– Ну надо же, я ошибся! – фыркнул дракон. – Не все женщины, оказывается, действуют на тебя, фейри, одинаково.
– А? – непонимающе зыркнул на него я. – Да пофиг, что ты там имеешь в виду. Так могу я на тебя положиться или нет?
– Да уж будь уверен, что нет ничего, способного отвлечь меня от охраны моей единственной и её названной сестры. А ты иди, попытай счастья.
– Что это, по-твоему, значит? Счастье в этом деле – мой извечный спутник.
– Угу. Как скажешь, фейри.
Конечно, она почувствовала мой взгляд. Нужно обладать толстенной шкурой радужного змея, чтобы не ощутить, как кто-то совершенно бесцеремонно визуально лапает тебя. Хотя я зашел гораздо дальше простого наглого ощупывания, я уже выбрал для нас позу и практически вставил ей до предела. В одно мгновение выражение праздной рассредоточенности пропало с её лица, сменяясь настороженным вниманием, отчего и без того четко очерченные скулы еще обострились, придавая ей немного хищный вид. О-о-ох, Дану, мать всего порочного, как же это изменение меня завело! Будто и до того я был едва ли не на грани того, чтобы метнуться и вжать её в одну из этих идеально натертых стеклянных панелей-витрин и оттрахать на глазах у всех. Ставший вмиг цепким взгляд безошибочно нашел меня как источник излучающегося на нее пристального внимания, сцепляясь с моим на секунду. Богиня, как же все-таки описать этот невообразимый и изменчивый цвет глаз, обрамленный мягким призрачным серебром ресниц, делающим его еще отчетливее? Такой бывает гладкая озерная вода на закате в землях, прилегающих к Сумеречной гряде, но только в те вечера, за которыми следуют дико разрушительные штормовые ночи. Ни за что бы не поверил, что одно изучение оттенков чьей-то радужки способно быть ничуть не менее возбуждающим, чем разглядывания любого другого обнаженного тела в самых соблазнительных позах. Ну да, ноггл с ними, с этими охрененными глазами. Губы, ничуть не пухлые по идиотской моде, принятой сейчас в мире Младших, но скульптурно очерченные – вот что тоже притягивало мое внимание, ну и, само собой, моего чрезвычайно оживленного члена тоже. Чуть-чуть розовые, практически едва наделенные цветом, на лице любой другой женщины они бы выглядели совсем не выгодно, болезненно-бледными, но на фоне насыщенно прозрачной белизны её кожи они являлись маяком, дерзким манком, заставляющим сразу подумать, а соответствуют ли этому же оттенку её соски. А вслед за этим послушной вереницей скакали мысли-видения, как будет меняться и становиться более насыщенным этот нежный розовый сначала просто от возбуждения, когда я приступлю к наглому совращению, а потом и от терзающих нещадных ласк моего рта и пальцев. Нет, пожалуй, с перепихоном по-быстрому я погорячился. Тогда лишу себя всего этого эстетического удовольствия расписать бледный холст её тела множеством оттенков следов своего рта и пальцев. Да-да, я доберусь до тебя и в тебя, мой белоснежный сахарный кусочек, и буду брать долго и обстоятельно, смакуя все вкусовые вариации.
Так, стоп, что происходит?
Вместо того чтобы попасть под впечатление бесстыдно транслируемых мною порочных образов и застыть покорным, готовым к поглощению, кроликом, моя белая леди развернулась и двинулась прочь, заметно прибавив скорости по сравнению с тем, как она двигалась до этого. Сорвавшись с дивана, я понесся следом, недоумевая, но не забывая при этом обшарить голодными глазами изгиб её спины под плотно облегающей серой водолазкой и небольшие, но взывающие к моим блудливым ручонкам округлости ягодиц. И еще ноги в узких джинсах… да, эти превосходные ноги, созданные сжимать кольцом мужскую талию или очень гармонично располагаться на его плечах, но сейчас возмутительно быстро несущие их обладательницу в абсолютно неправильном направлении.
