— Вы и вправду думаете, что сделаете это? — Сиро с интересом посмотрел на девушку, — не много ли на себя берете, Илта-сан?
— Нет, — сказала Илта, отгоняя зароившиеся в голове сомнения, — думаю, у меня все получится. Прошу дать мне возможность, как можно чаще бывать с ней наедине. И пусть она поменьше видит ваших людей — они ее будут только пугать.
— Выходит и мне к ней лучше не подходить? — уточнил Сиро.
Илта молча кивнула, про себя подумав, что уж кто-кто, а «папаша» тут является последним человеком, способным внушить пленнице спокойствие.
— Жаль-жаль, — покачал головой Сиро, — честно говоря, я бы не отказался поучаствовать в перевоспитании большевистской шлюшки в духе верности Императору. Тем более, если она доктор — у нас найдется немало общих тем для разговора.
— Мужчине от женщины обычно нужна не болтовня, Сиро-сан — Илта томно потянулась, как бы случайно распустив пояс, так что приоткрывшееся кимоно показало Исии, что под ним у его гостьи ничего нет. По тому, как блеснули глаза начальника «отряда 731» Илта поняла, что «папаша», известный сластолюбием, попался на крючок. Он и раньше делал ей намеки, но Илта пользуясь своей «неприкосновенностью» делала вид, что не понимает намерений Сиро. Однако с Натальей он был в своем праве — в его власти было не допустить Илту к ней, сославшись на неудачу миссии в Чите. Чтобы Илта получила свободу рук в работе с советской пленницей, «папаша» должен был получить «отступное».
Девушка встала с кресла, скидывая кимоно. Сиро ощупывал ее похотливым взглядом — стройная, поджарая Ильта, не была плоской, как большинство японок. Стальные мускулы перекатывались под смуглой кожей, но фигура оставалась женственной: крепкие груди, округлые ягодицы, длинные ноги. Коротко подстриженные черные волосы обрамляли овальное лицо с высокими скулами и слегка раскосыми ярко-синими глазами, делавшими ее столь непохожей на азиатских девушек и от этого-еще более привлекательной. Переступив через сброшенное на пол кимоно, Илта шагнула к Исии, усаживаясь к нему на колени. Жадная мужская рука по-хозяйски прошлась по ее прелестям, толстые пальцы больно выкрутили нежный сосок. В ответ девушка впилась в губы японца долгим жадным поцелуем. В голове ее мелькнула мысль как легко было бы сейчас применить испытанный прием куноити: вырвать корень языка, заставив Исии захлёбнуться в собственной крови. Сиро, не догадываясь о кровожадных мечтаниях своей партнерши, оторвался от ее губ и раздвинул колени, сталкивая Илту на пол. Она раздвинула полы халата и слепая змея с набухшей от крови головой протолкнулась меж девичьих губ — половой орган Исии настолько же превышал средние японские размеры, насколько он сам был крупнеесреднего японца. Однако Сиро недолго наслаждался оральными ласками, вынув член изо рта куноити и шлепнув ее пару раз по щекам, японец рывком поставил девушку перед собой. Илта, обхватив ногами бедра Сиро, насадилась на его член хлюпающей от влаги промежностью. Исии встал, опрокидывая стул и, продолжая удерживать девушку на весу, повалил ее на мягкий ковер. Ему не нужны были затянутые прелюдии и предварительные ласки — Исии привык к грубому, почти насильственному соитию и Илта старалась не разочаровать «папашу». Острые ногти пропахивали кровавые борозды вдоль невидимых линий нажимая на точки усиливающие мужское возбуждение и мужскую силу. Удовольствие превращалось в сладкую пытку, боль и наслаждение смешивались воедино и Исии Сиро буквально вколачивал в голубоглазую демоницу свое «орудие», стремясь к тому, чтобы все быстрее закончилось и одновременно не желая этого.
Наконец он разрядился в нее и без сил опрокинулся на спину. Уставшие, но довольные любовники расслаблено лежали на полу. Рука Сиро Исии лениво гладила грудь девушки.
— Ну что же, Илта-сан, — усмехнулся он, — можете считать, что с завтрашнего дня эта русская в полном вашем распоряжении. Надеюсь, ей будет столь же приятно проводить время с вами, как и мне.
Илта Сато криво усмехнулась и потянулась за валяющимся на полу кимоно.
Прошла неделя с тех пор, как Наташу привезли в это ужасное место и с тех пор она сходила с ума от страха и неопределенности. Нет, ее не били, не насиловали, не морили голодом: поместили в уютную камеру, явно предназначенную для большего количества людей — девушка могла выбирать из четырех, прикрученных к полу, кроватей. Кормили ее три раза в день — рис, вареная рыба, мелко порубленная свинина, даже фрукты и сладкие пирожки. Однако вся это сопровождалось полнейшим равнодушием японских охранников, игнорировавших все попытки вступить с ними в разговор. Они же не спускали с Наташи глаз — ночью, когда уставшая от беспрестанного тревожного ожидания девушка смыкала глаза, ее нередко будил фонарь, которым японский охранник светил в смотровое окошко. Несколько раз к ней приходил врач — щуплый японец в роговых очках с медсестрой-маньчжуркой. На ломаном русском ей задавались вопросы о здоровье, достаточно профессионально, как она могла заметить, однако попытки хоть как-то прояснить свою судьбу, были встречены ставшим уже привыкшим полнейшим равнодушием.
Она была здесь не одна — из-за стены справа и слева временами слышались какие-то звуки: приглушенные стеной разговоры, крики, плач, проклятия на разных языках. Время от времени из коридора доносились звуки открываемой двери, команды на японском, звуки ударов и удаляющиеся шаги.
Наташа уже поняла куда попала — в читинском отделении «Плеяды» «Маньчжурский отряд 731» был чуть ли не главной страшилкой, существованием которого во многом и оправдывалось появление проекта. Она помнила, как японское наступление на Дальнем Востоке предварялось вспышками эпидемий среди солдат и гражданских, как она, тогда еще совсем молоденькая студентка медицинского университета сбивалась с ног, ухаживая за больными. Уже позже, попав в «Проект» Наталья узнавала жуткие истории: о бесчеловечных опытах над русскими и китайскими коммунистами, о культивации самых опасных штаммов заболеваний, с помощью которых японские империалисты стремились поставить на колени Страну Советов. Конечно, она еще многого не знала — например, что приносимые ей сладкие пирожки были избавлены от обязательной для остальных заключенных «начинки» из бактерий чумы или тифа. Однако и того, что Наташе было известно, наполняло ее ужасом и отвращением вперемешку с тревогой за собственную участь.
Тревога эта усилилась еще больше, когда на восьмой день заключения, ей не принесли, как обычно, завтрака. Был пропущен обед и ужин- похоже, что ее собирались морить голодом. Подобная перемена не предвещала ей ничего хорошего- и Наташа еще долго вертелась на кровати, только под утро сомкнув глаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});