Некоторое время мои сны оставались немного анемичными, представляя собой только самые бледные характеры и сцены. Они были слишком слабы, чтобы использовать меня так как раньше, завладевая содержанием моей жизни — моими воспоминаниями и эмоциями, всеми принадлежностями личной жизни — используя их на своё усмотрение, порождая формы, тем самым, истощая моё тело и душу. Миссис Ринальди была права, когда говорила о паразитах, которые называются снами… права до некоторой степени. Но она не приняла во внимание, или, возможно отказалась признать, что спящий со своей стороны извлекает пользу из сновидения, приобретая богатый опыт, запасаясь причудливыми или обычными тайнами ночи, чтобы попытаться заполнить ими огромное пустое пространство дня. Мои же сны прекратили выполнять свою функцию, по меньшей мере, они больше не удовлетворяли мои потребности — тот интерес, который я разбудил, изучая абсурдное и ужасное, даже само совершенное зло. Именно эта неудовлетворённость послужила причиной изменений в природе моих сновидений.
Такая скудная пища не могла удовлетворить мои интересы — хрупкие демоны и бесцветные декорации — я вернулся к своему прежнему состоянию сознания… пока я не начал осознавать свои сновидения, необычайно ясное присутствие в пещерах сна. В течении нескольких последующих ночей я наблюдал новое, ранее мне незнакомое явление, нечто, что существовало на расстоянии от изучаемых мною пейзажей. Это было похоже на густой туман, который висел на горизонте каждого сновидения, определённо притягивая к себе, окружая строгие пейзажи со всех сторон, даже паря высоко как воодушевлённое небо, голубой свод, который нежно искрился. Сами же сны, однако, были окрашены в серые тона, даже все интерьеры были ветхими и дешёвыми.
В самом последнем сне такого типа я бродил среди каких-то развалин, которые как будто поднялись со дна морской бездны. Всё в этом сне, как и во многих предыдущих казалось знакомым, хотя здесь явно чего-то не хватало, полуразрушенных зданий, которые я видел при пробуждении. Так как это не были разъеденные временем башни, возвышающиеся вокруг меня, у моих ног не валялись железные ящики, гнилые как разложившийся труп. Напротив, все эти объекты представляли собой шкафы и коробки, которые я видел в той комнате в доме Миссис Ринальди. Но теперь память стиралась, незаметно исчезая, под влиянием того самого тумана, который окружал и растворял всё. И чем ближе я подходил к нему, тем более разлагался пейзаж сна, пока он не исчез совсем, и на его месте остался лишь искрящийся, клубящийся пар.
И только когда я вошёл в эту туманную пустоту, я ощутил присутствие сна, неотъемлемую боязнь видений. Это было похоже на хранилище, к которому направлялись мои сновидения. Я не знаю в действительности, что это за место или плоскость бытия, но я знаю, что это было здесь: некий призрачный мир, пустая территория, расположенная на окраине сна, на границе вселенной… или возможно это всего лишь внутренняя часть ящика, спрятанного в доме пожилой женщины. В этой коробке находилось нечто, существующее во всей своей бессознательной чистоте, туманное облако, лишённое порочных форм и знания, обладающее способностью очищать других своим стерильным милосердием.
В любом случае, я чувствовал, как раздвигаются границы моего сна, достигая других сфер. И именно здесь я обнаружил то, что потерянные сновидения полностью живы в своей сущности. Этот бесплодный туман, который я видел, был смесью моей слюны и красного вина, они существовали вдали от множества невольных хозяев, чей опыт они использовали как гардероб для этих жутких представлений за занавесом сна. Это и были паразиты, вынуждающие спящего играть двойную роль игрока и зрителя в манипуляциях со своими памятью и эмоциями, похищение индивидуальной истории ради этого нескончаемого веселья, зовущегося сном. Здесь, в этой тюрьме сверкающей чистоты, сновидения возвращались в своё изначальное состояние — отвлечённые, безличные и бесформенные существа из глубины веков, о которых и рассказывала мне пожилая женщина. И хотя они не имели ни лиц, ни форм, на них также не было ни одной из знакомых мне многочисленных масок, их присутствие всё ещё было ощутимо вокруг меня. Они напали на ясность, которую я принёс с собой, и устремились к незнакомому мне месту.
Борьба разворачивалась, по мере того как тот ангельский туман — фактор моего спасения — держал на расстоянии вещи, которые жаждали поработить мои ум и душу, моё сознание. Вместо того чтобы принять участие в борьбе, я сдался, пожертвовав своё сознание, тому, кто не имел своего, отдав все сокровища моей жизни этой абстрактной пустыне.
Затем эта бесконечная белизна стала наполняться множеством цветов лиц и форм, как чистое небо вдруг уплотняется радугами, пока всё не стало насыщено безумием, совершенной тьмой из глубины веков. И во тьме я проснулся, закричав на весь мир.
На следующий день я стоял на пороге дома миссис Ринальди. Что-то подсказывало нам, что она была дома — тень, которую мы видели за передним окном. В конце концов, дверь открылась, пожилая женщина сказала, обращаясь к нам:
— Миссис, возьмите своего ребёнка домой. Я больше ничего не смогу сделать. Я ошиблась в нём.
Моя мать вошла в дом, держа меня за руку. Но миссис Ринальди сказала:
— Не входите, это не место для посещений, я себя плохо чувствую.
То, что я увидел в гостиной, навело меня на мысль о произошедшей здесь перемене — казалось, словно хрупкое равновесие комнаты нарушилось, и всегда угрожающее расстройство победило. Всё в этом зеркале казалось кривым, искажённое процессом разложения, естественные пропорции были нарушены. Это была комната, увиденная за окном со странной цветной занавеской.
И теперь ещё более странно этот цвет возник, когда вдруг появилась Миссис Ринальди, и я заметил, что ее, когда-то тусклый взгляд и болезненный цвет лица приняли тот же оттенок зеленоватой глазури, как цвет какой-то рептилии. Моя мать сразу замолчала, как только заметила это.
— Теперь вы оставите меня? — сказала миссис Ринальди. — Даже для себя я не смогу ничего больше сделать. Ты знаешь, дитя, что я имею в виду. Все эти годы я держала сны на расстоянии, не подпуская их близко. Но ты общался с ними, я знаю, что ты делал это. Я ошиблась в тебе. Ты отравил моего ангела сновидениями, от которых ты не смог отказаться. Это был ангел, ты знал это? Он был чистым созданием, полностью свободным от мыслей и сновидений. А ты тот, кто заставил его думать и видеть сны, и теперь он умирает. Он умирает не как ангел, но как демон. Ты хочешь посмотреть, как он выглядит сейчас? — сказала миссис Ринальди, показывая на дверь, ведущую в подвал дома. — Да, он находится там внизу, потому что он больше не такой, каким был раньше. У него тело демона. И у него свои сны, сны демона. Он видит сны, и это убивает его. Я умираю тоже, потому что все сны вернулись.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});