class="p1">— Ага, уже бегу, волосы назад, — начала злиться Катя. Да кто этот олух царя небесного?
— Выкупил я тебе у смертушки, Катя, виру великую за то отдал, а потому пока не расплатишься, служить мне будешь верой и правдой.
В голосе кузнеца не присутствовало ни бравады, ни угрозы, ни фальши. Он был всецело уверен в том, что Катерина его собственность на веки вечные. Катерина даже забыла фыркнуть от такой упертой наглости.
— Сегодня баню истопим, попаришься с настоями бабкиными, — игнорируя лазерные лучи, бившие из Катиных глаз, продолжал Василий, — ну а завтра, уходим на болота Гиблые, дело делать.
— Стоп! Сдаюсь! — для пущей убедительности Катя подняла обе руки вверх. — Расскажи по порядку, кто ты, где я, и зачем тут. У меня от новостной ленты кукуха поехала.
Василий не стал расспрашивать, куда именно поехала неведомая кукуха, а опустился на лавку, подпер голову руками и начал рассказ.
Жизнь дала трещину, поняла Катя в конце длинного повествования. Вместе с головокружительной карьерой. Ни разу это не путешествие во времени, а самое что ни на есть — в иное измерение.
А именно — в фэнтезийное. С лешими, кикиморами, домовыми и другими славянскими духами. Причем очень даже реальными. На дворе конец непонятно какого века, христианство в мире отсутствует по определению, колдунов и ведьм на кострах не сжигают, наоборот — в почете у местных, о научно-техническом прогрессе не слышали, татаро-монгольского ига не застали, милый феодализм во всей своей красе гуляет по планете, как у себя дома. С этим разобрались.
Что Катя делает здесь? Кощей Бессмертный в полон взял суженую кузнеца Василия, и чтобы вызволить ту, надобен меч-кладенец из руды с Гиблого болота, да еще и добытой порченной девкой, заколдованной от малярии и прочих зловредных организмов. Птица Гамаюн так Васе и предрекла — тащи из другого мира Катерину, ей мол, недолго осталось, пусть хоть делу послужит, потому как была в прошлом месяце в Индии и привита от всего на свете по самое не балуй. А другому женскому существу, пусть и порченному, на том болоте и дня не протянуть.
Бабка Ефросинья — местная колдунья-знахарка за новый лемех к плугу Катю благополучно с того света-мира переманила в ржаную коврижку, в печке пропекла, да заразу выгнала.
К концу рассказа Катя хлопала глазами и двумя руками ловила падающую челюсть. Это что же получается? Ей теперь за несчастную железяку остаток дней тут горбатиться?
— Не согласная я даром горб на тебя, Вася, ломать, будь ты хоть трижды борец за правое дело! — рассудила Катя. — Хочешь руды болотной — отправляй меня обратно, как накопаю.
— Да я целый лемех за тебя отдал! — вскинулся Вася. — Три дня ковал!
— Три дня? — презрительно фыркнула Катя. — Да что ты за кузнец то такой?
— Да я...! — побагровел Вася. — Да у меня...! Знаешь...! И еще...! Да, чтобы ...?
Тут Катя призадумалась. Может не так уж и печально положение дел? И через знания своего мира все-таки удастся подняться? Все лучше, чему руду вонючую в жиже болотной искать?
— А давай так? — прищурилась Катя. — Я тебя кузнечному делу научу по-новому, чтобы три лемеха в день выходило, а Ефросинья меня в обратно перекинет? А ты себе кого попроще найдешь, руду копать. А?
Что бы сойти за свою Катя еще раз попробовала коверкать слова, но не тут-то было! Кузнец взвился в саженный свой рост, да как треснул кулаком по столу!
— Ты!? — зашелся он гневом. — Меня?! Учить думаешь?! Да не одна девка порога кузни переступить не может!!!
— Так хочешь по три лемеха в день ковать, али как? — невинно захлопала ресничками Катя. Мужики ее мира с такого, как на стену бетонную натыкались. А ну, как здесь выйдет хлопанье глазками? На удивление сработало и в этом.
Кузнец осекся, словно ведро воды за шиворот вылили. И даже столешницу пожалел, не стал вторым кулаком лупить. И так трещина с первого удара вышла нешуточная.
— Три лемеха? — уточнил он, тяжело дыша.
— Да хоть — четыре! — хохотнула довольная первой победой Катя.
— Древнее колдовство нашего мира! — округлила она глаза для пущей важности.
Ну, не говорить же этому увальню, что, во-первых, за плечами у нее машиностроительный факультет. Во-вторых, в детстве «Таинственный остров» Жюль Верна читала — там точно описано, как железо ковать примитивным способом. А в-третьих — будучи подвластной модным течениям своего времени, занималась ко всему и художественной ковкой. Всякие там цветочки-розочки, килограммов по шесть каждая. Таких, как она модниц в группе оказалось семеро девок на одного парня. С ума мир прежний сошел, это точно!
— Показывай мастерскую! — привстала Катя, видя замешательство на лице Васи. На нем были прописаны и упрямство, и привитые с детства поверья, что нельзя женщинам в кузню, волшебство как-никак и, разумеется, алчность. Шутка ли — три лемеха в день! А то и четыре!
— Вот, что! — решился он наконец. — Мне без моей зазнобы и свет белый не мил! Сначала руду добудь — долг жизни верни. Потом уж, за возвращение — покажешь колдовство мира твоего.
Округлилась глазами Катенька в который раз за сегодня. Вот это прощелыга! И руду ему копай и железо ковать переучивай! Ну уж нет! Дудки!
«Дудки!» — хотела сказать Катя, но тут же себя одернула. Со сложными клиентами так работать нельзя.
— А что, Василий, зазноба то твоя... Как получилось, что к Кощею угодила?
Погонял кузнец желваки, погонял, опустил буйную головушку на руки и рассказал историю грустную и короткую.
Оказалось, что нагадала ему птица Гамаюн невесту пригожую, да только сам ее Василий и не видел, потому, как мается та у Кощея сызмальства в застенках башни высокой. И нету теперь кузнецу ни покоя, ни продыха, пока суженую свою из полона не вызволит...
«Приехали, он еще и идиот» — подумала Катя. В принципе картина нарисовалась жанровая, яснее некуда. «Рыцарь, спасающий царевну из башни» — холст, масло.
«Сколько ему годков?» — задумалась Катя, разглядывая кузнеца. По ощущениям — двадцать пять — двадцать семь. Глаза серые, взгляд твердый, волосы прямые, под горшок стрижены, лоб высокий, чистый, волевой подбородок с ямочкой, наверное, где-то под бородой. Вполне приятное такое лицо. Ладное. Располагающее. Неужели девок в округе не нашлось, чтоб окрутить? Да и партия, по достатку в