Боди. Дотти, ты хочешь сказать —?
Доротея. Все было так волшебно, окна, занавешенные дождем, мягкий взгляд его глаз, теплота его дыхания, всегда пахнущего гвоздикой, его пальцы, прикасающиеся так нежно, когда он…
Боди. Дотти, я, кажется, не хочу слушать продолжение рассказа о приключении на Арт-Хилл, потому что у меня возникло подозрение, Дотти, что с ним ты не остановилась у этой определенной черты…
Доротея. Ее просто не существовало, когда он припарковал машину, повернулся и посмотрел на меня, а я повернулась и посмотрела на него. Наши глаза, наши глаза —
Боди. Ваши глаза?
Доротея. Испепелили эту черту, как будто она никогда не существовала!
Боди. Я и не собираюсь сообщать об этом Бадди!
Доротея. Знаешь, ведь я до этого не знала, что Рео оборудован сиденьями с откидывающимися спинками.
Боди. Спинками, которые —?
Доротея. Опускаются под давлением. Да, откинулись подо мной, когда он нажал на рычаг.
Боди (отрываясь от телефонной книжки, которую она начала листать). И насколько же эта спинка откинулась под тобой, Дотти?
Доротея. Почти горизонтально. И так плавно, что я не заметила этого пока, пока… Пока, вдруг, земля не стала вращаться, а небо не полетело над головой.
Боди. О-о-о, он напоил тебя, напоил бутылкой ликера в этом «Летучем облаке» на…
Доротея. Напоил одной порцией Розовой Леди?
Боди. Розовой?..
Доротея. Леди. Самый слабый коктейль! Делается из сливового джина и гранатового спирта.
Боди. Джин может быть медленно действующий, но мужчина этот оказался из быстрых, обольстил девушку откидывающимися сидениями и бутылкой ликера в этом «Летучем облаке», на…
Доротея. Не бутылкой, а коктейлем, и не в Рео, а в небольшом частном клубе «Оникс», настолько элитарном, что ему пришлось предъявить свою визитную карточку при входе.
Боди. О да, знаю я эти заведения!
Доротея. Откуда ты можешь их знать?
Боди. Я видела в кино, когда мы с тобой ходили в Вест-Энд Лирик. Ты была совершенно выбита из колеи, ожидая от этого самого Эллиса звонка, который так и не раздался. Мы тогда видели, как Рой д’Арки вел белую Джанет Гейнор в один из этих частных клубов! (Боди не нашла телефон Блюэт в телефонном справочнике. Она вызывает коммутатор.) Блюэт, Блюэт. Дайте мне колледж Блюэт.
Доротея. Боди, что ты делаешь около телефона, который я просила не занимать, пока не позвонит Ральф?
Боди. Хочу доложить о нем в Блюэт!
Доротея. Боди, это уже переходит все границы, докладывать в Блюэт о директоре Блюэт! Да еще в воскресенье, когда колледж закрыт. Какая потрясающая…
Боди (мечется). Бумагу, ручку!
Доротея. Это зачем?
Боди. Письменное заявление в Совет по образованию Сент-Луиса, уверяю тебя, что Совет захочет узнать обо всех подробностях того, как директор колледжа овладел тобой, пьяной и беззащитной в «Летучем облаке» в бурю на Арт-Хилл, с помощью обыкновенных трюков неотразимого Валентино[3], проделанных над невинной учительницей гражданского права, только что приехавшей из Мемфиса.
Доротея. ТЫ НЕ ПОСМЕЕШЬ.
Боди. НЕ ЗАПРЕЩАЙ МНЕ!
Доротея. ДИСКРЕДИТИРОВАТЬ РЕПУТАЦИЮ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРОГО Я ЛЮБЛЮ, КОТОРОМУ Я ОТДАЛА СЕБЯ НЕ ПРОСТО ОХОТНО, НО СТРАСТНО И С РАДОСТЬЮ!
Боди (произнося вслух то, что пишет). Совет по образованию Сент-Луиса, Миссури. Я думаю, вам следует знать, что Ваши директор в Блюэт использовал свое служебное положение для того, чтобы добиться омерзительного преимущества над молодой учительницей, с этой целью принятой им на работу. Я не знаю об этом, у меня есть факты, включаю число и…
Доротея выхватывает письмо и мнет его.
Мое письмо, ты разорвала мое..!
Доротея. Боди, если бы ты написала и отправила это письмо, знаешь, что ты бы заставила бы меня сделать? Я пошла бы в Совет по образованию и рассказала им другую историю, более верную! Что я, возможно, желала Ральфа Эллиса больше, чем он меня!
Боди пыхтит и сопит, пока вновь не обретает дар речи.
Боди. Да поможет тебе бог, Дотти! Но я даю честное слово, что не расскажу этого Бадди.
