Машина круто развернулась, и с водительского сиденья соскочил крепыш с короткой стрижкой и весело крикнул:
– Вечер в хату, пацаны! Помогайте разгружаться!
Мальчишки выстроились в шеренгу и принялись передавать друг другу коробки и пакеты с подарками, как пожарные – ведра с водой. В этот момент я понял, что мне лучше уйти, хотя и хотелось помочь.
Пока воспитатели закрывали ворота, мне удалось просочиться сквозь щель. Надо было идти домой. У ребят было чем заняться сегодня вечером, уж точно не доигрывать в клек.
Я брел по следам протекторов, которые оставила машина Белых, пиная какую-то жестяную банку, как вдруг мое сердце нырнуло в самую глубину тела. На куче строительного мусора валялась черная коробка с веселым слоником, показывающим пальцами знак виктории.
«Денди»! Настоящая «Денди» сама меня нашла!
Наверное, она вылетела, когда Белых делал крутой поворот, а одно из колес попало на эту кучу мусора. Я поднял черную коробку. Упаковка была даже не тронута! Пахло от нее как-то волшебно, очаровывающе – свежей типографской краской, новыми чудесными играми и путешествиями в неизведанные миры.
Я замер, прижимая удивительный подарок к груди. Ну что… Надо вернуться? Или нет… Или вернуться?
Блин! Да детдомовцам и так привезли кучу подарков! Там был даже видеомагнитофон «Электроника ВМ-12», и много видеокассет с разными фильмами, и с Брюсом Ли тоже, и мультики, я видел! И игр всяких тоже куча! И это все будут смотреть они, а не я! Вообще непонятно, почему я должен был вернуть им эту приставку.
Ведь у меня никогда не будет такой, и видеомагнитофона тоже не будет, играть я никогда не буду, смотреть удивительные волшебные фильмы тоже!
Да верну я ее, верну! Но потом! Они все равно сейчас ничего не заметят, будут видак смотреть!
Я зашел домой, крепко прижимая приставку к груди. Скажу родителям, что мне ее дал поиграть на лето Саша Долгов. Сам он уезжает в Сочи, а я за это его на гитаре буду учить играть прямо с сентября. А приставку верну осенью.
Приставка, игры, картриджи… это загадочное волшебство полностью поглотило меня в тот вечер, залило, как нефтью, и даже в голову не приходило, что я делаю неправильный выбор, иду не по той дороге. Я даже не думал, что если верну приставку, то меня, может быть, даже пригласят с ними поиграть, и будет намного интереснее, чем играть одному у себя дома в краденый подарок. Даже мысли не появилось, как огорчатся ребята, когда узнают, что у них никогда не будет такой приставки. Не хотел знать, что наверняка будет какое-то расследование и кого-то накажут, может быть, и Сашу Монаха.
Не хотел выбирать, не хотел никакой свободы. Хотел играть – и ничего больше. Что-то черное, липкое и очень приятное охватило меня с ног до головы, и я чувствовал, как во мне пульсирует эта радость, оттого что теперь у меня будет чужое счастье, оттого что теперь будет хорошо. Я даже вспомнил свой разговор с Монахом и улыбнулся. Ведь этот подарок прилетел совершенно волшебным образом! Может, вот оно и есть то самое счастье, о котором он говорил! Может, это и есть та самая любовь, пусть немного черная, ну и что!
Папа был в командировке, мама принимала экзамены у заочников, ей было совсем не до меня, а бабушка сразу поверила, что приставку дал Саша Долгов, она знала, что я хорошо играю на гитаре. Сестре тоже было не до меня, все время она проводила со своими женихами и даже порадовалась моей предприимчивости, и мы вместе играли в приставку с ней и ее тогдашним парнем Игорем.
На другой день я не пошел в детский дом и на следующий тоже. Мне было чем заняться, картриджей с играми в коробке оказалось больше десяти!
Встреча с Монахом произошла только через месяц. Он был бритый наголо, сильно похудевший: его обвинили в краже приставки, которую Белых сам потерял, и надолго посадили в изолятор. Больше всех разозлился сам дяля Игорь, говорил, что только «крысы» крадут у своих. Но ребята поддержали «кента», говорили, что такой ровный пацан не может быть «крысой». Даже старшие парни сказали, что, если Монах пострадал без вины, значит, все хорошо, значит, Бог ему помогает, ведь Он тоже пострадал невинно. Грели Монаха в изоляторе, приносили чай, сигареты.
И еще старшаки сказали, что пришло время выбирать, по какой дорожке идти: по красной или по черной. Тогда на нашем языке все было понятно: красная дорожка – путь начальства и порядка, а черная – путь Закона с большой буквы, дорога воров и бандитов, которые никогда не обманывают и не предают друзей.
Тут в моей груди сильно зашумело. Выходило, что настал момент самому сделать свой выбор, который может изменить не мою жизнь, а чужую. Когда я принесу приставку в детский дом, скажу, что нашел ее на куче мусора (а ведь так и было), Монаха простят, и он перестанет злиться на воспитателей и сделает правильный выбор в своей жизни. Поедет к дельфинам, а не в тюрьму.
Но я не смог.
И осенью сказал родителям, что Саша Долгов решил подарить приставку, потому что я здорово научил его играть на гитаре.
В какой-то момент меня накрыл непреодолимый ужас, как муху, которая завязла в липком сладком варенье. Нельзя было отдать приставку, но нельзя было и оставить ее. Четыре стены, куда более тесные, чем стены детского дома, сдавили мою грудь. Свобода перестала быть сладкой, а стала черной и пугающей. Я продолжал исступленно играть, понимая, что если бы тогда не подобрал эту черную коробку на куче строительного мусора, то, возможно, жизнь моя была бы намного счастливее.
Я так ее и не отдал. Потом положил на полку в шкафу, и лежала она там долго-долго, лет двадцать. Передо мной проносились дороги, дома и люди, города и страны… На голове появились белые, как соль, волоски, а под глазами морщинки. Но всегда, когда я возвращался в родительский дом, то открывал шкаф и долго смотрел на черную коробку. Нужно было найти Монаха, отдать ему ту детскую мечту, сказать, что это я во всем виноват. Может, он простит меня, и моя полуразрушенная жизнь хоть немного наладится.
Но я не мог. А потом уже звонил по всем дельфинариям, но нигде рыжего мальчика Сашу по кличке Монах, который уже стал взрослым, как и я, найти не мог.
Неужели Бог не дал ему свободу? Я не мог в это поверить.
А потом прочитал о нем в газетах и понял, какой выбор он сделал. И дельфина он будет видеть до конца своих дней. Каменный фонтан в виде дельфина в Оренбургской колонии для пожизненно осужденных, которая так и называлась «Черный дельфин».
2016 год, Лимассол, Кипр.