Читать интересную книгу Гроб хрустальный - Сергей Кузнецов

Комната оказалась крошечной, в углу стоял рюкзак, полный книг, — кажется, разных; на стуле валялась скомканная рубашка, два непарных носка и несколько старых пятидюймовых дискет. На полу — сумка с эмблемой MIT, россыпь трехдюймовок и матрас, рядом с матрасом — недопитая бутылка пива. Поверх не застланной постели в джинсах и майке с книжкой в руках лежал Андрей.

Глеб сразу вспомнил, как выглядела когда-то его собственная комната. Бардак в доме, объяснял он отцу, — признак человека, для которого математические абстракции выше реальности материального мира. Вот Свидригайлов говорил, что бесконечность — это банька с паутиной по углам. Не знаю, пижонил Глеб, счетную или континуальную бесконечность он имел в виду, но в любом случае именно бесконечность — символ математического совершенства. Чем больше видимый хаос, тем ближе ты к совершенству. Отец считал Глебовы рассуждения демагогией, а Таня в самом начале их совместной жизни просто заявила: если дома будет твориться такое, она соберет вещи и уйдет, потому что ее как взрослую женщину бесконечность не интересует, а интересует лишь конечный срок собственной жизни, которую глупо тратить на…

Когда она излагала это, Глеб довольно быстро перестал слушать — как отец переставал слушать его самого, — но слова про конечность жизни ему запомнились. Больше они об этом не спорили. Впрочем, через восемь лет Таня все равно ушла, но привычка поддерживать минимальный порядок осталась.

При виде Снежаны и Глеба Андрей поднялся.

— Привет, — буркнул он. — Типа, извини, что я не того еще.

Он надел носки, поискал глазами кроссовки — те обнаружились в дальнем углу. Потом поднял сумку, и, порывшись, достал контейнер для контактных линз.

— Ну ладно, Андрей — сказала Снежана. — Я пошла.

— Угу, — сказал Андрей, а Глеб с улыбкой кивнул:

— Было очень приятно познакомиться.

Снежана на секунду задержалась в дверях и ответила:

— Мне тоже.

Обернулась, еще раз взглянула через плечо с полуулыбкой, и ушла. В этот момент она чем-то напомнила ему Таню.

— Вот, — сказал Андрей, выливая в рот остатки пива, — теперь можно как бы жить. Привет, — и он протянул Глебу руку, — я хоть вижу, с кем типа говорю, а то без линз я слеп как крот.

Глеб пожал руку и кивнул на матрас:

— А как же ты книжку читал?

— Я не читал, — ответил Андрей, — я вроде раздумывал, не почитать ли мне книжку. Видеть ее для этого ни к чему.

Глеб наконец рассмотрел обложку: что-то на английском, судя по картинке — фантастический роман. Названия он не понял.

— Я звонил вчера, — сказал Глеб. — Мы на дне рождения Емели познакомились.

— Да, я помню, — кивнул Андрей. — А Емеля — это Миша Емельянов, который нам бухгалтерию помогает делать, да?

— Да, типа того, — ответил Глеб. Ему и в голову никогда не приходило узнавать, чем заняты Абрамов и Емеля: бизнес — он и есть бизнес. Сегодня бухучет, завтра — ночной ларек. Во всяком случае, Глеб представлял это себе именно так.

— Я тебе свои работы принес, — сказал он, доставая из рюкзака папку. — Посмотришь?

— Да, и типа кофе заодно.

Кухня была под стать квартире — расшатанный стол, полная раковина грязной посуды и марш голодных тараканов по углам. Плита загажена так, что проще купить новую, чем отмыть эту. За столом сидели двое. Бена Глеб узнал по воротнику рубашки. Со своей отвратительной памятью на лица Глеб приучил себя запоминать одежду. Но беда в том, что он и одежду запоминал не визуально, а формульно: высокий воротник плюс блестящие пуговицы плюс клешеные джинсы. И при этом мог забыть, что надо бы запомнить еще и цвет рубашки. Таню это раздражало — особенно когда выяснялось, что Глеб не замечает ни новой юбки, ни новых туфель.

На собеседнике Бена была серая футболка, видневшаяся сквозь расстегнутый ворот клетчатой фланелевой рубашки. Возможно, из-за черной, неровно стриженной бороды он напоминал одновременно еврея-талмудиста и шестидесятника, который непонятно как сохранился молодым. (Несмотря на огромное количество знакомых евреев, живых талмудистов Глеб никогда не видел и представлял их по какой-то комедии с Луи де Фюнесом, популярной в годы первых, еще полуподпольных видеопросмотров). А может, шестидесятники и были тайными талмудистами, просто тридцать лет назад никто не мог понять, что борьба против длинных волос, о которой столько рассказывали Глебу родители, была формой религиозных войн.

Давно я не видел столько евреев одновременно, подумал Глеб. Он чувствовал, что вроде отпустившая его апатия начинает возвращатся. Слишком много людей, хотелось вернуться домой, лечь на диван и смотреть по телевизору "Твин Пикс", «Санта-Барбару», или просто новости.

