Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через год после образования кружка Раича из некоторых его членов составилось Общество любомудрия, под председательством В.Ф. Одоевского[18]. Члены общества[19] тайно собирались субботними вечерами в квартире Одоевского; на этих вечерах «господствовала немецкая философия, т. е. Кант, Фихте, Шеллинг, Окен, Гёррес и др. Тут мы иногда читали наши философские сочинения, но всего чаще и по большей части беседовали о прочтенных нами творениях немецких любомудров. Начала, на которых должны быть основаны всякие человеческие знания, составляли преимущественный предмет наших бесед; христианское учение казалось нам пригодным только для народных масс, а не для любомудров. Мы особенно высоко ценили Спинозу, и его творения мы считали много выше Евангелия и других Священных Писаний»[20]. Так философия вытеснила веру в умах двадцатилетних скептиков. Не удивительно поэтому, что любомудры сочувственно отнеслись к идеям государственных преобразований декабристов. Когда после подавления восстания на Сенатской площади начались аресты, князь Одоевский на последнем заседании «с особой торжественностью предал огню в своем камине и устав, и протоколы нашего Общества любомудрия»[21]. Несколько позднее, в 1832 г., отстаивая перед А.Х. Бенкендорфом свой журнал «Европеец», Киреевский подтверждал свою политическую позицию: «Я следовал этому течению <декабристов. — Н.Л.>, питал те же чувства, мечтал о тех же благах для России; к счастью, я разделял лишь эти идеи, а не искал преступным образом, подобно им, их осуществления»[22]. И далее он объясняет, каковы были эти идеи: «распространение серьезного и здравого классического образования», «освобождение крестьян» и «пробуждение религиозного чувства». На этих путях искренно желал Иван Васильевич послужить Отечеству, и дальнейшая судьба его устроилась так, что он исполнил мечты своей юности, однако, таким образом, каким сам тогда не мог даже предположить.
Между тем в августе 1826 г. Москва ожидала прибытия для венчания на царство нового Государя Николая Павловича, принявшего прародительский престол при обстоятельствах, которые показали ему, что былая опора царской власти — российское дворянство — более не является таковой. «Архивным юношам», как и прочим служащим, не были предоставлены летние отпуска: все должны были присутствовать на коронационных торжествах. Друзья проводили время в путешествиях по московским окрестностям. Настроения этих дней Иван Васильевич описал в «Царицынской ночи», своем первом литературном сочинении, прочитанном в салоне Зинаиды Волконской: «Отвязавши широкую лодку и закуривши трубки, друзья пустились гулять по гладкому пруду. Тишина, лунная ночь, качанье лодки… музыкальное плесканье воды, свежесть воздуха, мрачно-поэтический вид окружающего сада — все это настроило их душу к сердечному разговору, а сердечный разговор, как обыкновенно случалось между ними, довел до мечтаний о будущем, о назначении человека, о таинствах искусства и жизни, об любви, о собственной судьбе и, наконец, о судьбе России. Каждый из них жил еще надеждою, и Россия была любимым предметом их разговоров, узлом их союза, зажигательным фокусом прозрачного стекла их надежд и желаний»[23].
Как оказалось, это были последние встречи идеалистического юношеского кружка: осенью 1826 г. ближайшие друзья Ивана Васильевича уехали в Петербург — продолжать государственную службу. Он остался в Москве, наедине со своей трубкой, кофе и «прилежанием» на любимом диване (так много лет спустя определила это занятие супруга Ивана Васильевича). Отчего не влекла его карьера?.. «Служить — но с какою целью? — оправдывался Киреевский перед деятельным Кошелевым в конце зимы 1827 года. — Могу ли я в службе принесть значительную пользу Отечеству? Ты говоришь, что сообщение с людьми необходимо для нашего образования, — и я с этим совершенно согласен, но ты зовешь в Петербург. Назови же тех счастливцев, для сообщества которых должен я ехать за тысячу верст и там употреблять большую часть времени на бесполезные дела. Мне кажется, что здесь есть вернейшее средство для образования: это — возможность употреблять время как хочешь. Не думай, однако же, чтобы я забыл, что я русский, и не считал себя обязанным действовать для блага своего Отечества. Нет! Все силы мои посвящены ему. Но мне кажется, что вне службы я могу быть ему полезнее… Я могу быть литератором, а содействовать к просвещению народа не есть ли величайшее благодеяние, которое можно ему сделать? На этом поприще мои действия не будут бесполезны; я могу это сказать без самонадеянности. Я не бесполезно провел мою молодость и уже теперь могу с пользою делиться своими сведениями. Но целую жизнь имея главною целью образовываться, могу ли я не иметь веса в литературе? Я буду иметь его и дам литературе свое направление»[24]. Вот то, ради чего Иван Васильевич остался в первопрестольной. События же разворачивались самым подходящим образом: в Москве начиналось оживление литературной жизни.
