Читать интересную книгу Книга русских инородных сказок - Макс Фрай

В башне Бешеный подошел к северному дракону, погладил его по голове и тремя молниеносными движениями вписал в белый кружок глаза киноварную радужку и угольную точку зрачка. Дракон моментально закрыл глаз. Фань Куань прокричал извинения и пал ниц. Арбалетчики опустились на одно колено и дали залп — стрелы ударили в сухую штукатурку, подняв облака в форме диких цветов и птиц. Дракон вывернулся из стены, проскрежетал брюхом по полу, смял двоих арбалетчиков и устремился к выходу, винтообразно работая крыльями. Фань Куань бежал рядом и размахивал кистью, пытаясь закрасить глаз мелом, но дракон всякий раз успевал зажмуриться.

Вырвавшись из башни, дракон на мгновение застыл перед строем арбалетчиков, а когда государь, выхватив меч, бросился к нему, свечой ушел в небо, блистая охрой, серой и киноварью и углем.

За разрушенную стену, задавленных солдат и пол, засранный драконом с перепугу, министр двора взыскал с Фань Куаня из Чу, иже рекомого Бешеным. Фань Куань продал кисти, краски, тушь, грибы личжи, тыквы-горлянки, торбы и осла и ушел из Чанани, положив голову на скрещенные руки и тихо напевая во сне. Башню так и не достроили.

1919

Гамины подошли к Их-Хурэ по Калганскому тракту в полдень. В городе ждали их появления, и с самого утра никто не выходил из дома, не желая видеть людей, у которых сквозь кожу лиц уже просвечивают оскаленные черепа. Черные псы, могилы четвертой части столичных покойников, покинули долину Сельбы и трусили вдоль глиняных и войлочных стен, тихо звенели колокольчики на коньках крыш, и время от времени взревывали храмовые трубы Майдари-сум.

Джамуха-сэчен сидел на обочине и свидетельствовал прибытие корпуса. Двенадцать тысяч человек, четыре тысячи лошадей, горные орудия и обоз с чиновниками подняли стену желтой пыли, заслонившую южный горизонт и медленно надвигающуюся на город. Джамуха по-черепашьи, не мигая, смотрел левым глазом на дорогу, правым — в зенит и машинально поглаживал тусклые серые шарики, раскатившиеся перед ним по убитой гальке. Они упруго поддавались под пальцами, в то время как острые камешки впивались ему в тощую задницу. Раньше мир был как-то плавнее, замечает он. Совсем недавно. Все стремится обратно к черно-белому наброску.

Правый глаз смотрел в бледный зенит, слегка тронутый снизу желтоватым муаром, а поверху задетый плоской стальной тучей, наползающей от Дархана. Картинка с севера, немного съехав по времени, отразилась от этой тучи, угодила в кривой глаз Джамухи, оттуда попала на россыпь шариков, а затем спроецировалась на второй глаз, зрячий. Джамуха видел длинного, прямого, как ташур, человека в желтом халате, сплошь увешанного оберегами, видел его водянистые голубые глаза, рубец на лбу от сабельного удара, четыре сотни его всадников в драных тулупах, волокуши с пулеметами, дым.

Скоро все станет очень просто.

Пылевое облако накрыло его, Маймачен, Половинку, площадь Поклонений и Храм Великого Спокойствия Калбы, Цогчин и Златоверхий Дворец и покатилось к монастырям Гайдана, а мимо с урчанием проехал автомобиль Сюй Шичэна. Генерал бросил на Джамуху беглый взгляд и отвернулся, а тот быстрым движением сгреб свои шарики в горсть, распахнул рот и зашвырнул их куда-то туда, внутрь. Из утробы Джамухи раздалось тихое пение, он вскинул руки над головой и крепко зажмурился. В тот момент, когда его достигла первая шеренга кавалеристов, превращенных пылью в воинов Цинь Ши Хуана, это пение уже превратилось в оглушительный визг, а потом Джамуха ухнул сквозь гальку вертикально вниз, расшвыряв вокруг мелкие камешки и немного песку.

Кони понесли.

— Заметили того нищего? — спросил генерал Сюй Шичэн, мельком оглянувшись на шум.

Его спутник покачал головой. Блеснула стальная оправа очков.

— Он, видимо, бессмертный, — извиняющимся тоном объяснил генерал. — Играл со ртутью. Смешно.

ТРИДЦАТЬ ТРИ ФАКТА ИЗ ЖИЗНИ МИШИ КРАУЗЕ

I. Мишу Краузе, поручика Второй Сибирской Армии, высадили из бронепоезда «Повелитель» за безбилетный проезд. Это произошло на станции Даурия 20 ноября 1920 года.

II. Ровно через 100 дней, 28 февраля 1921 года, он был убит стеклянной пулей в затылок близ Цаган-Цэгена.

III. Папу Миши Краузе звали Сократ, тем не менее с виду был он вылитый бабай, поскольку в его родословную вклинился проездом один из челядинцев князя Амурсаны, бежавшего от китайцев в Тобольск и умершего там от оспы. Сам Миша пошел в маму-москвичку и походил на джунгара не более любого другого немца.