Доротея. Ну при чем здесь Бадди?
Боди. Это касается Бадди и меня, потому что Бадди испытывал глубокое чувство и уважение к тебе, Дотти. Он слишком тебя уважает, чтобы переступить ту самую черту прежде, чем вы станете рядом в первой Лютеранской церкви на Саут-Грэнд.
Доротея. Даже сейчас ты все равно допускаешь такое?
Боди. Нет, это именно ты делаешь такие страшные допущения, что они могут отвратить Бадди от его серьезных намерений.
Доротея. Ты допускаешь, что —
Доротея опять в гостиной начала делать вращательные движения бедрами, но когда Боди ей пригрозила, Доротея прекратила их. Негодующе смотрит на Боди.
Ты заранее планировала и замышляла женить меня на своем брате-близнеце, чтобы моя жизнь превратилась в один бесконечный пикник на Крав Кер в перемешку с — кровяной колбасой — кислой капустой — и с салатами из горячей картошки на обед. Разве я не должна буду их готовить? Даже летом? Я знаю, вы, немцы, считаете, что это является — пределом мечтания для женщины. Женщины, при этом, еще постоянно отравляемой дешевыми сигаретами, которые будет курить ее муж. Прошу прощения, но моя жизнь, как я ее представляю себе, не укладывается в эти рамки. моя жизнь должна включать романтику. Без романтики я не смогу жить, как без воздуха. Я должна найти себе партнера, или моя жизнь не будет иметь смысла. Но что я непременно должна иметь и что фактически я уже обрела, так это роман сердца, двух сердец, настоящий возвышенный роман — да, возвышенный, я не стыжусь этого слова! (Покачнувшись, она ловит ртом воздух.)
Боди. Дотти, Дотти, присядь и отдышись!
Доротея. Мне душно в этой меблированной квартирке. Мне нужно жизненное пространство.
Боди. Я тебе уже говорила, что Бадди уже внес деньга на Бьюик?
Доротея. Нет, не говорила, да и с какой стати, ведь меня это не касается — О Боже ты мой!
Боди. Дотти, что с тобой, Дотти? Дать тебе твои, твои — как их там — таблетки?
Доротея. Мебарал? Нет, я еще не совсем дошла, но ты легко можешь довести меня до нужной кондиции.
Боди. Вдохни глубоко, вдохни как перед решающей подачей в баскетболе, а я пока —
Доротея. Боди, эта комната сверкает, она не просто яркая, но СВЕРКАЮЩАЯ!
Боди. Ляг, вытянувшись, на диван и посмотри вверх, потолок белый!
Доротея. Не знаю, почему я сегодня все время задыхаюсь.
Боди. Не делай больше упражнений. Ты выпила слишком много кофе и колы. Это все возбудители для такой нежной девушки, как ты, да еще с нервным сердечным расстройством.
Доротея. Функциональным — а не нервным.
Боди. Приляг на минутку.
Доротея. Я отдохну немного — но не потому, что ты сказала. (Хватая ртом воздух, она садится на стул.) Ты любишь командовать — и при этом еще очень любопытна.
Боди. Я старше тебя и всем сердцем охраняю твои интересы.
Доротея. Фью-и!
Боди. Представь, как будет прохладно в открытом трамвае, когда мы поедем на Крав Кер.
Доротея. Ты, наверное, вынула слуховой аппарат, когда я говорила, что у меня другие планы.
Боди. Я все время говорю Бадди, чтобы он пил меньше пива, и Бадди прислушивается к моим словам. Он уже сократил их до восьми в день — это с дюжины-то, и еще сократит…
Доротея. Боди, может быть, хотя бы в это жаркое воскресное утро ты не будешь говорить о Бадди? Это не очень подходящая тема для разговора в такую жаркую погоду. Я знаю, что отношения между братом и сестрой очень глубоки, но дело не только в пиве, а в полном отсутствии общих интересов, тем для разговоров — обоюдных увлечений.
Боди. Они появятся. Я знаю, что Бадди просто очень стесняется. Он еще не раскрылся. Дай ему время, и он раскроется.
Доротея. Боди, этот разговор абсолютно беспредметен, так как я уже соединила свою жизнь с Ральфом Эллисом и все-таки должна доделать вращения бедрами… (Она возвращается в спальню, по пути прихлебывая кофе, и возобновляет упражнения.)
Боди (бросаясь к телефону). Олив 2697, Олив 2697! Бадди? Это я! Grosser Gott![4] Я не могу сейчас говорить, но ты обязательно должен поехать с нами на Крав Кер сегодня, в воскресенье. — Оденься получше. Сигары не кури! И смейся над ее остроумными замечаниями. Нет, они действительно, действительно остроумные! Она преподает гражданское право.