которые отправляю Сане и Егору.
“Куда так вырядилась? Пенсионеров соблазнять?” — Получаю ответ от подруги. — “Ржущие смайлики”.
На ближайшие несколько недель фото и видеообщение — наше всё. Может быть, мне удастся уговорить Егора бросить ненадолго дела и прилететь сюда? Снимем номер недалеко и…
Мой парень молчит, а в коридоре раздаётся голос Жениной мамы, которая зовет нас вниз, ужинать.
За столом оживлённо. Все в сборе, включая чистильщика бассейнов.
Уткнувшись взглядом в тарелку, жуёт салатные листья с россыпью помидор, приправленных каперсами.
— Привет! — говорю громко, обращаясь ко всем сразу. — Приятного аппетита.
В меня летят благодарные “спасибо”, пока осматриваю длинный, утрамбованный едой стол и ловлю быстрый, но очень ощутимый взгляд на своей груди.
Я не особо стеснительная. Меня всю жизнь все разглядывают, особенно мужчины, но садовник сделал это так быстро и цепко, будто отщипнул от моей груди кусочек, а потом молча уткнулся носом в свою тарелку! Перекинув на плечо волосы, закрываю ему обзор.
— Антонина, садись, — добродушно предлагает Светлана Алексеевна, потому что я топчусь на месте, в отличие от своей сестры, которой Женя уже накладывает еду.
— Можно просто Тоня, — снова объявляю для всех и занимаю место напротив молчаливого родственника Немцевых.
Если бы только что я не поймала его за разглядыванием своей груди, решила бы, что он присутствует за столом только в физическом смысле, а в ментальном — отсутствует.
Подняв глаза, рассматриваю его лицо.
Увидела бы в толпе и сразу отвернулась бы, а здесь смотрю. Длинные загорелые пальцы ловко работают вилкой и ножом. Ладони жилистые, как и весь он.
Я не набиваюсь к нему в друзья, хотя это было бы логично, потому что за столом именно мы двое состоим в возрастной категории восемнадцать плюс и тридцать минус.
— Ты не вегетарианка? — смеётся Женя, отвлекая моё внимание.
Указывает на блюдо с запечённой курицей в центре стола, и я понимаю, что ужин в этой семье — что-то очень традиционное. В нашей семье ужин — это кому как приспичит. Мы вообще дома за ужином собираемся раз в столетие. Родители всегда много работают, особенно отец.
— Фёдор у нас вегетарианец, — сообщает Женя.
Надо же. Это всё объясняет.
Бросаю быстрый взгляд на эту персону, которая молча пьёт морковный сок из старомодного хрустального стакана. Точно такие же есть у моей бабули.
— Я тоже вегетарианец… — вклинивается пятилетний Сеня.
— Не совсем, — тактично замечает Женя.
— Я люблю всё. — Протягиваю ей свою тарелку.
— И побольше, — ехидничает Адель.
— Лепёшку, То-ня? — растягивает моё имя Алекс, предлагая хлебную корзину.
Вздыхаю и беру кусочек.
Жую салатные листья, поглядывая на свой телефон, пока Аделя общается со всеми по очереди. Нанизываю на вилку кусок курицы и отправляю в рот. Егор не ответил ни на одно из моих сообщений. Что происходит?
“Эй, але, гараж! Где твои реакции?” — быстро набираю ему вдогонку к фотографии.
— Фёдор, ты бы показал тут Тоне всё. С друзьями познакомил… — рассуждает Женина мама. — На пляж свозил...
Просто отличная идея!
Я — будущий журналист. Я люблю коммуницировать с людьми, для меня это как воздух. Ну и вечеринки я тоже люблю!
— Отличная идея! — встрепенувшись, смотрю сначала на неё, а потом на садовника.
Перестав работать тяжёлой челюстью, медленно поднимает глаза и наконец-то смотрит прямо на меня.
Глаза у него чёрные, как угли. Первый раз такие вижу. Он чуть щурит их, будто у него со зрением проблемы. Весь его мрачный вид говорит мне о том, что отличной эту идею он совсем не считает.
— Без проблем, — односложно отвечает парень, задержав взгляд на моём лице.
Опять этот стрёкот под рёбрами, к которому присоединились мурашки. Это вообще законно: иметь такой голос?
— Когда поедем? — спрашиваю, дружелюбно улыбнувшись.
— Сегодня, — опускает голову, возвращаясь к своему диетическому салату.
— То есть вот сейчас? — не отстаю я, постукивая босой ногой по полу.
В крови мерно вскипает адреналин. Так всегда бывает, когда передо мной встаёт перспектива пойти и поискать себе приключений.
— Угу, — отзывается он, не отрываясь от еды.
Этот ответ не особо проясняет ситуацию, но, прежде чем успеваю задать уточняющие вопросы, ко мне обращается довольная Женя:
— Вот и хорошо. А то у тебя вид такой, будто завтра война.
— Нет! — заверяю я, принимаясь за свою курицу. — Мне всё очень нравится.
— Нам тоже было по восемнадцать лет, мы всё понимаем, — взмахивает рукой Светлана.
— Двадцать, — поправляю на автомате и опять смотрю на своего молчаливого гида. С целью поддержания диалога, спрашиваю: — Так ты совсем не ешь мясо?
После секундной задержки снова поднимает глаза, и я почти уверена в том, что перед этим он посмотрел на мои губы. Это вороватое касание очень похоже на очередной щипок, которым до этого он наградил мою грудь.
Быстро сменив траекторию, смотрит в тарелку и, откашлявшись, говорит:
— А что, у понятия “вегетарианец” есть несколько смыслов?
Врожденная хрипотца этого голоса опять ударяет по моим слуховым рецепторам. Чувствую, как по щекам ползёт краска, а на моём лице это особенно очевидно.
Игнорируя галдёж за столом, смотрю на его опущенное грубое лицо, буркнув:
— Вечно путаю вас с фруторианцами.
В ответ он подхватывает тарелку и встает из-за стола. Не оценив мою шутку, бросает на ходу:
— Через полчаса жду тебя на улице.
Пройдя на кухню, счищает остатки ужина в мусорное ведро и опускает тарелку в посудомоечную машину, после чего молча скрывается в коридоре.
Отцепив взгляд от подтянутой, одетой в серые штаны задницы, перевожу его на присутствующих. Они поглощены едой и друг другом, и, судя по