Я хотел этими воспоминаниями утешить Витика, но он никак не утешался.
— А кто тебя Нытиком прозвал? Помнишь? Я прозвал!..
— Ну и пусть…
— Чудак человек, ты подумай, сколько у нас в классе хороших, даже прекрасных, можно сказать, ребят. Толя Буланчиков, и Тимка Лапин, и Галя Калинкина… И еще целых тридцать пять человек! Они тебя никогда не били и Нытиком не обзывали!
— Не ну-ужно мне других товарищей!..
Я раньше не подозревал даже, что Витик-Нытик такой верный и преданный друг. Мне стало стыдно за то, что я частенько подсмеивался над ним. Но я не показал виду, чтобы еще больше не расстраивать Нытика.
— Чем без толку хныкать, — сказал я, — помог бы мне лучше в одном деле!
— В како-ом?.. Зубы загова-ариваешь, да-а?..
— В каком? В любовном! Вот в каком!..
У Витика-Нытика сразу высохли слезы.
— Ты влюбился? Да?!
— Да нет… Это я про Диму хотел тебе рассказать. Он, понимаешь, влюбился и не хочет с нами ехать в Заполярск. Не знаю прямо, что делать!
Витик-Нытик был очень любопытным. Шмыгнув носом, он торопливо поинтересовался:
— Ваш Дима? Влюблен?! А в кого, а?..
Я «убиваю любовь»
Витик-Нытик сказал мне, что в старых журналах, которые еще до революции выходили и которые очень любит перечитывать его бабушка, даются разные советы насчет того, как нужно «убивать любовь». Там так прямо и написано: «убивать».
— Там сказано, — говорил мне на следующий день Витик, — что для этого самого… ну, для убийства любви нужно вызвать у того, кто пострадал, то есть влюбился, «отвращение к любимому предмету».
— Ты что-то перепутал, — сказал я. — Это же совсем про другое говорят: «любимый предмет». Вот история — это мой любимый предмет. И еще литература. А тут при чем?..
— Не ве-еришь? — заныл Нытик. — Ты ведь еще никогда не влюблялся?
— Нет…
— Вот ви-идишь! Откуда же тебе знать? А те, которые эти советы сочинили, они-то уж знают! Я своими собственными глазами читал! Там так и написано: «вызвать отвращение к любимому предмету»! То есть, прости, я немного перепутал: «к предмету любви»!
…Нашу поездку в Заполярск пришлось отложить на месяц, потому что Дима должен был сдать экзамены на аттестат зрелости, — и я решил за этот месяц, как говорится, скоростным методом вызвать у Димы «отвращение» к Кире Самошкиной.
На следующий день (предпоследний, накануне моих каникул), на большой перемене, я стал внимательно разглядывать Киру.
— Смотри! Смотри!.. Маленький Димин братишка! — захихикали Кирины подружки, с которыми она ходила по коридору, прямо-таки обнявшись. Они так и сказали: «маленький братишка»! Не знаю, как у Димы, а у меня сразу возникло это самое «отвращение». И Кира тоже стала подхихикивать и тоже внимательно разглядывать меня.
Я, помню, полез за платком, но так как его опять не оказалось на месте, я просто рукавом вытер вспотевшее от волнения лицо, пригладил волосы и продолжал свои наблюдения. А Кира вдруг мне подмигнула и, проходя мимо, стала что-то напевать. Да, да, прямо на переменке в коридоре стала напевать! «Отвращение» мое возрастало с каждой минутой…
Я все это старательно запомнил и вечером, дома, приступил к делу.
— А Кира-то Самошкина, — сказал я Диме, — какая-то странная. На перемене все время ходит, обнявшись со своими подружками. И они ее тоже обнимают, прямо смотреть…
Я не договорил слова «противно», потому что Дима мечтательно возвел свои глаза к потолку и перебил меня:
— Да, ты прав. Подруги очень любят ее! И даже обнимают… Я это сам тоже заметил. Она ведь прекрасный товарищ и друг!
Я с жалостью посмотрел на Диму: нашел кем восхищаться!
— А ты заметил, как она все время улыбается? Ничего нет смешного, а она улыбается… — продолжал я. — И еще подхихикивает…
— Не подхихикивает, а просто смеется! — возразил Дима все с тем же глупым, мечтательным выражением на лице. — Да, я заметил это! У нее очень веселый и добрый нрав. Она любит улыбаться! И это прекрасно! Это замечательно!.. Ты прав, Севочка!
Он так расчувствовался, что даже назвал меня ласкательным именем, чего раньше с ним никогда не случалось. Но я все же не сдавался.
— А ты слышал, как она прямо на перемене… Ну, представляешь, прямо на самой большой перемене в коридоре распевает себе во все горло?! Это же…
— Это чудесно! — снова воскликнул Дима. — У нее превосходный голос и слух. Она же староста хорового кружка. И кончает музыкальное училище.
