Читать интересную книгу Осенний лист или зачем бомжу деньги? - Владимир Царицын

Катериной на параллельных бизнес-орбитах.

- Зачем ты с ней связался? - говорили они. - Она же…! Негде пробу ставить. И стерва патентованная. Скольких хлопцев довела до состояния сублимации! Одного, так вообще, до нитки обобрала… - И вываливали ему пикантные подробности Катерининой жизни.

- Нет, врете вы все! - не хотел верить Сидоров. - Катенька не такая. Она умная и целеустремленная. У вас нет такой работоспособности и коммерческой хватки, вот вы и поливаете ее грязью. А если и пользуется она тем, что ей бог дал, так покажите мне безгрешную. Я на ней тут же женюсь.

Но женился он на грешной Кате.

Те самые доброхоты и советчики говорили:

- Ну, трахнул раз. Бабенка-то она, конечно, интересная. Эффектная.

Сексапильная, так сказать - удержаться трудно. Ну, понравилось, ну, еще раз трахнул. Но жениться-то зачем?

Но Сидоров советам не внял, женился.

Женился и целых четыре с половиной года не сожалел о принятом решении.

Познакомились они в марте, на женский день, в тот же вечер оказались в постели, а через три месяца Сидоров повел Катерину под венец.

В постели Катерина была ураганом.

Сидорову было с чем сравнивать. Он до Кати был дважды женат.

Первый раз - по глупости. Отслужив два года в Хабаровском крае в отдельном десантном батальоне без отпуска и почти без увольнительных

(а потому, что некуда было в увольнительные ходить, в глуши служил), демобилизовавшись, он набросился на девчонок, как лис на кур. По бабам Лешка Сидоров изголодался - жуть! А потому женился на первом курсе инженерно-строительного института, куда поступил с первой же попытки. Женился совершенно необдуманно, по залету одной из своих многочисленных подруг-однокурсниц, но едва дотянул в браке до второго курса. Родившийся ребенок был очень мало похож на Сидорова по одной простой причине - Сидоров был блондином, и его молодая супруга Света была натуральной, некрашеной блондинкой, а ребенок был…, ну если сказать, что он был смуглым, это было бы не совсем точно, - он был очень смуглым. Ребенок оказался негром. Такое иногда случается, где-то когда-то кто-то из предков по женской линии согрешил с чернокожим…, но Сидоров в случай верить не захотел, настоял на генетической экспертизе, и оказалось, что сидоровских генов у новорожденного - ноль целых и ноль десятых.

Конечно, он тут же развелся.

Окончив институт и распределившись в один из проектных институтов,

Сидоров женился во второй раз. Новой его избранницей стала миловидная чертежница с красивым именем Ариадна и пухлыми чувственными губами. Кроме губ, которые и сами по себе вызывали у

Сидорова душевный трепет и сексуальный восторг у Ариадны были томные серые глаза, копна темно-русых волос и сногсшибательные формы сорок восьмого размера. Как оказалось в последствии все это богатство работало вхолостую, причем выяснил это Сидоров только через месяц после торжественного бракосочетания и последующей поездки в пансионат на Черном море. Ариадна оказалась притворщицей. Она была стопроцентная лесбиянка, а ее притворства хватило только на месяц.

Через месяц у нее начались ежевечерние головные боли, не позволяющие ей выполнять супружеский долг, а еще через неделю Сидоров застал

Ариадну на их брачном ложе с рыжеволосой начальницей машинописного бюро института Александрой Толстун. Он, как вкопанный, остановился у порога спальни и не сразу понял, что это за монстр, состоящий из двух задниц и множества конечностей пришел в его дом и расположился на его кровати. А когда пересчитал количество ног и рук и определил, что лишняя задница совершенно не похожа на мужскую, он как-то даже не расстроился, даже развеселился почему-то.

- Гав! - крикнул Сидоров и клубок, состоящий из двух женских тел, распался на две половинки. Половинка, которая была Александрой

Толстун, упала на пол, за кровать, но через секунду подняла голову и заморгала глазами. Вторая половинка, которая была Ариадной, натянула на себя простыню с поспешностью целомудренной невинности.

- Ты…?

- Как в анекдоте… Муж раньше времени вернулся из командировки…

Любовница его жены выползла из-за кровати и, собрав разбросанные на полу предметы своей одежды, не произнеся не слова, выскочила из спальни. Сидоров посторонился, пропуская рыжекудрую лесбиянку, и посмотрел ей вслед. Тело у Александры Толстун, несмотря на возраст, было стройным и гладким, как у модели, а на ягодицах розовели овальные пятна. 'Что им, мужиков не хватает, что ли?', - подумал он как-то отвлеченно, не об Александре, и не об Ариадне - обо всех лесбиянках подумал. Потом он закурил и сел на край кровати, но тут же подскочил, словно постель была заляпана масляной краской, и он боялся испачкаться.

