Читать интересную книгу Разлюбил – будешь наказан! - Ирина Крицкая

– Едет человек за двести… триста километров… Заходит к нам, а тут – «Ох! Какая баба!». И сразу у него настроение меняется. В следующий раз он подумает: «А поеду-ка я туда, где вот эта вот красавица работает». Это большой плюс для команды. Ты согласна?

– Абсолютно, – киваю.

Я перевожу взгляд на свои любимые цветочки. Кто их тут теперь без меня поливает?!

Рома приготовился ко второй атаке. Обошел меня по кругу и снова присосался:

– Я вот смотрю на тебя… Ты в последнее время изменилась. Чего-то тебе не хватает…

Мне чего-то не хватает! Я слышу это второй раз за вечер и начинаю задыхаться.

– Да. Чего-то не хватает, – говорю.

– Может, общения? – улыбается Ромочка. – Ты же все время одна. Вот скоро я свою семью перевезу… Будете гулять вместе, обсуждать нас, мужиков…

– Тебе дети звонят, – кричит мой муж из кабинета.

Спасает? Или выпроваживает?

Выпроваживал!

В полночь, истерзанный и злой, он поднялся домой, швырнул рубашку, расстегнул ремень, сбросил ботинки, прошел в столовую, бухнулся на стул и тупо уставился на тарелку с цыпленком. Что такое? Ой, забыла вилку положить. Извините, барин, недогляд, сию минуту исправим.

– Мне за тебя стыдно, – сказал он глухо. – Ты в офис в рванине заходишь…

А я себя сразу осматриваю, на всякий случай, отпихиваюсь сразу:

– Это… не рванина… и там… никого не было…

– Там был Рома. И … и эти штаны… тебе не идут. Совсем не идут, – проехался он по моим нервишкам блестящими железными гусеницами.

– Почему?

– Потому что они мои! – Он заорал. – Ты жена директора. Тебе это ни о чем не говорит?

Ой! Сердце! Сердце мое! Что я слышу?! От кого? Это же котик мой! Человек, который в 1996 году всю зиму проходил в китайском пуховике. И ведь он прав. Штанцы надо выбросить. Чистая правда! Только она мне сто лет не нужна. Педантичная критика убивает все мои эротические фантазии. Хочу брехни! Хочу красивого вдохновляющего вранья! Выдайте мне, выдайте разочек желаемое за действительное. Посейте конструктив. Я расцвету. Завалю ягодками, честное слово.

– Эх, водки бы сейчас, – его превосходительство поводили носом, – грамм сто пятьдесят… Нету? Позор! Тогда чайку.

Чаек подаем к компьютеру. Директор расслабляется в «Бойцовском клубе». От сына мне стало известно, что там он купил себе новый меч и кольчугу. У него и в Сети какой-то невозможный уровень.

4. Вот

За весь месяц в «пионерском» лагере я не встретила ни одного барабанщика. По утрам вместо горна звучала песенка, легенькая такая, в стиле латино. Ля-ля-ля… Мадонна ее пела.

До моря от моей кровати метров двадцать. И никаких свистков, купайся сколько влезет. То, что раньше называлось пионервожатыми, явилось в виде двух девиц, и они лишь изредка отсвечивали, как монархия в Соединенном королевстве. Жить можно. Можно даже на рынок за вином, можно даже ночью на пляж. Жаль, я тогда еще не умела всеми этими радостями пользоваться.

– А ты в курсе? – спросила меня новая подружка, девочка с Севера с большими синими глазами. – Московские журналюги приедут мастер-классы проводить. Я уже записалась в группу телеведущих. Идешь?

– Нет, – говорю. – Не иду. Мне газета больше нравится.

Все будущие телезвезды покосились на меня недоверчиво.

– У меня папа – пишущий журналист, – похвалилась я и убежала в маленькую стеклянную аудиторию для прессы.

Там хозяйничал недовольный толстяк. На нем была зеленая майка, в ней он напоминал арбуз. То ли он объелся, то ли недоел, нудил, нудил что-то… Мне стало скучно. Я перестала слушать, сижу и рассматриваю тех, кто впереди.

Вон пацан за собой машинку печатную таскает. Даже на пляже его с машинкой видела. Башкирия! Пугачевский бунт давно подавлен, а они все скачут ордой короткими перебежками, нацарапают на стене «Цой жив» и воют свою любимую «Все идет по плану-у-у».

Хохлы расселись. Все время что-то выясняют, претензии предъявляют, кормят их плохо, понаехал неизвестно кто… Но к вечеру гарные хлопцы бегут на рынок, приносят оттуда трехлитровые банки «Изабеллы» и кадрят девчонок. Меня уже кадрили, я сбежала.

Сибирь такая интеллигентная, оказывается. Не зря туда столько лет оппозицию ссылали. Сибирские дети как маленькие танки – здоровые, спокойные и очень самостоятельные.

