Он безжалостно задвинул нежелательное переживание в дальний угол, где держал запертыми все свои дурные воспоминания.
– Я – ваша плата, мистер Меррик. – Голос Сидони прозвучал впечатляюще холодно. Brava, incognita! – Если вы не возьмете свой выигрыш с меня, долг станет спорным.
– Так говорит Роберта?
– Честь требует…
Он резко, надтреснуто хохотнул и увидел, что девушка наконец дрогнула – от его издевки, а не от уродливого лица.
– Честь не имеет власти в этом доме, мисс Форсайт. Если ваша сестра не может расплатиться своим телом, то должна заплатить обычным способом.
Ее тон ожесточился.
– Вам прекрасно известно, что моя сестра не в состоянии покрыть свои расходы.
– Это трудности вашей сестры.
– Я подозреваю, вы знали, что она не сможет устоять перед соблазном, когда заманивали ее в игру. Вы используете Роберту, чтобы насолить лорду Холбруку.
– Ах, какое жестокое обвинение, – проговорил он с наигранным испугом, однако ее предположения были верны. Он не намеревался в ту ночь заманить Роберту в ловушку адюльтера, но представившийся случай ввел бы в искушение даже более нравственного человека, чем Джозеф Меррик. Особенно когда он знал, что к презрению Роберты примешивается здоровая порция физического влечения. – Предложить себя в качестве замены – чертовски сильная демонстрация сестринской любви.
Девушка не ответила. Он встал и медленно двинулся к ней.
– Прежде чем согласиться на эту замену, я должен увидеть, что получаю. Мозги у Роберты, может, и куриные, но вот все остальное весьма и весьма… гм… впечатляющее.
– У нее не куриные мозги. – Мисс Форсайт чуть попятилась, потом остановилась и подозрительно спросила: – Что это вы делаете, мистер Меррик?
Он продолжал приближаться.
– Разворачиваю свой подарок.
– Развора?.. – На этот раз она попятилась, не скрывая испуга. – Нет!
Губы его скривились в сардонической насмешке.
– Вы собираетесь оставаться в своей мокрой накидке всю ночь?
Краска на ее щеках проступила отчетливее. Она и в самом деле недурна собой – кремовая кожа, полные губы. Теперь, когда Джозеф был достаточно близко, чтобы заглянуть ей в глаза, он увидел, что они фиалково-коричневые и бархатистые, как анютины глазки. В нем шевельнулся мужской интерес. Не настолько сильный, как возбуждение, но достаточно настойчивый, чтобы вскоре превратиться в чувственный голод.
– Да. То есть нет. – Она подняла дрожащую руку в черной кожаной перчатке. – Вы пытаетесь запугать меня.
Он продолжал улыбаться.
– Если и так, то, я бы сказал, у меня это получается.
Мисс Форсайт выпрямилась. Она оказалась довольно высокой, но ей все же было далеко до его шести футов.
– Я же сказала вам, зачем я здесь. Я не стану сопротивляться. Незачем изображать опереточного злодея.
– Вы будете сносить мои отвратительные ласки, но не позволите мне снять с вас накидку? Это несколько глупо.
Она перестала пятиться исключительно потому, что уперлась спиной в каменную стену. Глаза ее вспыхнули золотистым огнем гнева.
– Не насмехайтесь надо мной!
– Почему же? – лениво поинтересовался Меррик и протянул руку, чтобы развязать завязки на шее.
Она вжалась в стену в тщетной попытке спастись.
– Мне это не нравится.
– Привыкнете. – Руки его скользнули по плечам, почувствовав напряжение под промокшей шерстью. – К тому времени, как мы закончим, вы привыкнете к очень многому.
Сидони обреченно вздохнула, черты ее лица заострились.
– Полагаю, вы правы.
Насмешливость ушла из его голоса.
– Знаете, Роберта этого не стоит.
Мисс Форсайт не отвела взгляда.
– Нет, стоит. Вы не понимаете.
– Боюсь, что нет. – Если девчонка твердо вознамерилась броситься в омут с головой, зачем ему возражать? Особенно когда от нее приятно пахнет дождем и чуть-чуть женщиной. Когда он стащил накидку с ее плеч и та упала на пол мокрой кучей, обнаружилось, что под ней прелестные формы, словно созданные для его рук.
Она тихо ахнула, оставшись без накидки, и стояла, дрожа, но при этом воинственно выпятив подбородок.
– Я готова.
– Сомневаюсь, bella. – Он повнимательнее пригляделся к ее одежде и спросил с неподдельным ужасом: – Что это на вас надето?
Взгляд, который она метнула, свидетельствовал об острой неприязни.
– А что вам не нравится?
Он неодобрительно оглядел белое муслиновое платье с оборками, слишком маленькое для нее, слишком легкое для такой ненастной погоды, слишком немодное, слишком… в общем, все слишком.
– Ничего, если вы одеты, чтобы играть жертвенную девственницу.
– Почему же? – спросила она с горячностью. – Я ведь девственница.
Он закатил глаза.
– Ну разумеется. Тогда почему вы вручаете мне свою девственность, а не даете своей глупой сестрице самой расхлебывать кашу, которую она заварила.
– Вы ведете себя оскорбительно, сэр.
Он усмехнулся. Девушка оказалась куда забавнее, чем Роберта. Роберта уже устроила бы ему истерику. Однако невозможно представить, чтобы эта сдержанная богиня прибегла к такому средству. Быть может, ему, в конце концов, повезло. Его затаившееся раздражение из-за интриг Роберты, утихающее под влиянием дерзкого вызова этой прелестной девушки, исчезло без следа. Заманить Роберту в ловушку было делом отнюдь не сложным, хоть перспектива наставить рога своему презренному кузену и представлялась весьма привлекательной. Соблазнение же Сидони Форсайт обещало воистину прекрасное развлечение.
– Это мое лучшее платье, – надменно заявила мисс Форсайт.
Он насмешливо подергал обвисшую оборку вокруг выреза.
– Возможно, когда вам было пятнадцать. – Взгляд его заострился. – А сколько вам вообще-то лет?
– Двадцать четыре, – пробормотала она. – А вам?
– Слишком стар для вас. – В свои тридцать два он был ненамного старше по годам, но на миллион лет старше по опыту. И в этот миллион лет он не был образцом благоразумия.
Ее лицо осветилось внезапной надеждой.
– Это означает, что вы меня отпустите?
На этот раз он рассмеялся в открытую.
– Ни за что на свете.
Она побледнела от страха. Он обнял ее одной рукой за плечи, голые под тонким лифом. При соприкосновении что-то необъяснимое произошло между ними, словно пробежала искра. Когда она вскинула на него испуганные глаза, он погрузился прямо с головой в их бархатистые глубины. Она задрожала, и он ослабил и смягчил объятие.
– Чего вы ждете? – выдавила девушка сквозь зубы.
Высечь его мало за то, что он ее мучит, но Джозефа по-прежнему одолевало любопытство. Он поднял другую руку к подбородку и повернул ее лицо. Так близко он различал каждую ресничку и золотистые ободки вокруг зрачков. Ноздри ее раздулись, словно она вбирала его запах точно так же, как он вбирал ее.