- Кто кого совратил? - спросил он просто так, ведь что-то надо было говорить, молчать в этой ситуации было бы совсем глупо. Но и скандалить в общем-то не хотелось.

Ариадна промолчала.

- Даже соврать ничего не хочешь?

- Прости, - выдавила из себя Ариадна. - Я такая…

- А зачем ты, такая, за меня замуж вышла?

- Хотела свою природу изменить…

- Не получилось?

Ариадна отрицательно качнула головой.

- Да-а-а, - задумчиво изрек Сидоров. - Природу не изменишь.

С разводом он тянуть не стал.

После Ариадны он решил, что больше никогда не свяжет свою жизнь узами брака. Женщин у него было в избытке. Были и вдовы и разведенки. Были соседки и сослуживицы. Случайные знакомые и знакомые его друзей. Были женщины намного старше его и совсем молоденькие и малоопытные в вопросах секса девчушки, выпускницы

ВУЗов, молодые, так сказать, специалистки и даже студентки. Были и те, что за деньги, и те, которым был интересен сам процесс соития.

Была даже одна крупная специалистка в области тантрического секса.

Но такой, как Катерина, у него никогда не было…

2.

- Где это мы? - спросил Альфред, когда Сидоров подвел его к двери в бывший кабинет начальника взрывного цеха.

Всю дорогу до приюта бомжей он брел, как зомби, держась за рукав

Сидоровского бушлата и механически переставляя ноги. Пока шли через развалины, а потом по цеху он стал понемногу приходить в себя, а на площадке второго этажа перед дверью в приемную остановился и тупо уставился на пожелтевший от времени плакат с частично стершейся надписью: 'Наша цель - коммунизм!'. Под этими словами была надпись, сделанная несколько позже - буквы были яркими, но неровными. 'Я

(сердце) коммунизм', - было написано и нарисовано под лозунгом.

- Это мой дом, - пояснил Сидоров. - Я здесь живу.

Снизу послышались тяжелые неровные шаги, чередующиеся с жестким дуплетным постукиванием, и через минуту на площадку поднялось существо с двумя оранжевыми костылями, похожее на большого паука.

- Окрошка? - удивился Сидоров. - Ты почему не на работе?

- Простыл я, Ляксеич. Мочи нету. Отлежаться бы малость.

- Сачкуешь, Окрошка? - сделал предположение Сидоров.

- Ни боже мой!

Окрошка специализировался на попрошайничестве, гримируясь, то под калеку-афганца, то под инвалида-беженца. Сейчас у него на голове красовалось сооружение, напоминающее чалму, а длинный стеганый халат был порван во многих местах, из прорех торчала грязная желтоватая вата. Единственная нога была обута в сапог с сильно загнутым носком, как у старика Хоттабыча. Опирался Окрошка на костыли и стоял на трех опорах крепко и непоколебимо, как пират Джон Сильвер на палубе

'Эспаньолы'. Ногу Окрошка потерял в прежней жизни, но не на полях сражений, а по пьяне, переходя в неположенном месте железнодорожное полотно. Окрошка частенько говорил: 'Эх, окрошечки бы сейчас покушать! Кисленькой. С настоящим квасом, домашним! С колбаской любительской, с огурчиком, с яичком, со сметанкой, с лучком, укропчиком. Эх-хе-хей!'. Он всех достал перечислением ингредиентов этого блюда. Сам ты, окрошка, говорили ему бомжи. Так и стал Окрошка

Окрошкой.

- Честно, Ляксеич! Ломает всего и горло болит. Глянь! - Окрошка раззявил пасть и высунул бледно-розовый язык в зеленоватом налете. -

И культя ноет, спасу нет. Видать, скоро морозы сильные грянут.

- Ладно, отлежись, - разрешил Сидоров. - Я сегодня добрый. Видишь, родственника встретил. - Сидоров кивнул на Альфреда, тот пропустил слово 'родственник' мимо ушей, может быть, не расслышал или не врубился сразу. - Так что болей на здоровье, Окрошка, - продолжил

Сидоров. - Но прежде, чем спать заваливаться, принеси-ка нам выпить чего-нибудь. Лучше водки.

- Водки? - притворно изумился Окрошка. - Где же я ее достану?

- Твои проблемы, - бросил Сидоров, открывая дверь в свое жилище и проталкивая Альфреда внутрь. Сидоров правильно рассудил, если

Окрошка заболел, значит, будет лечиться, а лекарством, он наверняка запасся для такого случая. Куда-то же он все-таки ходил этим утром!

Если не на работу, стало быть, до ларька на своих трех ногах доскакал.