Читать интересную книгу Ответы молодым - Андрей Кураев

Те, кто в сектах,– это, наверное, лучшие люди России. Своим уходом в секту они доказали свое неравнодушие. Это не телепузики, им что-то в этой жизни надо, у них неспокойный ум, неспокойное сердце. Поэтому просто открещиваться от них, говорить: "Ой, ладно, там все сумасшедшие",– это неумно. Это далеко не худшие из тех людей, что могут встретиться нам на жизненных дорогах. И пусть их мнение не совпадает с нашим, пусть они ошиблись, но они ошиблись в поиске, а значит, поиск-то у них был. И если они прошли мимо нас, значит, это мы что-то им дать не смогли.

Я по своему опыту знаю: каждый раз, когда ведешь беседу с сектантом, если эта беседа идет нормально, если есть несколько часов для общения, то в конце концов все кончится признанием вроде: "Да, это все здорово, хорошо, что мне это все пояснили. Жаль, что я этого не знал. Но ведь, если честно, я пробовал быть православным, я пробовал войти в храм...". И дальше следует рассказ о том, как встретили, как посмотрели и куда послали. Слишком часто не от Христа люди прячутся в сектах, а от нас. Значит, нам нужно стать "христианнее" – тогда и люди через нас увидят Христа.

– А богослужение на миссионерско-молодежном приходе может чем-то отличаться?

– Ну, прежде всего скажем, что – не обязано. Если на этом приходе будет атмосфера миссионерской приветливости, радости о вошедших, если там будут возможности для общения прихожан между собой и со священником, то и не надо в богослужении ничего менять.

Но если уже есть согласие и прихода, и настоятеля, и епископа на то, чтобы и сама служба носила миссионерский характер, то тогда, мне кажется, можно было бы сделать следующее.

В таком храме раз в месяц можно было бы служить всенощную с комментариями. Ведь многие священники совершают Крещение с комментариями, то есть поясняют: "Вот сейчас мы отрежем вашему малышу волосики, и это будет означать то-то и то-то". А что мешает всенощное бдение совершать так же? Перед каждым действием за одну-две минуты объяснять, что сейчас будет сделано и почему. Например: "Братья и сестры, сейчас будет звучать ектенья, ектенья – это перечень наших прошений к Богу. Но это не молитва! Диакон не молитву читает, а называет повод к вашей личной молитве, то, о чем вы должны молиться в эту минуту. И вот пока хор будет петь "Господи, помилуй", каждый из вас про себя, своими словами, должен помолиться о тех людях, о тех нуждах, о которых нам напомнил диакон в ектении".

Молитв на такой службе будет немного. Но из-за пояснений она все равно будет идти долго. Главное – чтобы весь город знал: в каждую первую субботу месяца в таком-то храме вам пояснят всё, что происходит на службе. Кто это уже знает, пусть идет в другой храм. Это в селе нет выбора, а когда в городе пять – десять храмов, постоянным прихожанам есть куда пойти. А сюда они могут пригласить тех своих знакомых, которые заявляют, что я бы, мол, в храм пошел, но там ничего не понятно.

Такой миссионерский храм тогда стал бы шлюзом. Люди в него входили бы и вскоре выходили: получив навык молитвы и понимания богослужения, они затем уже шли бы в обычные приходские храмы.

– Как вы относитесь к экстремальному миссионерству? Хождению по квартирам, проповеди на улице. Есть ли у вас опыт подобного миссионерства?

– Опыт проповеди на улице у меня был где-то в середине 80х годов. Арбат тогда стал свободной зоной, я после уроков убегал из семинарии и приезжал туда. Первыми там начали проповедовать кришнаиты, потом баптисты, потом и я появился. И надо заметить, что нескольким людям я успел "испортить" жизнь. Один из них сейчас уже священник (кстати – в Бразилии), другой – церковный журналист.

Когда наша Церковь была молода, она и сама "грешила" экстремальным миссионерством.

По квартирам и домам наши священники тоже ходили – правда, не с тем, чтобы раздать книги, а с тем, чтобы собрать пожертвования (вспомните быт сельских батюшек в дореволюционные годы: на Пасху и Рождество они обходили все село и собирали пожертвования – по большей части продуктами).