Даже выключенный телевизор лучше необходимости общаться со всеми этими людьми.

— Ты зря тянешь, Ося. Локалка под энтями — это рулез, — сказал Бен, отрезая кусок сыра длинным ножом. Липкую от жира изоленту на рукоятке, похоже, не отмыть уже никогда.

— Это идеологический вопрос, — ответил клетчатый. — Тех, кто использует мастдай, я бы просто стерилизовал на месте.

Андрей взял грязную тряпку и вытер стол.

— Я понимаю, — сказал он, — типа феминизм, но что девушки вообще не убирают — это нормально, да?

Бен, улыбнулся Глебу, как старому знакомому, и вернулся к разговору:

— Хорошо, — сказал он, — монополия, нечестная конкуренция, все круто. У меня самого Нетоскоп всюду стоит. Но ты, Ося, как сатанист, должен оценить Гейтса. Три шестерки, все дела.

Ося отхлебнул из чашки и пояснил:

— Я анархо-сатанист. И к тому же, надо различать подлинную и мнимую конспирологию. Можно найти "число зверя" в словах "Уильям Гейтс третий" или в названии Мелкософта, но любому понятно, чем Кроули отличается от Гейтса.

Бен сразу понравился Глебу. На него приятно было смотреть — может, потому что Бен все время улыбался. Эту способность Глеб занес в ту же ячейку памяти, куда чуть раньше отправил Бенову манеру одеваться. Теперь он был уверен, что легко Бена узнает. Глеб спросил его, чтобы запомнить голос:

— А как найти 666 в имени Гейтса?

— Проще простого, — сказал Бен и радостно улыбнулся Глебу. — Каждой букве поставить в соответствие цифру и просуммировать.

— Какую цифру?

— Да любую, — сказал Ося, — не в этом дело.

И при этом отмахнулся от Глеба, точно от мухи.

Андрей залил кипятком две ложки «нескафе» и раскрыл Глебову папку.

— Не будем, типа, отвлекаться, — сказал он Глебу, — давай глянем, что у тебя тут.

— Ты прав, Ося. — согласился Бен (улыбка не сходила с его лица). -Тут дело в другом. Виндоуз — рулит точно также, как рулит поп-музыка. Воплощение софтверной попсни.

— Вырубить нахуй, — отрезал Ося

— А вот и нет, — воскликнул Бен. — Помнишь, ты мне объяснял: ЛаВей говорил, что настоящий сатанизм — не среди блэк-металла или там сибирского панка…

— ЛаВей не знал про сибирский панк, — возразил Ося.

— И это не случайно! Потому что сибирский панк — это уже не круто. Это, собственно, вообще не круто. Потому что — я продолжаю — настоящий сатанизм — среди наиболее бездарных записей попсни. А ты не будешь спорить, что Виндоуз — прекрасный пример бездарной попсни.

— На хуй, — сказал Ося, взмахом руки словно отсекая от себя собеседника. — ЛаВей понимал сатанизм довольно примитивно. По большому счету, это несколько вульгаризированное, чтобы не сказать христианизированное, кроулианство.

— Неплохо, — сказал Андрей. — А с чем ты работаешь?

— Ну, как всегда. Когда-то Вентура, Пэйдж Мэйкер, а теперь Кварк, конечно. Плюс Фотошоп, если очень надо картинку почистить, Корел еще. — сказал Глеб, соображая, что последний раз сидел за компьютером года полтора назад, и надеясь, что ничего нового с тех пор не придумали.

— Нормально, — сказал Андрей, и в этот момент в кухню вошел крупный рыжебородый мужчина.

— Привет всем, — буркнул он. — Почему ни одна свинья не убрала после вчерашнего? У меня здесь что, притон?

— Я вообще только пришел, — сказал Бен, продолжая улыбаться. — И, по-моему, тут все круто.

— Понятно, — сказал Шаневич. — Опять придется Нюру Степановну просить.

Он почесал заросшую рыжим волосом грудь и только тут заметил Глеба

— Привет, — и посмотрел вопросительно

— Это Глеб Аникеев, будет верстать журнал, — пояснил Андрей. — Мне его Миша Емельянов рекомендовал.

— Емельянов — незаменимый кладезь ценных кадров, — сказал Шаневич. — Жить он тоже тут будет?

— Нет, почему? — удивился Глеб. — У меня своя квартира есть.

— Тебе везет, — зевнул Илья. — Я вот не уверен, что могу про себя это сказать.

— А ты свежие «Русы» читал? — спросил Шаневича Бен.

— А что, опять Тимофею досталось?

— А то как же! У них там, похоже, газават.

На пороге появилась немолодая женщина с тусклым лицом. На голове пучок, в углу рта дымится сигарета. Среди богемно-программистcкой тусовки она казалась эпизодической героиней фильмов Эльдара Рязанова, случайно попавшей в иное пространство и время.