— Как? И в школе и в училище сразу? Выдвинуться, значит, хочет, да? Отличиться? Все нормальные люди в одном месте учатся. А она сразу в двух. Скажите пожалуйста!
Нет, на Димином лице не было «отвращения». От всех моих разговоров он, кажется, начал еще больше восторгаться своей Кирой. А вечером опять заявил, что никуда с нами не поедет. Мама сразу прошептала папе (ее шепот я разбираю даже на расстоянии!): «Это плоды твоего воспитания!»
Папа погладил свою круглую бритую голову и с улыбкой сказал:
— Ничего-о. Он привыкнет к этой мысли!.. Юношеское упрямство! Я сам был таким.
Но я знал, что Дима иногда привыкает к папиным мыслям не так быстро, как мама. И потом ведь папа даже не догадывался о причине его «юношеского упрямства».
Что было делать?
Я собрал всю свою волю и пошел на самый последний и отважный шаг: решил поговорить с Кирой Самошкиной.
Как-то однажды после уроков я пошел за Кирой. Она свернула из переулка на улицу, и я свернул. Кира встретила какого-то высокого парня, который показался мне красивее нашего Димы. И потом он хорошо видел и был без очков… А Кира стала смеяться тем самым смехом, который почему-то не вызывал у Димы никакого отвращения. У меня неприятно заныло под ложечкой, и мне вдруг (сам не знаю отчего) захотелось избить этого высокого парня со спортивной походочкой. Но он был, наверно, на целых полторы головы выше меня, и я решил его не избивать.
Потом Кира пошла дальше, и я за ней. Она зашла в ювелирный магазин, и я тоже зашел… Под стеклом лежали тоненькие золотые кольца, — я как их увидел, так прямо за голову схватился (конечно, мысленно!): уж не собирается ли мой старший братец тайком жениться?! Кира, наконец, заметила меня. Тогда я стал внимательно разглядывать разные браслеты и серьги, которые тоже лежали под стеклом и почему-то очень дорого стоили (мне таких и задаром не надо!).
— Тебе чего? — спросил продавец.
— Так… ничего… Разглядываю…
— Нечего тебе здесь делать. Вот рядом магазин ученических принадлежностей, там и разглядывай!
Кира вдруг подошла, гордо и даже презрительно взглянула на продавца и сказала:
— Он со мной!
— Тогда простите, пожалуйста, гражданочка! Я смотрю, парнишка… кольца ему покупать вроде еще рановато… И серьги вроде ни к чему!
Мне было неприятно, что Кира за меня заступилась: я ведь должен был и в себе тоже все время вызывать это самое «отвращение».
— Ты что за мной идешь? — спросила Кира. Она внимательно оглядела меня и вдруг даже как-то нежно сказала: — А у тебя нос точь-в-точь как у Димы…
Нос мой сразу зачесался, и на лбу, как тогда, на переменке, выступил пот. Но тут я почему-то не решился вытереть его рукавом курточки. Я уставился в тротуар и сказал:
— Мне нужно с вами поговорить…
— С Димой что-нибудь случилось? Что-то я не видела его после уроков…
— Пока еще ничего не случилось! — таинственно произнес я, нажимая на слово «пока». — Просто у них сегодня практика на заводе.
— Ах да! Я совсем забыла!
Дима учился не в том десятом классе, в каком училась Кира, и заводская практика у них бывала в разные дни.
— Пока еще не случилось… — повторил я.
— Как это «пока еще»? А что может случиться?
— Мы уезжаем…
— Уезжаете?! Куда?
— Нас командируют!..
— Кого это «нас»?
— Ну, всю нашу семью!..
— И куда же? Куда?
Кира очень заволновалась, поэтому я еще немного помучил ее неизвестностью, всякими таинственными фразами и намеками. Я загадочно опускал глаза и даже сказал, что это «секретная командировка» и что я не имею права о ней подробно рассказывать. Ну, а потом… потом я, конечно, выложил все что мог о нашей поездке в Заполярск. Кира об этом ничего не знала, — Дима почему-то не рассказал ей. Видно, он и в самом деле не собирался уезжать.
— Заполярск?.. — задумчиво произнесла Кира. — Это очень заманчиво…
— Для всех заманчиво! И для меня заманчиво, и даже для мамы заманчиво, а для Димы, видите ли, не заманчиво!
— Почему?
— Потому что… ну, потому что…
— Ну почему? Почему?
— В общем он из-за вас не едет…
— Дима? Из-за меня?! — Кира отчего-то страшно обрадовалась и потащила меня за угол, в переулок.
— Он тебе говорил, да? — стала она допытываться. — Говорил? Именно такими словами: «Я не поеду из-за Киры!»? Да? Прямо так и сказал? А больше он ничего не говорил? Он с тобой делился как с братом, да?