Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Простите, пожалуйста, сколько сейчас времени? — спросил Абдулла.
— У меня нет часов, — ответил незнакомец, не меняя позы. — Все же приблизительно могу сказать. Сейчас начало третьего.
— Неужели? — удивился Абдулла. — Тогда… почему же вы здесь стоите?
Незнакомец наконец повернулся:
— А вам это обязательно нужно знать?
Абдулла пожал плечами:
— Нет, я просто подумал, что и вы ждете троллейбус.
— Вы ошиблись. Скажите, есть у вас закурить?
— Найдется.
Абдулла вытащил из кармана пачку сигарет и протянул человеку. Они закурили. Незнакомец тяжело вздохнул, выпустил колечко дыма, и затем сообщил:
— Я жду свою жену.
— Она так поздно приходит? — Абдулла сам не понимал, что заставляет его поддерживать этот разговор.
— Теперь, наверно, она уже не придет, — сказал незнакомец.
— Почему же?
— Мы с ней поссорились, вот она и ушла. Давно уже ушла, еще засветло. А сейчас вон уже сколько времени…
— Не расстраивайтесь, может, она еще и придет…
— Нет, не придет. Когда она раньше уходила, я всегда знал, где ее искать. Или сидит на берегу Анхора, или идет на улицу Карла Маркса. А сегодня я ее не нашел. — Незнакомец опустил голову. — Нет, теперь она не придет…
— Ну что вы, она ведь замужняя женщина, куда она денется, вернется…
— Я сам виноват, — незнакомец вытер глаза кулаком, — натерпелась она от меня. И сегодня сильно ее обидел. Не знаю уж, отчего возникла ссора. Мы сидели мирно за обедом, и все было хорошо. Потом одно резкое слово, другое, третье… Тут уж она и не выдержала, должно быть. Сказала мне: «Дело не в том, ученый ты человек или неученый, дело в том, чтобы стать человеком. Человеком стать нелегко». Эти слова задели меня. Я крикнул бранное ело-во. Даже, кажется, поднял на нее руку. Сейчас уже не помню… Вот и ушла. Сама-то она хорошая… Плохую-то я бы давно выгнал. Люблю я ее. И дети у нас. Двое. Правда, дети от моей первой жены, но она любит их как своих. Завтра день ее рождения. Я даже подарок приготовил. Вот посмотрите.
Он вытащил из нагрудного кармана и протянул Абдулле маленькую коробочку. В ней были серьги с крошечными бриллиантами.
— Ну как?
— Отличный подарок, — сказал Абдулла, закрывая коробочку и возвращая ее незнакомцу.
— Вы не обратили внимания? На обороте надпись: «Маленькой Саиде от твоего неуклюжего Умара». Как только мастер сумел вывести такие мелкие буквы! А теперь все это ни к чему… Зачем это мне теперь?
Внезапно незнакомец насторожился, выпрямился, далеко отбросил сигарету и побежал по улице с криком:
— Саида! Саида!
Абдулла с удивлением глядел ему вслед. Убедившись через некоторое время, что троллейбус не придет, он медленно направился в сторону центра. Вдруг он услышал чей-то счастливый смех. Из-за поворота вышел тот самый незнакомец с миниатюрной женщиной на руках. Лицо она спрятала на груди у мужа.
— Вот и хорошо, — тихо сказал Абдулла, проходя мимо них.
Незнакомец остановился:
— Молодой человек! Приходите завтра к нам. Прямо к обеду, часам к трем. Вот наш дом, видите?
— Спасибо.
— Обязательно приходите! — крикнул незнакомец вслед Абдулле. — Не пожалеете. У меня такая хорошая семья, всех увидите!
Абдулла шел по пустынным — улицам и думал об этом пожилом человеке. «Вот он теперь счастлив, — думал Абдулла. — Почему же его жена сказала: дело не в том, ученый ты или неученый, надо быть человеком, а человеком, мол, стать нелегко. Но так ли это? Значит, выходит, что ученым стать легко? Ерунда какая-то. Все мы люди. А вот ученым стать трудно. Не все могут стать учеными. Вот моя статья о космических лучах напечатана в „Вестнике Академии наук“. Но стану ли я настоящим ученым? Я хорошо учился, получил диплом с отличием. Вот скоро буду работать… Но где работать? Что теперь будет?»
Эти вопросы он задавал себе еще в Ленинграде, когда получил страшную весть…
Абдулла поймал себя на том, что у него опять начинают путаться мысли…
Его мать, Шаходат-хола, совсем заждалась сына. Услышав наконец звонок, она бросилась к двери.
— Ты что так задержался?
— Задержался поезд, — ответил Абдулла. Он старался держаться непринужденно.
— Будь проклят этот поезд, я уже чуть с ума не сошла.
Шаходат-хола, шаркая домашними туфлями, отправилась на кухню. Абдулла зашел в свою комнату, снял пиджак, развязал галстук, швырнул его в нишу и рухнул на тахту. Когда мать принесла в касе разогретый суп, он уже спал.
— Да буду я твоей жертвой, ни кровинки в лице! — Шаходат-хола поставила касу в нишу и накрыла сына одеялом.