Из бокового прохода торгового центра невесть откуда вдруг стала вываливаться целая толпа молодых и ярко разряженных людей и моя почти настигнутая секс-добыча нырнула в их гущу, вынуждая и меня начать проталкиваться следом. Парочка девиц, которых я ни за что не пропустил бы без дозы счастья от Алево в любое другое время, почти повисла на мне, приглашающе взмахивая искусственными устрашающей длины ресницами, оглушая смесью своих примитивных парфюмов и алкоголя и что-то говоря мне. Но я выпутался из их цепких ручонок и почти зарычал раздраженно, заметив, что моя цель скрылась в дверях какого-то ресторана. Отмахнувшись от нежеланных сейчас женских особей, помчался вперед и влетел в зал забегаловки, начав быстро озираться. Но загадочного объекта моей зверской похоти тут не было. Расспросы официантов и бармена ничего не дали. Они её не заметили. Не заметили!!! её! Да как можно не заметить такую? На кого тут вообще еще можно было смотреть, чтобы не заметить сверкающую гору жемчуга в человеческий рост, вкатившую на вашу проклятую территорию?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пометавшись без всякого толку по коридорам и засунув свой нос в каждый магазин и даже примерочную, я, злой и разочарованный, вернулся к сидящему сторожевым истуканом Раффису. И на мгновение мне показалось, что уголок его рта подергивается в издевательской усмешке. Но никаких комментариев и откровенных понимающих улыбок не последовало. Не такой уж и тупой этот дракон.
ГЛАВА 3
«Крепитесь». Что это, черт возьми, за слово? Для чего его придумали? Хоть кому-то от них и правда стало легче перенести сбивающие с ног новости? В самом деле? Да ни за что в это не поверю! Или это дурацкое «мужайтесь»! Что за бесполезная хрень, сотрясение воздуха, призванное дать нечто вроде паузы или своего рода оправдания именно тому, кто обрушивает на твою голову тонну дерьма. Типа, он тебя предупредил, совершил обязательный ритуал псевдо-сочувствия и может больше не задаваться вопросом, как ты уползешь с его глаз, раздавленная в лепешку, с каждой разбитой костью и разорванным органом. В переносном смысле, да, но от этого не менее смертельно раненная.
«Положительная динамика отсутствует». «Локализации, на которую мы надеялись, не произошло, абсолютная невосприимчивость к медикаментозному воздействию, поразительно сложный случай». «Оперативное вмешательство в условиях отечественных клиник не гарантирует даже пятьдесят процентов успеха и сохранение нормальной двигательной активности. В лучшем случае – инвалидное кресло до конца дней»
Как, скажите, как, у кого-то в двадцать шесть лет инвалидное кресло может быть лучшим случаем развития хода жизненных событий?!
«…лишь одна клиника в Израиле, где вам дадут гарантию в восемьдесят процентов благополучного исхода операции… примерно десять с половиной миллионов рублей…»
Ну и с какой, на хрен, стати медицина в моей родной стране гордо именуется лучшей в мире, а гребаные врачи – светилами. За какие такие заслуги, если и я, и сотни других вот таких неудачников должны искать деньги и везти их забугорным ремесленникам, которые с легкостью дают гарантии, те самые, в каких мне отказывают на родине. Такое чувство, что обозванное тут сложнейшей филигранной операцией, там могут сбацать чуть ли не на коленке, только плати! А что? Делов-то: вскрыл чью-то черепушку, выдрал ненужное, заделал дыру, взял десяток лимонов. Все, следующий! Может, у наших пресловутых светил какой-то сговор об откате с этими иностранными конвейерщиками? У нас-то медицина бесплатная, и ореол святости бескорыстной помощи нищим соотечественникам может повредиться от озвучивания ценника, а так все шито-крыто…
Господи, что только в голову лезет от обиды и злости на судьбу! Вот почему я? В чем виновата? Ну, ладно, в свете общепринятых норм морали и для уголовного кодекса виновата, но, небось, брали мы не у бедных да-а-алеко не последнее и совсем не у паинек. Зажравшиеся чинуши, их пафосные любовницы, «простихосподибизнесмены», они же бывшие криминальные авторитеты. Как раз те самые, из чьих домов… да, ладно, дворцов вывозят бабки всех номиналов и государственной принадлежности гребаными «Газелями». Так почему тогда? Бессмысленный вопрос. Гораздо более насущный: где взять три ляма за два месяца, что озвучил мне доктор до начала последнего отсчета, после которого и зарубежные лекари мне гарантировать ничего не смогут.