Читать интересную книгу Маевка - Ольга Шалацкая

— Барков, пожалуй, уйдет и три грации не станут ждать, — подумал Урчаев и встал.

— Так я вас подожду здесь в сквере напротив, — сказал он.

— Нет, нет, — торопливо спохватился Сапфиров: — я сейчас; вот только записку домой. И с этими словами он поднялся с места и выпрямился во весь рост. Шаловливый огонек засверкал в его сузившихся полинялых глазах.

Он писал: «Дорогой друг, не жди меня сегодня к обеду, я приглашен к Подшивалову, а оттуда поеду на заседание. Не беспокойся, если запоздаю немного. Твой Коко».

Заклеив конверт, он позвонил курьера и, лаконически промолвив — «барыне», вышел вместе сУрчаевым из опустевшей канцелярии.

Барков, в томительном ожидании, сидел на скамейке, а перед ним, точно Лотова жена, продолжал стоять Семен с жаждущим, молящим взглядом.

Подозвав парный экипаж, приятели уселись. Один из сторожей присутствия таинственно вынес ящик с винами и проч., старательно силясь прикрыть его чуть ли не собственным туловищем, передал в руки извозчика и промолвил: — Осторожнее!

II.

На одном из летучих мостков, около содержателя лодочной пристани, в умопомрачительных весенних туалетах и шляпках стояли Надя, Валя и Маня, а позади их субретка Дуня.

— Ах, как хорошо и предупредительно заставить нас ждать целые три четверти часа в самой томительной скуке! — накинулись три грации на новоприбывших.

— У меня сделался сплин и предупреждаю, что я буду в прескверном настроении духа, — заявила Надина.

— А у меня голова болит, чуть солнечный удар не сделался, — подхватила Валя.

— Я не при чем, не при чем… Меня самого задержали, — оправдывался Урчаев.

— Это я, m-mes, виноват, — объявил Сапфиров с сияющей улыбкой.

— Да? — протянули девицы. — Вам-то на первый раз можно отпустить прегрешения.

— Вот тебе раз! Это почему же? Он также подлежит взысканию! — фамильярно заявил Урчаев. Сапфирова, как человека порядочного круга, это несколько покоробило, но это ощущение скользнуло мимолетно по нем, не задерживаясь долго, под впечатлением ясного весеннего дня, солнечного блеска и обаятельного женского общества.

— О, что вы! Г-н Сапфиров, натурально, мог быть занят делами: он так много работает… Мы охотно извиняем.

— Дороховский — лодку! — завопил капитан во все горло. Лодку подали.

— Позвольте вашу руку, сказала Надина Сапфирову: — я беру вас к себе в пажи. Вы довольны?

— В восторге! — любезно ответил Сапфиров, сгибая кренделем руку и сбоку поглядывая на свою даму. Надюша не особенно ему понравилась: он находил ее несколько вульгарной; кроме того, по странной случайности, она походила на одну из его племянниц, старую деву, очень ядовитую на язык, особенную любимицу жены. Розовая, кудрявая Маруся нравилась ему больше; но той уже завладел Урчаев.

Баркову досталась Валентина, чем он вполне удовольствовался.

Вожделения Семена увенчались полным успехом: усадив господ и пожелав им здравия, он получил от Сапфирова три рубля и столько же от Баркова. Чуть не вскрикнув от радости, скорым маршем побежал домой.

Перебрасываясь остротами и шутками, компания отплыла за несколько верст в укромный уголок и расположилась на полянке у леса. Субретка девиц разостлала на мягкой, пушистой траве скатерть, установила вина, закуски, конфекты, и приехавшие стали угощать друг друга. Надина уселась рядом с Сапфировым и, несмотря на то, что вначале ему не особенно нравилась, успела под конец вскружить ему голову. Маруся, склонив свою миловидную головку на плечо Урчаева, дремала после двух бокалов шампанского.

Пили, ели, смеялись. Капитан предложил выпить брудершафт, после чего затянул песню и облобызался со всеми.

Субретка Дуня умелой рукой то и дело подливала в стаканы вино и подавала господам.

— Смотри, не перелей, — нахмурив черные брови, повелительно и строго шепнула ей Надина: — наделаешь нам хлопот.

Тонкая усмешка скривила Дунины губы.

— Не беспокойтесь, знаю, — ответила она.

Гости быстро опьянели;. Сапфиров скорей всех свалился с ног.

— Ха, ха! прародитель Ной, — смеялся Урчаев, весь багровый, с лоснящейся физиономией и налитыми кровью глазами.

— Оставьте, капитан. Пусть бедный старичок заснет, — сострадательно ответила Надина и прикрыла лицо Сапфирова носовым платком.

Урчаев и сам вскоре, сильно охмелев, заснул.

Валентина отозвала Баркова в сторону, попросила пойти с ней в лес, нарвать ландышей, на что молодой человек изъявил полное согласие, — пошел и, присев около куста, не мог больше встать.

— Извините, — бормотал он: — мне дурно. Сам не понимаю, что со мной делается.

И без чувств свалился на траву.

Затаив дыхание, Валентина выждала несколько минут; видя, что Барков спит тяжелым сном, сдернула перчатку, ловкой рукой нащупала бумажник в боковом кармане, вытащила его и, бегло взглянув на содержимое, вспыхнула от удовольствия; потом торопливо сунула его за корсаж и, оставив бесчувственного молодого человека одного в лесу, бросилась к подругам.

Те тоже хозяйничали около своих кавалеров. Надина похитила у Сапфирова полновесный кошелек с золотом, потом обыскала Урчаева, у которого нашлось всего десять рублей.

— Это твоя доля, Маруся, — деловито сказала Надя.

— Ах, оставь ему, бедненькому, хоть на извозчика! — ответила Маруся.

Беззастенчивее всех шарила субретка Дуня. Она поснимала часы, кольца, отобрала мелочь из кармана, захватив конфекты и несколько бутылок вина, сказала:

— Скорей, барышни, подобру-поздорову, а то еще неравно какой-нибудь черт очухается.

Девицы уселись в лодку, дружно заработали веслами и поплыли назад, оставляя бесчувственные тела своих поклонников.

Навстречу им ехала лодка студентов, человек пять.

— M-res, m-res! — закричала Надина, перегнувшись за борт: — мы наказаны, наши кавалеры оказались невежи: перепились и нехорошо повели себя, так что мы принуждены были их оставить. Проведите нас в город.

Вскоре шумная молодежь расселась парочками и направилась по Днепру, обгоняя друг друга.

Вечерело. Солнце уже близилось к закату. На западе потухли последние отблески лучей. Пикнисты лежали, объятые тяжелым, мертвым сном. Урчаев поднимется немного, поведет глазами, промычит что-то и опять бросится на траву.

По дороге с унылым видом брели четыре оборванца-верзилы.

— Стой, братцы, сказал один: — никак господа до бесчувствия перепились! Ишь сколько водки и закуски! Вот Бог счастье послал!

Потрогав довольно бесцеремонно господские тела, оборванцы присели на траву, жадно съели остатки, выпили вино, потом принялись раздевать бесчувственных пикнистов. Они учинили форменный грабеж: поснимали все платье, начиная от верхнего и кончая обувью, забрали даже шапки. Отыскали в лесу Баркова и, как водится, обобрали до нитки.