Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дик Даллингтон, именно так. Я ведь из этих мест.
Оказывается, он заприметил меня еще раньше, у киплинговского дома, куда приезжал навестить внука, работающего в музее. Мистер Даллингтон и сам проработал в нем много лет, а теперь на пенсии.
Он удивился, узнав, что я из Москвы. Из такого далека! Откуда же вы знаете здешние места? Ах да, карта. И компас. Чудеса!
– А я живу в Баттле, – поведал он. – Битва при Гастингсе, слыхали? Там есть экскурсии в Баттлском аббатстве. Показывают место битвы. Вы можете успеть, они закрываются позже.
Через какие-нибудь десять – пятнадцать минут мы были в Баттле, и мой чудный старик подкатил прямо к кассе музея. Я спросил его, не хочет ли он составить мне компанию.
– Да нет… я там бывал – давно… – загадочно ответил он и уехал.
Два часа спустя я сидел в поезде, идущем в Лондон. Я рассматривал свои сувениры: шелковую закладку с вышитой на ней «Песней контрабандистов» и книги о Киплинге. В одной из них лежало несколько сорванных возле Дома Моряка листьев – дуб и терн. Листья ясеня я срывать не стал, чтобы ненароком не натворить колдовства и не позабыть всего, что я увидел в этой поездке. Правда, с Паком мне не удалось повстречаться. Но я почему-то думаю, что он все-таки сопровождал меня в этот день – неслышно и незримо.
Григорий Кружков
Меч Виланда
Песня ПакаВон, видишь, через дальний лугНеровный след ведет?Там пушки волокли на юг —Встречать испанский флот!
Вон, видишь, жернова стучатНа ближнем бережку?Лет восемьсот еще назадМололи здесь муку
Вон там, среди густых дубрав,В лощине под горойСаксонцы в бой пошли, прорвавНорманнов тесный строй!
Вон там, за той грядой холмов,Где ветер и туман,Альфред с ватагой храбрецовГромил и гнал датчан.
А там, на склонах, где стада(И в каждом – рыжий бык),Там город был, еще когдаИ Лондон не возник!
Полуразмытый видишь вал,За ним – крутой обрыв?Там Цезарь лагерем стоял,Из Галлии приплыв.
А видишь, вьется по холмамЗагадочный зигзаг?То Каменного Века шрам,Стоянки древней знак.
Забытый храм, заросший следСредь высохших болот,И дух веков, и прах побед, —Здесь Англия живет!
Не просто луг, не просто лес,Не остров, не страна —Край Мерлина, земля чудесВ наследство нам дана.
Зрителями были три коровы. Ребята разыгрывали перед ними «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Конечно, не целиком: всю комедию они бы не смогли запомнить; но отец сильно сократил ее, сделав из большой пьесы маленькую, и дети репетировали с ним и матерью до тех пор, пока не выучили свои роли наизусть.
Они начали с того места, когда ткач Основа выходит из кустов с ослиной головой на плечах и застает королеву фей Титанию спящей. Затем они переходили к той сцене, где Основа просит трех маленьких феечек почесать у него в голове да еще принести ему лесного меду, а заканчивали там, где он засыпает в объятиях Титании. Дан играл за Пака, за Основу и за всех трех феечек. Пака он представлял в матерчатой шапочке с пушистыми острыми ушками, а Основу – в ослиной голове из бумажного абажура, оставшегося от Рождества; приходилось играть очень осторожно, чтобы голова не лопнула. Уна – в венке из синего водосбора с волшебной палочкой из наперстянки – исполняла роль Титании.
Театр располагался на лугу, который назывался Длинным Скатом. Узкий мельничный ручей, доставлявший воду на ближайшую мельницу, огибал его с одного угла, и как раз напротив излучины лежал Ведьмин Круг – большой круглый участок пожухшей травы, который и служил ребятам сценой. Берега ручья, заросшие ольхой, ивой и шиповником, образовывали естественные кулисы, где было удобно дожидаться своего выхода. Сам Шекспир (так сказал один взрослый, видевший это место) не придумал бы лучшей декорации для своей пьесы.
Разумеется, детям не разрешили давать представление ночью – в ту самую колдовскую Купальскую ночь, когда и происходят все чудеса у Шекспира; но они выбрали час после полдника, на склоне дня, когда тени растут, – и отправились на луг, захватив с собой кое-что перекусить: хрустящее печенье, крутые яйца и соль в пакетике.
Три коровы, уже подоенные, целеустремленно паслись, оглашая луг мощным чавканьем, и вдали раздавался шум работающей мельницы, похожий на шлепанье босых пяток по утоптанной дороге. Обленившаяся июльская кукушка изредка пыталась подать голос с перекладины ворот, да хлопотливый зимородок то и дело перелетал с одной стороны ручья на другую. За исключением этого, вокруг царили тишь и дрема, пахло таволгой и нагретой сухой травой.