Абдулле приснилось, будто он сидит во дворе под яблоней. В руках у него книга. Он не знает, что это за книга. Но читает с увлечением. Только дошел до середины, яблоня превратилась в Гюльчехру. Гюльчехра улыбается и подходит к Абдулле.
«Вот и я здесь, — говорит она. — Мы теперь будем читать вместе».
С этими словами она обвивает руками шею Абдуллы и начинает душить. Абдулла пытается закричать, но не может издать ни звука.
«Ты не бойся, не бойся, — говорит Гюльчехра. Она отнимает руки, отходит от него. — Теперь ты свободен, слышишь, свободен».
Потом она исчезает. Абдулла вздыхает с облегчением и опять берется за книгу.
«Ах ты, проклятый, ах ты, поганец! Так вот ты где!» — слышит он во сне чей-то знакомый голос.
Абдулла поднимает голову. Перед ним с кетменем в руках стоит отец. Он в белой рубашке и шароварах. Вот он поднимает кетмень, Абдулла вскакивает, бежит от него. Отец гонится за ним. Пять-шесть раз обегают они двор. Наконец Абдулла выбивается из сил, бросается к яблоне и карабкается вверх по стволу, к верхним ветвям. Отец прыгает, хватается за ветку, на которой сидит Абдулла, и кричит ему: «Вот видишь, все равно от меня не убежишь!» Ветка с треском ломается, Абдулла падает на землю и кричит во весь голос:
— Мама, Мама!!!
Очнувшись, Абдулла увидел, что лежит на полу — упал с тахты. В комнату вбежала Шаходат-хола:
— Что, сынок, что случилось?
— Не знаю, — сказал Абдулла, поднимаясь с пола. — Кажется, я видел плохой сон…
Шаходат-хола взяла чайник из ниши, плеснула себе воды на ладонь, брызнула в лицо сына. Потом принесла пиалушку:
— На, выпей. Ехал бы сразу домой, что тебе нужно было делать в Коканде?
Абдулла присел на тахту рядом с матерью.
— Ты ходил на кладбище?
— Да, — ответил Абдулла и отвернулся.
И Шаходат-хола, увидев, как дрогнули его плечи, вдруг поняла, что ее сын плачет.
3
Несколько лет назад, в знойный летний день, молодой человек стучался в ворота дома под белой железной крышей, стоявшего на окраине кишлака Мингбулак. Было очень жарко. Белая поплиновая рубашка молодого человека прилипла к лопаткам, платок, подложенный под воротник, был мокрый насквозь, хоть отжимай. Он то и дело стряхивал кончиками пальцев капли пота со лба.
Открывать ему не спешили, и молодой человек, переложив тяжелый чемодан из руки в руку, поднажал на дверь плечом. Новая, с резным узором дверь отворилась со скрипом. Он зашел в маленький квадратный дворик. Сури — деревянный помост возле дома — был пуст. Справа по канальцу, сложенному из кирпича, струилась вода и выливалась в цветник. Молодой человек подошел вплотную к винограднику и только теперь заметил на веранде старуху, сидящую за маленьким столиком — хантахтой. Глаза старухи были закрыты, тонкие губы, испещренные черточками морщин, шевелились, коричневые пальцы перебирали четки.
— Бабушка, — тихонько, чтобы не напугать ее, произнес парень.
Старуха открыла глаза и уставилась на молодого человека:
— О аллах! Никак, это ты, Абдулла?
— Это я…
Абдулла опустил чемодан на землю и поднялся на террасу.
— Ах ты, славный мой, смотри как вытянулся! Ах ты, милый мой, да буду я твоей жертвой! Вот и дождалась я тебя, дождалась! — Старуха с ловкостью, несвойственной ее возрасту, выскочила из-за хантахты. — Абдулла! Как же это я тебя не признала! Сижу себе, дремлю… Все ли в порядке? Как дела, сынок? Ты один приехал или еще с кем? Как отец, мать, живы, здоровы?
Абдулла очень любил свою старую, добрую бабушку, часами, не скучая, слушал ее рассказы.
Старуха постелила новый ковер на веранде и, усадив Абдуллу, все спрашивала, спрашивала… Абдулла не успевал отвечать и только улыбался. На этот раз он пришел в Мингбулак один. Теперь он вольная птица, потому что закончил школу с золотой медалью. Вот мать и нагрузила полный чемодан гостинцев и отправила его к бабушке одного. Абдулла почти каждое лето две-три недели гостил в этом кишлаке вместе со своей матерью — Шаходат-холой. Однако вот уже два года, как отец его лежит больной, два года не было здесь и Абдуллы.
Бабушка Ходжар-буви души не чаяла в своем внуке. Когда он приходил с улицы после возни с кишлачной детворой и она замечала на нем царапину, то поднимала на ноги весь кишлак, устраивала шумный скандал. У нее самой было двое детей. Дочь Шаходат и сын Абид — дядя Абдуллы. Бабушка жила вместе с этим сыном. Иногда приезжала она к дочери в город, но больше двух дней прожить там не могла: ей досаждали городской шум и хлопоты, она чувствовала себя не в своей тарелке.