В комнате царил жуткий разгром!
— Вы поняли, Кэрригэн, поняли?! — вскричал Смит. — Это была уловка, чтобы выманить вас из дома. Бедный Бартон, видит небо, отчаянно сопротивлялся! Взгляните-ка на этот сломанный стул!
— Его саквояжа нет!
Смит кивнул и принялся рыться в этом бедламе. Тяжелая ваза, покрытая сетчатой эмалью, лежала рядом с кроватью, в то время как место ей было на каминной доске. Смит внимательно осмотрел вазу, хотя я не представлял себе, что это могло ему дать. И тут я заметил кое-что еще.
Комната была оборудована старомодным открытым камином, рядом с которым лежали щипцы и кочерга. Огонь не разжигали, ибо я не ждал гостей, но железная кочерга оказалась под креслом! Подняв ее, я воскликнул:
— Смит, смотрите!
Кочерга была согнута, и это сразу наводило на определенные мысли. Смит схватил ее, поднес к торшеру — ибо уже сгустилась тьма — и потрогал кончиком пальца. Он швырнул кочергу на кровать и принялся озираться по сторонам, подергивая мочку левого уха — привычка, которая была так хорошо мне знакома.
— Бартон — сильный человек, — сказал он. — Если кочерга так погнулась, у кого-то наверняка перелом. Удивительно, что никто не слышал шума борьбы.
— Ничего удивительного. В доме, кроме меня, никто не живет, а моя приходящая прислуга ушла еще до появления Бартона.
Я услышал свой приглушенный голос. Ардата выманила меня, а мой бедный друг остался один и вынужден был защищать свою жизнь… Ардата…
— Есть и еще кое-что любопытное, Кэрригэн.
Смит опустился на колени и принялся внимательно рассматривать испорченный ковер. Он дополз на четвереньках до самой двери.
— Если предположить — а больше ничего не остается, — что агенты Фу Манчи проникли в дом сразу же после того, как вы выбежали отсюда, значит, они пришли по какому-то весьма спешному делу…
— Саквояж Бартона! Он сообщил мне, что там лежит нечто такое, что избавило бы вас от поездки в Карибский бассейн.
— Ах вот что! — Смит встал. — Так я и думал. Они пришли за картой. Бартон оказал им сопротивление. Ну… если они его убили, тогда зачем нести тяжелое тело по лестнице, рискуя встретить на улице полицейского? А если он жив, то куда делся?
— Вы говорите, входная дверь была открыта?
— Да. Быстрее, Кэрригэн! Давайте осмотрим лестницу. Хотя погодите — сначала сервант и другие места, где можно что-то спрятать.
Я услышал, как по Бейсуотер-роуд проехал автобус. Мне представилось, что он полон возвращавшихся домой служащих Сити, которым не терпится добраться до своих каминов. Черная трагедия войны подавляла их, однако ни один из этих людей даже не подозревал, что за окнами автобуса, совсем рядом, двое их сограждан охвачены ужасом гораздо более сильным, чем страх перед известным врагом.
Моя квартира стала сценой зловещей драмы. Пока мы со Смитом бегали из комнаты в комнату, объятые ужасом, я не раз замирал при мысли о том, что мы, возможно, вот-вот обнаружим тело Бартона. Поэтому обследовать большой буфет и старый дубовый платяной шкаф пришлось Смиту.
Мы не обнаружили никаких следов.
— Теперь лестница, — отрывисто бросил Смит. — Мы попусту тратим драгоценное время, но не можем начать действовать, не найдя хоть какой-нибудь зацепки.
— А что вы рассчитываете обнаружить?
— Волоком из спальни никакого тела не вытаскивали, в этом я убежден. Но его могли вынести на руках. Следы на ковре покажут, не стаскивали ли вниз какую-нибудь тяжесть. О, что это?
Зазвонил звонок.
— Входная дверь!
— Быстро вниз, Кэрригэн! У вас есть оружие?
— Нет… но я возьму.
Я поспешно прошел к письменному столу и, когда мой приятель кольт оказался у меня в кармане, спустился вниз. Смит с карманным фонариком уже ползал по лестнице, изучая ковер.
Когда я добрался до входной двери, то, открывая ее, понятия не имел, кого там увижу. А увидел я констебля.
— Это ваш дом, сэр? — грубовато спросил он.
— Нет… но я занимаю квартиру на третьем этаже.
— Стало быть, вы-то мне и нужны. Уже десять минут, как объявили светомаскировку, а у вас все окна сияют.
Глядя в уличный мрак (на улице не было машин, ночь стояла очень тихая), я снова задумался об этих странных способностях доктора Фу Манчи. Дьявольские проделки этого гения зла так подействовали на нас со Смитом (а он, как-никак, бывший комиссар Скотланд-Ярда), что мы напрочь забыли правила и нарушили закон!
— Боже милостивый! Вы правы, — воскликнул я. — Мы, должно быть, с ума сошли. Дело в том, констебль, что тут творились весьма странные дела и…
— Это меня не касается, сэр. Будьте добры прежде всего подняться и задернуть все шторы, а уж потом я запишу вашу фамилию и…
У меня за спиной послышался топот.
— Его не выносили, Кэрригэн! — донесся голос Смита. — Но на третьей ступеньке снизу кровь, и есть пятна на кафеле… Это еще что такое, черт возьми? — Смит уставился на полицейского.
— Серьезное дело, сэр, — заговорил констебль, но вид у него был немного растерянный. — Все огни…
Смит пробормотал что-то себе под нос, потом вытащил карточку и сунул ее в руки констеблю.
— Возможно, я служил там еще до вас, — резко сказал он, — но вы наверняка вспомните мою фамилию.
Констебль направил луч фонарика на карточку, вытаращил глаза на Смита и отсалютовал.
— Простите, сэр, — извинился он, — если я мешаю важному делу, но я всего лишь выполнял приказ.
— Вот и хорошо, — отрезал Смит. — Прежде чем спуститься сюда, я везде выключил свет. — Он помолчал, глядя на озадаченного полицейского, потом спросил: — Во сколько вы заступили на дежурство?
— Полчаса назад, сэр.
— А как долго вы наблюдали за этой дверью?
Констебль уставился на Смита, будто в его вопросе был скрытый упрек. Я сочувствовал этому человеку, веснушчатому молодому синеглазому парню с открытым взглядом, честному служаке, для которого Найланд Смит был влиятельным лицом. Мне пришло в голову, что во время обхода вверенной ему территории он куда-то ненадолго заглянул, а теперь был уверен, что Смиту об этом известно.
— Я знаю, о чем вы думаете, сэр, но я могу объяснить свою отлучку, — сказал он.
Смит досадливо щелкнул пальцами, и я увидел, как умирает зародившаяся было надежда.
— Все дело в машине, которая заехала на тротуар на Крейвен-террас, — продолжал констебль. — В этом деле было что-то странное, и я все записал по форме, прежде чем отпустить их. — Он сунул руку в задний карман брюк и вытащил блокнот. — Вот мои записи. Это был «паккард»…
Странно работает человеческий мозг. Пока констебль говорил, причем, казалось бы, о вещах, весьма далеких от того, что нас волновало, я мысленно перенесся к несчастной Ардате. Я пытался найти объяснение ее поведению, которое не было бы чревато разочарованием и гибелью мечты. Но теперь, когда констебль, упомянул о «паккарде», я невольно пробормотал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});