Я честно скажу: православная этика в значительной степени готтенготская этика. Племя готтенготов живет в Африке по "понятиям" вполне примитивнейшим. И в XIX веке какой-то миссионер, видя их безобразия, спросил у вождя этого племени: "Скажите, у вас хоть что-нибудь святое есть? Что для вас добро и что – зло?". И тот отвечает: "Конечно же, мы знаем, что такое добро и зло. Если сосед украл у меня корову – это зло. А если мне удалось свести его корову с его двора – это добро". Вот наша церковная позиция совершенно такая же. Если нам удалось перевести католика в Православие – это добро, а если они от нас отбили – это плохо. Я это без всякого осуждения говорю. Я с этим совершенно согласен.

– Но ведь те же адвентисты гораздо активнее завлекают к себе молодежь...

– Завлекать-то мы как раз и не хотим. Но должны быть места возможных встреч молодежи и ее культуры с Православием.

– Где, по вашему мнению, граница дозволенного в вооружении миссионера? Например, многие люди приходят к вере через рок-оперу "Иисус Христос – суперзвезда". Но значит ли это, что надо развивать подобные направления миссии?

– Мне кажется, что нельзя заранее ставить какую-то границу. Ее нужно определять каждый раз заново, когда ты находишься в состоянии миссионерского вызова, то есть чьего-либо вызова, обращенного к тебе. Апостолы ведь не ставили заранее такие границы. Они говорили, что здесь нужен опыт и навык в различении добра и зла. Это касается и миссионера, в служении которого очень многое строится на некоем такте, вкусе. Мы видим, что иногда апостол Павел вступает в жесткую полемику, а иногда, например в афинском Ареопаге, неожиданно мягко говорит о верованиях язычников. Апостолы однажды жестко запретили языческой жрице пророчествовать о них, хотя она сказала правду: Они рабы Бога Всевышнего! (ср.: Деян. 16, 17). Но последующие отцы с благоговением цитировали "Сивиллины пророчества"[8] и трактаты, приписываемые египетскому богу Гермесу Трисмегисту. А блаженный Иероним в евангельской притче о неверном домоправителе увидел совет об использовании нехристианских знаний для проповеди христианства[9].

Что касается конкретно рок-оперы "Иисус Христос – суперзвезда", то могу сказать одно – я рад, что она пришла к советской молодежи в те годы, когда та еще не знала английского языка. Поэтому многие из тех людей, которые полюбили это произведение, просто не знали, какие кощунственные тексты там звучат на фоне безусловно талантливой музыки. Как это ни странно, но в 70е годы эта рок-опера сняла шоры со многих комсомольских глаз: люди были шокированы тем, что вера бабушек может давать повод и для современнейшего искусства. Я должен признаться, что "влюбленность" в эту рок-оперу стала для меня ступенькой на пути к Христу (тогда я, конечно, и не ожидал, что это именно путь, и не предполагал, что завершится он приходом в Церковь). Под звуки рок-музыки китайская стена атеистического воспитания, отделявшая меня от мира христианства, каким-то кирпичиком все-таки треснула, и вдруг оказалось, что Христос может быть интересен современному человеку. И для меня, подростка, для которого в то время мир Церкви представлялся миром старушек в белых косынках, это открытие было своеобразной и радостной сенсацией.

– То есть вы считаете, что интерес к фигуре Христа, чем бы он ни был вызван, в любом случае – хорош?

– Нет, я так не считаю, потому что Сам Христос не всякий мотив отношения к Себе приветствовал. Он, например, уходил от людей, которые обращались к Нему по чисто утилитарным мотивам. После того, как Христос насытил пять тысяч человек пятью хлебами и часть этих людей на следующий день пришла искать Его снова, Он сказал: вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились (Ин. 6, 26).

– Как вы относитесь к рок-музыке?

– Плохо. Я никогда не любил и не понимал рок-музыку. Но это не мешает мне дружить с рок-динозаврами и даже бывать на рок-концертах. Понимаете, есть люди, реальные люди. Представьте себе, такие же проблемы стояли перед священниками лет двадцать назад, когда к ним приходили люди, работающие в органах КГБ. По форме – враги, и вдруг оказывается, что это тоже люди. За погонами – и сердце у них есть, и там тоже бывает покаяние. И не все люди, которые шли в КГБ, работали против своего народа. Есть там и такие структуры, которые действительно защищали Родину. Они не были палачами. Они не занимались слежкой, борьбой с инакомыслием,– и как к ним было относиться?

И мне кажется, сегодня похожая ситуация складывается с рок-культурой: там есть люди. Конечно, там есть грязь, жуткая грязь! Она есть. И при этом одно слово, которое скажет этим людям Шевчук, будет значить больше, чем, например, десять моих проповедей.