Читать интересную книгу Пограничье - Надежда Храмушина

грустная сказка! — Сказала я — И где ты такую нашёл?

Сакатов отложил листки, снял очки и сказал:

— А это не сказка. И прочитал тебе я её не просто, чтобы развлечь. А чтобы ты знала, кто такой Шифин.

— А что, этот Шифин всё ещё жив? Мор на людей насылает? — Я улыбнулась.

— Всё именно так. И жив, и мор насылает. — Сакатов достал из-под стопки журналов старую газету и прочитал — «Московские ведомости», от восьмого сентября одна тысяча девятьсот шестого года. Смотрим. Городской голова города Пензы, потомственный почётный гражданин Евстифеев Николай Тимофеевич со всей семьёй, со всеми своими слугами, в одночасье заболели лихорадкой и все умерли. Последними словами этого уважаемого гражданина были, что это дело рук Шифина. Этот Шифин просил продать ему одну книгу старую, какая у Евстифеева имелась. А тот ему отказал, и вот, он на них мор наслал.

— Но прошло сто лет с тех пор. Люди столько не живут. — Возразила я.

— А как ты думаешь, когда родился Радомир? — Лукаво спросил он.

— Всё равно ведь не угадаю. Говори.

— Вот, пожалуйста, запись в церковной книге: младенец мужскову полу Плотников Радомир родился в деревне Акульшино Тульского уезда в июле одна тысяча семьсот двадцатого года. А в одна тысяча семьсот пятьдесят пятом году, в июне, неожиданно чума началась в Тульском уезде, и так же, неожиданно, закончилась через полгода. Шифину в это время было тридцать пять лет. — Сакатов победоносно посмотрел на меня — Поняла? А сейчас ему почти триста лет.

— Ты его сам видел? — Не сдавалась я — Своими глазами?

— Оля, не буду ходить вокруг да около, у нас, по-моему, назревает новое дело. Мне неделю назад позвонил знакомый, Дима Волков, мы с ним несколько лет назад в областной больнице лежали в одной палате, и рассказал мне историю, которую обычной не назовёшь. Надо помочь им. Дима живёт на севере нашей области. Работает механиком в ремонтном цехе. Он нас с тобой приглашает в гости.

— Я же работаю. Отпуск у меня не скоро. — Я вопросительно посмотрела на него — А дело-то у него какое?

— Плохое у него дело. У него и у его семьи. Возьми в счёт отпуска пару дней. Наташа и одна справится, за два дня с аптекой ничего не случится. А по пути я тебе всё и расскажу. Я тут подобрал кой-какой материал. Завтра у нас электричка полшестого утра. Так что, поезжай домой и соберись. Тебе полезно практикой заниматься, нечего без дела сидеть.

Я подумала и согласилась. Конечно, и людям помогать надо, и практика должна быть. А то совсем обленюсь, и так все прошлые выходные пролежала у телевизора.

Утром я приехала на вокзал раньше назначенного времени, но Сакатов уже стоял у центрального подъезда. Увидев меня, помахал рукой. У него с собой была огромная, туго набитая вещами сумка.

— Ты что, до Нового года там решил остаться? — Спросила я.

— Всю литературу, которая нам может пригодиться, я захватил с собой. Но если надо будет, то тебя отправлю в город, а сам останусь. Билеты я купил. Пошли. — Он повесил свою сумку через плечо, подхватил мою, более скромную сумку, и мы пошли по переходу на платформу, потому что в это время объявляли нашу электричку.

— Едем до Верхней Салды. Там на вокзале нас встретит Дима. — На ходу информировал он меня — Он в пригороде живёт, в своём доме. С ним его жена и две дочери, вернее одна, так как старшую он полгода назад замуж выдал. В дороге четыре часа. Ты же любишь на электричках ездить, вот и покатаешься.

Да, это правда. Электрички — мой самый любимый вид транспорта. Я сразу заняла место возле окна, и стала ждать, когда машинист объявит, что двери закрываются. И мы тронемся навстречу засыпающему осеннему лесу и бескрайним полям, ждущим первый снег.

Сакатов только собрался мне рассказывать историю Димы Волкова, как к нам подсела молодая женщина с двумя близняшками. Сакатов пожал плечами и сказал:

— Ладно, Дима тебе сам всё расскажет.

Он всю дорогу, перебирал какие-то свои записи, периодически делал какие-то заметки, листал телефон. Соседи наши тоже уткнулись в телефоны, поэтому почти всё дорогу молчали. А я сидела и смотрела в окно, не отрываясь. Под сиденьем нещадно грела печка, собираясь меня к концу дороги зажарить до румяной корочки. Сакатов мне несколько раз предлагал пересесть с неё, но я стойко отказывалась, и дальше продолжала смотреть в окно. Потому что когда хорошо, тогда не надо ничего менять.

В десять часов мы прибыли в Верхнюю Салду. Дима Волков оказался довольно крупным мужчиной с густой седой шевелюрой, грустными глазами, лет так под пятьдесят.

— Дмитрий Семёнович. — Представился он мне — Спасибо, что откликнулись, мы вас очень ждём.

Он провёл нас к своей машине, серенькой Ладе, положил наши вещи в багажник и предложил заехать в придорожное кафе, чтобы спокойно там поговорить.

— Не думайте, моя жена очень рада гостям, и уже наготовила там всего. Но лучше нам сначала одним поговорить. Не хочется при Тасе снова всё ворошить, итак у неё глаза на мокром месте.

Придорожное кафе было рядом, в пяти минутах езды. Мы сели за крайний столик у окна. Дмитрий Семёнович заказал нам кофе, бутербродов, а себе взял стакан чая.

— Полгода назад, в апреле, только мы старшую дочь Алёнку выдали замуж, через неделю после этого умерла бабка моей жены, Феломена Спиридоновна. — Начал он свой рассказ — Ей было уже девяносто семь лет. Она всю жизнь прожила в деревне Костомарово, и только в последний год мы её к себе с Тасей взяли, так как она перестала ходить. Бабка Феломена была, сразу скажу, очень странной. В деревне её сторонились, ну, в общем, колдуньей её считали. Мать у Таси давно уже умерла, лет пятнадцать назад, а бабка Феломена крепкой была, курей до последнего держала, с огородом сама управлялась. Так вот. Привезли мы её к себе, поселили её в комнату младшей нашей дочери, Танюшки, а ту к Алёнке переселили. За бабкой все ходили, и жена, и дочки. И накормлена всегда была, и в чистоте лежала. Танюшка больше всех за бабкой ухаживала, и бабка привязалась к ней. Как только убежит Танюшка куда, а та уже глазами её ищет. А тут Алёнка замуж собралась, свадьба, хлопоты. Мы, то в город за платьем, то туфли ищем, то с парикмахером договариваемся, то одно, то другое. И получилось так, что за бабкой Феломеной одна Танюшка эти