к воде.
— Дети! Детей хватайте! — снова кричит кто-то.
Кто-то бросается ко мне, кто-то бежит к коляске, а я визжу и отталкиваюсь саднящими коленками, чтобы успеть схватиться за ручку коляски и удержать ее, но за меня это делает кто-то другой. Ноги от облегчения становятся ватными, и я снова оседаю на землю, из последних сил пытаясь сдержать рыдания. Детям меня такой видеть совсем ни к чему.
— Девушка, вы как? — мне помогают собрать разлетевшиеся по брусчатке вещи, привозят коляску, в которой от слез надрываются и Артур, и Аленка.
Мне нужно успокоить их обоих, но я даже встать не могу. Чуть привстав, спешу отстегнуть сначала одного, потом другую. Артур ловчее и сам вылезает, а потом виснет у меня на шее, пока Аленка тянет ко мне руки. Мой спаситель, за которым я краем глаза наблюдаю, тут же помогает вылезти Аленке. Сначала хочет протянуть ее мне, но вместо этого прямо в светлых брюках садится рядом на брусчатку. Аленка не ручная и с чужим человеком точно не перестанет плакать, так что я пытаюсь перенести Артура на одну руку, чтобы взять ее другой, но локоть простреливает. Видимо, ушибла, когда падала.
— Вот мама, малышка, она тут, но не может тебя взять, смотри, она ударилась.
— Она так не успокои… — начинаю я и не договариваю. Сердце пропускает удар. Потому что то, чейголос успокаивает мою дочь, приводит меня в ужас.
Это он. Он!
Я щурюсь от солнца, приставляю руку ко лбу козырьком и тихо скулю. Руслан сидит на коленях с Аленкой на руках, а она внимательно — и главное молча — смотрит на него, глаза в глаза, совсем как взрослая. И он улыбается ей, попав под чары. Аленка — настоящая Шамаханская царица, которая одним прицельным выстрелом зеленых глаз влюбляет в себя людей.
— Ну что? Все не так страшно? Посидишь со мной, да? — спрашивает он, а Аленка говорит ему четкое «Да».
Руслан улыбается еще шире, так что на его щеках появляются ямочки, которые можно увидеть так редко. И в следующий миг опять слышу это чертово «Что с вами, девушка? Осторожнее!».
Кажется, я теряю сознание. Прямо на улице и с двумя детьми.
ГЛАВА 3
Руслан
Девчонка кренится влево, и я с трудом успеваю ее поймать. Тут же нас окружает толпа. Посторонние люди помогают уложить ее на землю, пока я держу на руках ее дочь, которая продолжает смотреть на меня своими серьезными зелеными, как чистый изумруд, глазами. Кто-то зовет спасателей с пляжа, кто-то уже размахивает газетой над девчонкой и брызгает той на лицо водой. Откуда-то появляется женщина преклонных лет с нашатырем — кто вообще с собой носит нашатырь? Девчонка вроде бы и приходит в себя, но продолжает бормотать что-то несвязное со спутанным сознанием.
Скоро в ней признают администратора из отеля, в котором я остановился, и я наконец выдыхаю. Теперь ясно, откуда у меня стойкое чувство, что я ее где-то встречал. Уже голову сломал, пока наблюдал, как она в своем воздушном платье летящей походкой разгуливала по пляжу. Уверяю себя, что засмотрелся прежде всего на двойняшек в коляске, да, на них. Рядом с детьми в последнее время я становлюсь слишком сентиментальным для мужика тридцати пяти лет.
Ну а кто задумывается по молодости об онкологии? Тем более, такой интимной. Вот и для меня рак существовал только в фильмах и среди знакомых знакомых. А потом он постучался ко мне в дверь. Точнее, вру — он с ноги ворвался в мою жизнь. Два года назад. Когда дела компании пошли в гору, и мы вышли в топ на рынке недвижимости, когда мое лицо появилось на обложках журналов и я почувствовал, что могу позволить себе все и весь мир у моих ног… Этот сраный рак поставил меня самого на колени.
Помню, когда узнал о диагнозе, ушел в такую депрессию. Недели три не просыхал, мешал алкоголь с успокоительными и бродил на грани реальности. В какой-то момент допился до того, что поимел ассистентку на корпоративе, а рабочий этикет для меня всегда был важнее всего. Не гадил я на месте, где дела делал. Противно стало после случившегося от самого себя — девчонка молодая была совсем, забитая — очки, строгая одежда, серый хвост. Полезла ко мне со своим беспокойством и желанием помочь, а я ей тупо воспользовался, чтобы заглушить нестерпимую боль в душе. Она поддалась, а я не остановился. Это было что-то новенькое, когда кто-то с тобой так искренне. Я ничего особенно не помню из того вечера, но ее искренность — да. Она отпечаталась где-то на подкорке.
С тех пор много воды утекло. Операция, химия, падение объемов строительства, спроса на недвижимость, рост инфляции и девальвация рубля. Но мы выплыли, справились. Я справился. Онколог теперь обещает мне долгие годы жизни. И я потрудился, чтобы они были еще и безбедные. Одно гложет — после удаления опухоли и из-за токсического эффекта химии у меня может не быть детей. Эту фразу врач обронил в самом конце разговора, как малозначимую, и я в целом согласился с ним. Кого волнуют дети, когда ты вырвал себя из лап самой смерти?
Но последние полгода я стал задумываться об отцовстве. По словам врачей, у меня есть шанс попробовать в будущем, не сейчас. Но положительного исхода никто мне не обещает. А натура человека такова, что мы всегда хотим то, что у нас отнимают — запретный плод, все дела.
Поэтому сейчас, когда я обнимаю малышку, которая тонким длинным пальчиком тычет мне в нос и гладит щеку, инстинкты вопят о том, чтобы я хватал самку, тащил в берлогу и занимался потомством. Инстинкты никуда не деть.
— Мы доставим ее в медпункт при отеле, — обращается ко мне парень из охраны. — Извините, вы кем-то ей приходитесь? Парень, жених? Мужа у Алисы вроде бы нет.
— Я… нет. Я просто друг, — киваю в ответ.
— Хорошо, а вы сможете помочь отвести мелких в детскую комнату? Аленка обычно орет у меня на руках, как будто я чудище какое-то. Алиса говорит, это из-за бороды.
— Да, конечно, только сделаю один звонок.
Все еще держа малышку на руках, я наблюдаю, как толпа вокруг распинается о том, что парень на самокате, который ехал не по своей полосе, удрал с места событий на своих двух сразу после столкновения. Ненавижу тех, кто ответственность не несет за поступки. Не мужик это, а имбецил какой-то.
— Да, Руслан