часовые клевали носом, предрассветный час. Выйдя за воином из форта, сначала шли в сторону, где лагерем стояли пленные, но потом взяли правее, в сторону небольшой рощицы. Отойдя уже довольно далеко, воин остановился.
— Жди, это здесь. — а сам развернулся и побежал.
Латы накинулись сами собой, сколько ждать, он не знал, поэтому, достав меч, сел по-турецки на прохладную землю, подвесил немного впереди маленький светляк, принялся ждать. Топот ног, он услышал задолго до появления силуэта в сумраке, в тишине была слышны еще шаги существ, не привыкших к таким перемещениям. Первым на свет светляка выскочил минотавр. Здоровенный такой, минотавр. Женщина. В пользу этого говорила повязка на груди, подтягивающая первичный половой признак очень больших размеров. Не говоря ни слова, эта махина неслась вперед, размахивая огромным топором. На всем скаку, закрутив топор так, чтобы ударить сидящего человека снизу-вверх. Ловчая сеть в ноги, туша валится вперед, а топор вылетает далеко за спину Сергея. Подставленный клинок ловит шею Минотавра, сам на него насаживаясь. Дернул по кругу, почти отделяя голову от тела и освобождая фалькату. От крови бога, меч начинал светиться зеленоватым оттенком. Интересно, надо это обдумать. Потом. Если выживет. Светляк поярче, и в круг света вступило ещё четыре бога, окружая его.
— Эх, ну что же вы так-то, а? Выходи, Горяна, я тебя чувствую. — Толчок эфира, и богиня северных гор предстала в своей воинской ипостаси. Сергей даже залюбовался, если бы не пылающие красным глаза. — И-и? Разбудили, притащили хрен знает куда, — с этими словами, подошел к лежащему минотавру, принялся методично рубить шею, приговаривая, — ещё и… хрясь… Напали… хрясь… нет бы прийти… хрясь… поговорить… хрясь… шмяк… — голова отделилась от тела, и Сергей, ухватив ее за рог, бесцеремонно поставил ее на задницу туши.
Первым не выдержал близнец убитой, его рев разнесся по небесам, и он не контролируя себя прыгнул вперед, незатейливо рубя сверху вниз. Сергей сместился чуть в сторону, рубанув по толстенной руке, и с разворотом загоняя фалькату в горло сбоку, проворачивая и выдергивая, от чего кровь фонтаном залила лицо хранителя, а меч стал светиться ярче.
— Ты сдохнешь! — Прошипел мужик в фартуке мясника и с таким же огромным тесаком. Понятно, палач.
— Естественно, все умирают. Так, а хотели то чего?
Четырехрукая баба завизжала, доставая из-за спины клинки, сразу во все четыре.
— Ты! Забрал то, что принадлежит нам!
— Да ладно? Вроде ничего ещё не успел ни у кого забрать, а трупам вещи не нужны. — ухмыльнулся тот в ответ.
— Ты убил Гурната! А он делился с нами силой, глупец! — мерзко верещала четырехрукая.
— И вы, все кто питался у кормушки под названием Зария, решили меня завалить, так? Только забыли о мироздании и о том, что, если я умру от ваших рук, вам уже нигде не скрыться и путь ваш сюда, будет заказан.
— Ошибаешься, глупец! У нас есть та, кто признана тобой! — указала одной из рук на Горяну.
— Толкс, я надеюсь ты всё слышал? Как же вы мне надоели… борзые божки, что не могут… — голова четырехрукой богини начала заваливаться набок, — продумать и на… — голова Горяны покатилась по земле, — пару шагов… — из груди толстяка вылезло широкое лезвие меча, дернулось вверх, разваливая то на две неравные половинки, — вперед. — со всей силы, метнув меч в мужика с кривой саблей и похожего неуловимо на ямайского Барона Самеди. Меч пробил грудину, толкая того назад, где послышался шелест меча, и очередная отделенная голова подкатилась в круг света. Сергей подошёл к телу, выдернул меч, вернулся к трупам минотавров, присел на ту, что была самкой, рядом с ее же головой. Из тьмы вышел бог войны в боевой форме: матовый массивный нагрудник, обнаженные руки, наручни с гребнем, кожаные штаны и какая-то странная, похожая на лапти обувь, с высокой шнуровкой, шлем в форме жуткого зверя он уже держал в руках. Сел на труп обезглавленной четырехрукой богини, поднял ее голову за волосы, посмотрел.
— Красивая была, но дура дурой. — подкинул голову к Сергею Толкс. — Все как ты и говорил, когда услышали про захват страны. Глупцы.
— Это правда, что она говорила, про то, что из пантеона их могут впустить обратно?
— Частично. Потому что при этом хранитель уже должен быть мертв.
— Я так и подумал. Спасибо за помощь, надеюсь и в будущем на тебя! — Но вдруг вспомнил об одной идее. — Кстати, там у меня человек пятьсот храмовников, если согласятся, возьмёшь под крыло? Через клятву, все дела. Храм у них заберешь, под себя переделаешь. Что думаешь?
— Согласятся, возьму. И, знаешь, что, вот это я тоже возьму! — рубанул по шее второго Минотавра, отделяя голову, и цепляя за рог. — В зале славы повешу, пусть гордится, что висит со славными воинами.
— Так я же, когда их предам забвению, они рассыпятся. — удивился Сергей.
— Не, у меня не рассыпется. Ты бы начинал, а то вон, уже куча солдат бежит, а эти всё неупокоины. — и тихо исчез с головой.
— Блин! Я тоже может хочу так трофеи собирать, а они не задерживаются! Ладно, — махнул рукой, принялся снимать с Горяны броню, откладывая в сторону, меч, вытряхнул голову из шлема, проделал тоже самое с остальными. — Блин, дожился, мародерствую. Хотя, что в бою взято, то свято! Вот, а это топор Богдану подарю, а сабелька, наверное, Хану будет в тему. А остальное… А, потом разберусь… — сложив всё в кучу, начал отправлять на перерождение и забвение.
Строй солдат остановился в паре десятков метров от побоища, не решаясь подойти, а Сергей, подхватив последнюю голову, посмотрел в лицо.
— И правда красивая… была… — голова хлопнула глазами пару раз, и вслед за громом, развеялась по ветру.
Первым подошёл Богдан, оглядывая кучу трофеев.
— Знатно накрошил. — Пробасил он, Сергей же, подойдя к куче, вытащил два топора протянул оба Богдану, со словами: выбирай, принялся заворачивать остальное в плащ Горяны. — Вот этот! Легкий, как перышко, острый, как бритва! Вот это вещь! — крутанул топор пару раз, остался доволен и как ребёнок новую игрушку, прижал к груди.
Таща на себе кучу божественного железа, Сергей уже хотел плюнуть, и отдать солдатам, но не решился рисковать такими трофеями, поэтому, уже в форте, выловив Юруса, вручил ему подарок для Хана и кинжал лично для него, Святославу же, отошла пара узких и не очень длинных мечей четырехрукой. Все остальное, свалил кучей в углу комнаты, присаживаясь на стул.
Вынув из ножен фалькату, посмотрел на ее зеленый отлив, ставший ещё ярче. И меч сам по себе стал другим, более удобным,