Прохожим ничего не оставалось делать, как бросить Сереге в фуражку монетку.
Увидев, что монетки летят довольно звонко, мы решили усложнить эксперимент. Серега выгреб из фуражки медяки и положил туда в качестве образца серебряную мелочь.
Поток монеток уменьшился, но сама денежная масса стала возрастать с большей прогрессией.
Так мы нааскали почти на два бутилена Золотой Осени и остановились, но не потому, что нам уже было достаточно, а потому, что стемнело окончательно, и прохожие перестали реагировать, принимая нас просто за каких-то пьяных. Они уже не видели в темноте подробностей и думали, что я просто так тут хожу с буденовкой, а Серега просто так тут сидит с фуражкой.
Тогда мы пошли в гамазин, добавили еще своих денег, взяли три бутилена, зашли в какую-то подворотню и усугубили там один.
Стало холодать. Мы решили выдвинуться в Москву, но не в Москву Слезам Не Верит, в пивняк, а в Москву – Мосекаву, просто в наш базовый родной город. Но нам было влом возвращаться на вокзал, ждать электричку и в ней трястись.
Надо сказать, что в те далекие времена менты не отбирали у людей деньги, а у нас еще с Москвы завалялось рублей по двадцать. И мы решили взять такси.
Это было проблемно, потому что мы не просто так ловили машину, не руками, а ловили мы ее бутиленами, высоко над головой их подымая и, когда очередная машина проезжала мимо, делали из бутиленов по глотку.
Странно, что в тот момент, а он длился неопределенно долго, нас не свинтили менты. Наконец, какой-то чуткий таксист остановился.
К тому времени уже начался страшный загорский дуб. Поэтому я не стал просовывать свою голову в такси и спрашивать таксиста, поедет ли он в Москву, а просто запихнул Серегу в такси и сел сам.
Когда я запихивал Серегу в такси, он упирался ногами, думая, что это не такси, а ментовская машина, и что я не Яша, а мент.
Наконец мне удалось водрузить Серегу на заднее сиденье, полагая, что он там сразу умрет. Но Серега умер не сразу.
Я сказал таксисту:
– В Москву.
Серега поднял голову и спросил:
– В Москву Слезам Не Верит?
Я сказал:
– Нет. В Москву. Просто – в Москву. В Мосекаву.
Вот тогда Серега и умер. А я долго сидел в ночном такси, мчащемся сквозь вьюгу по Ярославскому шоссе, и думал о Владивостоке.
Говорят, Владивосток такой же теплый, как и Гурзуф, и там тоже пальмы растут, и тоже можно слип забивать в том месте, где на тебя слип нападет. А еще говорят, что во Владивостоке добрые, приветливые менты. И говорят, что во Владивостоке на каждом углу продается пиво, а напротив – вайн. Это значит, что по Владивостоку пройти – это всё равно, что по Запорожью пройти, или по улице Свердлова в Харькове. То есть, как получается, невозможно весь Владивосток из конца в конец пройти. Будто бы это и не Владивосток вовсе, а сама Арабатская стрелка.
* * *
Дальше:
Арабатская стрелка: мы рождены, чтоб сказку сделать былью
Как мы в первый раз бухом ехали
Как мы Еню Алини в Бахчисарае кинули