Пушкин. Первые статьи
Восьмого сентября 1826 г. в Москву, вызванный из Михайловского новым Императором, приехал А.С. Пушкин. Государь Николай Павлович имел с ним беседу и милостиво отнесся к нему. В московском обществе Пушкин был принят восторженно. Через день, 10 сентября, в доме Соболевского он читал своего «Бориса Годунова». Круг слушателей был весьма узок: хозяин дома, граф Михаил Виельгорский, Петр Чаадаев, старинный друг Пушкина, только что вернувшийся из-за границы, и два «архивных юноши»: Дмитрий Веневитинов, дальний родственник поэта, и Иван Киреевский. Через два дня — опять чтение «Бориса Годунова», но уже для широкой публики в парадной зале дома Веневитиновых. Здесь же на следующий день Хомяков, недавно возвратившийся из-за границы, читал свою трагедию в стихах «Ермак». Итак, вот три человека, которые сыграют важнейшую роль в становлении Киреевского уже как литератора и философа: Александр Сергеевич Пушкин — герой первой статьи Ивана Васильевича «Нечто о характере поэзии Пушкина», Петр Яковлевич Чаадаев, вдохновивший Киреевского на поиски истинного просвещения России, и Алексей Степанович Хомяков — друг и единомышленник Ивана Васильевича во вторую половину его жизни, в эпоху славянофильства.
В это же время Пушкин предложил москвичам начать издавать журнал, который решили назвать «Московский вестник»[25]. Все эти «москвичи» были ближайшие друзья Ивана Васильевича, вместе с которыми 24 октября 1826 г. он был приглашен отпраздновать начало предприятия торжественным обедом в доме Федора Степановича Хомякова (на Петровке, сразу за Большим театром). Идея издания журнала, который есть «необходимый проводник между ученостию немногих и общею образованностию»[26], витала в обществе «архивных юношей». Они видели в журнале верное средство к просвещению, а просвещение, согласно столь почитаемым ими немецким «любомудрам», в свою очередь вело к самопознанию народа, определению его места в истории человечества. Вот как писал об этом в 1826 г. Дмитрий Веневитинов, которого И.В. Киреевский почитал тогда за создателя отечественной философии, в статье, предназначавшейся для «Московского вестника»: «Всякому человеку, одаренному энтузиазмом, знакомому с наслаждениями высокими, представлялся естественный вопрос: для чего поселена в нем страсть к познанию и к чему влечет его непреоборимое желание действовать? «К самопознанию», — отвечает нам книга природы. Самопознание — вот идея, одна только могущая одушевить Вселенную; вот цель и венец человека. <…> История убеждает нас, что сия цель человека есть цель всего человечества; а любомудрие ясно открывает в ней закон всей природы. С сей точки зрения должны мы взирать на каждый народ как на лицо отдельное, которое к самопознанию направляет все свои нравственные усилия, ознаменованные печатью особенного характера. Развитие сих усилий составляет просвещение; цель просвещения или самопознания народа есть та степень, на которой он отдает себе отчет в своих делах и определяет сферу своего действия»[27].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- История моей жизни и моих странствий - Николай Шипов - Биографии и Мемуары
- Рождённый в блуде. Жизнь и деяния первого российского царя Ивана Васильевича Грозного - Павел Федорович Николаев - Биографии и Мемуары / История
- Роза, или Палаты и хижина - Мадлен Жанлис - Биографии и Мемуары
- Свидание Госпожи Жанлис с Вольтером - Мадлен Жанлис - Биографии и Мемуары
- Святая Анна - Л. Филимонова - Биографии и Мемуары