстрелил прямо в задранный на меня пятачок. Подсвинок подскочил на задних лапах и замертво грохнулся набок.

Я тяжело перевёл дыхание и снова развернул карабин в сторону треска раздираемого тростника, но уже с другой стороны. Не выстрелил только потому, что на охоте категорически запрещено стрелять в дичь, которой не видишь. Таковы вот правила охотничьей безопасности.

— Вот тебе делать было нечего, паря! — вывалился из стены тростника дед.

— Я не хотел. Как-то машинально все получилось.

— Понятно — перепугался.

— Тебе кабанчика жалко?

— Сейчас его мамочка с дружной семейкой из десяти веприков сюда нагрянет, они нас с тобой в кашу истолкут, если озвереют. Надо убрать дичину и самим убираться поскорее.

Из пятиметровых монструозных стеблин мы с дедом соорудили волокушу и выволокли мою добычу на чистое место.

— Морду, шкуру или копыта на трофей брать будешь?

— Нет, это ж всего-навсего подсвинок, а не настоящий кабан. Да и лишняя тяжесть на обратном пути.