IV. Ни папа, ни Миша слыхом не слыхивали об этом двухвековой давности казусе. Как и о Джунгарии вообще.

V. Мама Миши умерла, когда ему было немного лет. Она умерла от воспаления легких, Миша запомнил про маму только хрип и жуткую желтую духоту в обрамлении черных теней. Имени ее он не знал до 15 лет. Так получилось. Маму звали Татьяна.

VI. Человек, растолкавший спавшего в бронепоезде Мишу, поразил его в самое сердце. Он выглядел точь-в-точь как отец, только наоборот — на отца Миша смотрел снизу вверх, а на этого типа сверху вниз, но лицо было то же самое. От этого Миша несколько минут не мог говорить, пытаясь понять, где же тут усы, а где брови, где глазницы, а где ноздри, где плешь, а где подбородок. Глаз разглядеть было невозможно в обоих случаях.

VII. Типа звали Чуйлохов, от роду ему было три с половиной часа, и он ничего не умел, кроме как исправлять обязанности кондуктора.

VIII. Мне лично известно не менее двадцати человек зрелых лет, которые и с этим не справились бы (факт, не имеющий к Мише вообще никакого отношения).

IX. Что такое этот Чуйлохов, Миша понятия не имел. Когда до него дошло наконец, чего от него хотят (предъявить билет), он принялся дергать кобуру каучуковой со сна рукой, пытаясь вытащить револьвер. Его сосед, прапорщик Лисовский, тотчас схватил его за руку. Они стали возиться и опрокинули невнятных очертаний предмет, закрытый рогожей. Всю дорогу Миша развлекался тем, что разгадывал его сущность. Он остановился на версии самокат-пулемета.

X. Предмет оказался ножной швейной машинкой фирмы «Зингер» на чугунной станине, с которой неизвестные злоумышленники скрутили колесо. Машинка упала на ногу прапорщику, тот выпустил Мишин локоть и матерно выругался.

XI. Это был третий случай в жизни прапорщика Лисовского, когда он употреблял нецензурные выражения, а общее число слов в них достигло в этот момент шестнадцати. Для сравнения — это моя норма приблизительно за две минуты.

XII. Миша изогнул руку под каким-то странным углом, будто желая осмотреть револьверную рукоятку, выстрелил и ни в кого не попал. Куда улетела пуля — совершенно непонятно, но так или иначе через 59 лет она оказалась замурована в бетон в фундаменте одного дома в Свердловске на правах обычной щебенки.

XIII. После Мишиного выстрела в вагоне запала тишина, и в этой тишине Чуйлохов поднял руку, вывернув ладонь так, словно собирался поставить Мише сайку под подбородок, но вместо этого сложил пальцы в козу и ударил ими Мишу по глазам, снизу вверх. В голове у Миши как будто бы произошел откат, и он снова выстрелил — но это был тот же самый выстрел.

XIV. По обе стороны от Чуйлохова стремительно выросли два казака-бурята в надвинутых по самые скулы грязных желтых шапках и тулупах цвета кофе с молоком, в которое только что накапали крови. Один тут же нырнул вниз, обхватил Мишу пониже колен и с силой дернул, а второй треснул его ребром ладони пониже уха — как веслом приложил.

XV. Револьвер полетел на пол, но Миша оказался там раньше, поскольку ему не пришлось сначала взмывать к потолку. Куда потом делся револьвер, я не знаю, а Мишу подхватили за руки за ноги, отвалили дверь и выкинули на насыпь, по которой он и съехал в канаву.

XVI. С тем же успехом Чуйлохов мог остановиться и перед кем угодно другим, например перед прапорщиком Лисовским. Прапорщик благополучно добрался до Харбина, потом до Америки, бедствовал, но не слишком. Сын его погиб в Корее, случайно. Но еще до того, как «Повелитель» достиг станции Маньчжурия, Чуйлохов рассыпался сероватым снегом, а снег раздуло ветром по руинам харачинской казармы.

XVII. Буряты проторчали в дверном проеме до самого отхода. Когда грохнули сцепки, один из них крикнул: «Гнеку лорпа смить! Смить!» — второй вышвырнул Мишин вещмешок и дверь захлопнулась.

XVIII. Выглянуло солнце, но Миша этого не заметил. На обратной стороне глазного дна перед ним прокручивалась картинка, которую он уже видел однажды, в грудном возрасте, когда его чуть не утопили в ванне: изумрудная толща, в которой ходят, скрещиваясь и расщепляясь, столбы янтарного света.

XIX. Ни в тот, ни в этот раз он не запомнил увиденного.

XX. Обнаружили его случайно, по блику на погонах, где-то через час. Солнце посветило еще немного, а потом спряталось, да так и не выглянуло больше до 3 апреля.

XXI. Когда его укладывали на волокушу, он очнулся, увидел усатого офицера в полушубке и с обмороженным носом, держащего в руках овчину, и снова вырубился, чтобы вторично прийти в себя уже на склоне Богдо-ула. Это называется: экспресс.