Спектакль удался на славу! Дан замечательно помнил все свои роли: Пака, Основы и трех феечек, и Уна не сбилась ни разу – даже в том трудном месте, где она велит кормить Основу «плодами спелых фиг и абрикосов, крыжовником, клубникой, куманикой» – ну и так далее. Они были так воодушевлены, что сыграли пьесу три раза подряд – от начала до конца. Потом присели на траве в центре Ведьминого Круга на чистом от колючек месте и достали ужин; как вдруг чей-то свист раздался в прибрежном лозняке, так, что они сразу вскочили на ноги и обернулись.
Кусты раздвинулись. И вот, на том самом месте, где Дан играл Пака, они увидели маленького смуглого широкоплечего человечка с острыми ушами, вздернутым носом, косящими голубыми глазами и ухмылкой, от уха до уха расплывавшейся по его лукавой веснушчатой физиономии. Он вдруг посуровел, наморщил лоб, как будто бы застал Буравчика, Рыло и Основу за репетицией «Тисбы и Пирама», и голосом гулким, как мычание недоеной коровы, продекламировал:
– Что за невежи этак расшумелисьВблизи от ложа королевы фей?
Он остановился, приставил ладонь к уху и, хитро подмигнув, продолжил:
– Никак дают комедию? Ну что же!Послушаю, – а то и сам сыграю.
Ребята смотрели на него, раскрыв рты от удивления. А человечек – он был не выше Данова плеча – невозмутимо вошел внутрь Круга.
– Я нынче не совсем в форме, – сказал он. – Но роль мою нужно играть примерно так.
Все еще онемев, ребята разглядывали его всего – от темно-синей шапочки, похожей на цветок водосбора, до босых мохнатых ног.
– Ну что вы так уставились? – спросил он, рассмеявшись. – Такой уж я есть. А вы каким ожидали меня увидеть?
– Мы никого не ожидали, – вымолвил наконец Дан. – Это наше поле.
– Неужели? – удивился пришелец, усаживаясь на траву. – Так какого же лешего вы трижды подряд сыграли «Сон в летнюю ночь» в канун колдовской Купальской ночи, в середине Ведьминого Круга, да еще у подножия одного из самых старых холмов Старой Англии? Это же Холм Пака – Волшебный Холм. Вы что, и этого не знали?
И он указал на пологий, заросший папоротником склон холма на другой стороне Мельничного ручья. Дальше по склону начинался лес, а за ним виднелись холмы еще выше – вплоть до Сигнальной Горы высотою не меньше 500 футов, откуда открывался широкий вид на равнину Пэвенси, и на Ла-Манш, и на отдаленные всхолмья Саут-Даунз.
– Клянусь Дубом, Ясенем и Терном! – весело воскликнул он. – Если бы это случилось несколько лет назад, весь Народ С Холмов слетелся бы сюда, как пчелиный рой!
– Мы не знали, что так делать не годится, – смутился Дан.
– Не годится?! – Человечка просто затрясло от смеха. – Еще как годится! Да понимаете ли вы, что все короли, рыцари и ученые в прежние времена отдали бы все свои короны, шпоры и книги, чтобы научиться тому, что вы сейчас невзначай совершили. Да помогай вам сам волшебник Мерлин, и то не вышло бы лучше. Вы разверзли Холмы – понимаете? Такого не случалось тысячу лет.
– Мы… мы не нарочно, – пролепетала Уна.
– Вот именно, что не нарочно! Поэтому у вас и получилось. Жаль только, что Народ С Холмов давно покинул эти места. Я единственный, кто остался. Я, Пак, старейший из старых духов Англии, – к вашим услугам. Конечно, если вам угодно знаться со мной. Если же нет, достаточно слова, и я исчезну.
Он замолчал, испытующе глядя на ребят. Глаза его были теперь очень добрыми и серьезными, лишь в уголках губ таилась озорная улыбка.
– Не уходи, – сказала Уна, протягивая ему руку. – Ты нам нравишься.
– Угощайтесь, – предложил Дан и протянул Паку помятый кулек с яйцами и печеньем.
– Клянусь Дубом, Ясенем и Терном! – вскричал Пак, сдергивая с головы свою синюю шапочку. – Вы тоже мне нравитесь. А ну-ка, Дан, посоли мне это печенье, да покруче, и мы съедим его пополам, чтобы развеять все сомнения. Видишь ли, некоторые из наших боятся соли, или подковы над дверью, или рябиновой ветки, или проточной воды, или холодного железа, или колокольного звона. Но я – другое дело, я – Пак, и этим все сказано!
- Старая Англия. Сказания - Редьярд Киплинг - Детская проза
- Как была выдумана азбука - Редьярд Кипрлинг - Детская проза
- Мир в картинках. Люис Кэрролл. Алиса в Стране чудес - Владимир Бутромеев - Детская проза
- Теодосия и последний фараон - Робин ЛаФевер - Детская проза
- Сказки дядюшки Римуса (Иллюстр. М.Волковой) - Джоэль Харрис - Детская проза