В общем, покатит, – народ мне понравился. Все ненормальные, в рваной джинсе, в мини-юбках, в размалеванных майках, у всех куча понтов – кайф после моей занудной школы. Дети Черноземья рот раскрыть боятся, не то что в ухе дырку проколоть. Сейчас они выросли и, представьте себе, голосуют за коммунистов. Точнее, за тех, у кого сейчас почта, мосты и телеграф.

… – Что это? – толстый газетчик показал узкую металлическую линейку.

– Линейка, – все ответили хором, и я проблеяла «линейка».

– Строкомер, – послышалось сквозь голоса.

– Кто сказал строкомер?

И тут встал мальчик… Не смейтесь только – он. Да, он, конечно же. Так, а ну-ка хватит надо мной смеяться! Да, он сказал «строкомер», как это эротично! Я сама сто раз видела этот строкомер в редакции и все время хватала его у отца со стола, крутила в руках, думала – «какая линейка прикольная» и ни разу не спросила, как линейка называется. Поэтому я внимательно посмотрела на этого фактурного мальчишку.

Будем соблюдать протокол, расскажу, как он выглядел. Помню, надо же… Сто лет прошло, а я помню его серьезные карие глаза и высокий лоб… Нос? К носу придираться не будем, прямой нос, и достаточно… Брови с вопросом, с легким наездом… Плечи никак не расправит до конца, но хорошие плечи для его возраста… И губы помню, губы были растерянные, мягкие, детские совсем… Может и всплакнуть, если что.

Он поднялся. Столы были низкие, как парты для первоклассников, а он высокий, крепкий, как породистый щенок, за маленький стол не помещается.

Муж мой, конечно, скажет вам, что я до сих пор, кроме больших чернявых мужиков, никого вокруг себя не замечаю. Ну… грешна, грешна – не замечаю. Но сколько их, слоников, на побережье понаехало – я посмотрела только на этого. Мне показалось, я могу о нем кое-что рассказать, я его откуда-то знаю. Его взгляд исподлобья еще держал дистанцию, а я уже поняла – он может быть другим.

Конечно, тогда я такую аналитику не успела сформулировать за одну секунду. Все поместилось в одном слове: «Вот». «Вот» с точкой на конце, без обмороков.

– Кто сказал «строкомер», идут в соседнюю аудиторию. Остальные – со мной, – скомандовал толстяк.

Я осталась среди пеньков, а этот юный талант перешел на новый уровень, в группу для профи. Пошел газеты макетировать, а я с подружками смоталась на пляж. Шлепанцы бросила на террасе, и на цыпочках к воде – песок-то раскаленный.

…Дамы все поискрутились. Ну как же! Вот он – высокий блондин с видеокамерой, сорока лет с копейками, ходит по пляжу, берет крупным планом. Лежим – позируем. Изображаем светскую беседу.

– А вы слышали, что в прошлом месяце здесь раздавали бесплатные презервативы?

– Не может быть!

– Да… Тут же слет комсомольский проходил… Программа АНТИ-СПИД.

– Смотрите, нас снимают.

– Это Полуянов! Какой отпадный у него был семинар!

– Да, такой интересный человек! – оживились девочки. – Так приятно его слушать!

– Он на вас смотрит как на своих крепостных девок. – Я немножко попортила им веселуху.

– Нет, что ты! Просто он обаятельный мужчина. С большим жизненным опытом.

Интересный человек повернул объектив с моря на пляж, на летние домики с круглыми крышами, они напоминали большие перевернутые бочки, на маленькие деревянные коттеджи, на длинные террасы, пробегающие вдоль всего берега, на пирс, на красные буйки… Панораму захватил и снова прицелился в наши купальники. А мы сделали вид, что это такая ерунда, такой случайный ракурс, а сами невзначай вальяжно раскинулись на полотенцах.

И было куда объектив наводить! Дамы все шикарные, первейшей свежести, никакой анорексии, все расцветают и стремятся на первом встречном испытать свои чары. Он подошел к нам ближе и, не скрывая плотоядную, совсем непедагогичную улыбку, обратился к северной красотке с ангельскими глазами и длинными богатыми ножками.

– Наташенька, можно вас попросить? Вы не могли бы пройтись вдоль волны?

Натусик продефилировала. Повалялась в пене, сверкающая вышла из воды и чегой-то там ему пролепетала – «да, помню, съемка в шесть».

Однако время для пляжной охоты было выбрано неудачно, солнце жгло нещадно, и девочки попрятались в апартаменты.

– Вот моя любовь… – Наталья вытащила из сумки конверт с фотографиями и раскидала их по кровати. – Он художник, на три года старше, носит меня все время на руках. Говорит, «ты мой ангел».

Выскочили снимки, где она совсем голая. Я постеснялась спросить, она сама сказала:

– Мы с ним решили узнать всё вместе. Купили книжку «Искусство любви» Вислоцкой…

– Да? – удивилась я. – И мы купили… и тоже… на три года старше…