Тут же, слова сами лились из меня, взявшись непонятно откуда. Но зато, прочтя молитву и перекрестившись, я вдруг почувствовал такое облегчение, что нельзя выразить и словами. Чуть позже я поправил кресты и на остальных надгробиях, заодно коротко помолясь за упокой каждого погребенного здесь. Причем, каждый раз, читая молитву, я точно знал за кого говорятся эти слова, и до сих пор молчавшая во мне память, с каждым новым произнесенным словом, вспыхивала во мне ярким пламенем, рисуя лица, черты характеры и называя имена.
Уже возвращаясь обратно в дом, я вспомнил все. Понял, куда я попал, в чьем теле нахожусь, и что здесь произошло.
Глава 2
2.
Дом, стоящий на невысоком холме, начал строить мой еще прадед со своим старшим сыном, в 1837 году. Именно эта дата, оказалась вырезана на нижнем венце сруба, у самого входа в дом. В чем-то не сошелся он взглядами на жизнь с остальными мирянами, живущими в поселке верстах в двадцати от этого места, из-за чего, собрав свой нехитрый скарб, и семью погрузил все это в телегу и отправился искать лучшей доли. Место было выбрано с умыслом. Возвышающийся в лесу холм, с журчащим у его подножия ручейком понравился ему с первого взгляда. Колодец пришлось копать глубокий, зато каменное основание холма, давало возможность обойтись без фундамента, что сразу сокращало время работ почти вдвое. Правда после, все это встало в лишние проблемы, когда понадобился погреб, но и здесь был найден выход. Каменное основание оказалось известняком, который легко вырубался в плитняк, позже пошедший на подворье. Работы, конечно, оказалось много, но зато потом, во дворе никогда не было грязи. А лиственница, растущая по склонам холма, дала возможность хоть и с немалым трудом, но все же возвести отличный и крепкий дом, который должен был защитить от непогоды и всего остального большую и дружную семью. Все это заняло столько времени, что приходилось работать от темна, до темна, прерываясь только на сон и еду, но за лето основной сруб был возведен, и было где перезимовать. Остальное же делалось по возможности.
Что именно стало причиной переселения, сейчас, после долгих лет было не слишком ясно, но скорее всего прадед не сошелся в вопросах веры. Уже много позже я сам, вернее сказать, бывший владелец этого тела, посещал расположенный примерно в двадцати верстах от дома поселок староверов. Разница укладов была огромной. Если в нашей семье в первую очередь обращали внимание на благосостояние семьи, на то, чтобы хватало еды, все были обуты, одеты, чтобы в доме все было хорошо и в семье все были здоровы и радостны, то здесь, в поселке, в первую очередь молились господу. Нужно тебе сделать какое-то дело выдели время на молитву, а уж после принимайся за работу. Закончил, вновь помолись. Вот и получалось, что в то время, как у меня в семье работали на благо семьи, здесь заботились в первую очередь, как считалось, о собственной душе, а все остальное было второстепенным, и как бы не особенно важным. С одной стороны, видимо это и стало причиной, как я понимаю изгнания деда из поселка, с другой мы на нашем хуторе жили гораздо лучше и обеспеченнее любого жителя этой деревни. Что, несомненно, радовало, и в тоже время, вызывало некоторую зависть со стороны ближних родственников. Ведь, несмотря на то, что дед покинул общину, родственные связи остались на месте. И если мы старались посещать покинутую дедом деревню, только по необходимости, то родня приезжала к нам в любое время, и никогда не получала отказа от нашей семьи. Мужчины занимались охотой, женщины скотиной, огородом и повседневными делами, работа находилась всем. Раз или два в году запрягали лошадку, и отвозили добытые и выделанные шкурки зверей в ближайшее большое село, до которого было где-то около шестидесяти верст. Там сдав добычу, меняли ее на муку, соль, кое-какие другие продукты, патроны для ружья, порох, свинец, и одежду. Что интересно, в семье все были грамотны, умели читать, считать, писать. Правда все эти умения ограничивались Часословом, Евангелием и Каноном. С другой стороны работы было предостаточно, и потому убивать время за чтением было просто невместно. Разве что зимой, во время метелей, когда вся семья собиралась в комнате, дед доставал из сундука Часослов, и аккуратно смахнув с него несуществующую пылинку, укладывал книжицу на стол. После чего подзывался кто-то из детей, и начинались чтения. Все остальные усаживались вокруг стола и с удовольствием слушали истории, рассказывающие о житии святых, угодников и прочих ревнителей веры. В остальное время, дел хватало на всех, и потому было, в общем, не до этого. Дед хотя и отказался соблюдать все каноны веры, но все же продолжал следовать ее заветам, хотя и в несколько урезанном виде. Поэтому, молитва все же была обязательна. И хоть не по каждому чиху, но утром перед завтраком, и вечером перед сном, от нее не отказывались.
Беда пришла, откуда не ждали. Отец вернулся из последней поездки в село уже больным. Правда, перед отъездом домой, сельский фельдшер загрузил его порошками, которые, как он успел рассказать, следовало принимать несколько раз в день. Увы, если это, кому-то помогло, то только мне и то далеко не факт. Отца, похоронили на третий день после возвращения, следом за ним ушла из жизни младшая сестренка, а последней мать. Причем, при первых признаках болезни, каждый заболевший переходил жить в баню, которая использовалась в качестве изолятора. Что впрочем, не слишком помогло, а возможно даже и усугубило. Но подобный порядок был принят еще при жизни прадеда, и потому исполнялся неукоснительно. Именно поэтому, я и очнулся там, а не в доме. Я к тому времени, когда умерла мать, находился уже в полубреду, именно поэтому, хоть и смог опустить в могилу последний гроб, но засыпать его сил просто не оставалось.
Когда я очнулся от болезни, самым большим удивлением, помимо пустого дома, и, казалось бы, огромного хозяйства стало отсутствие любой скотинки. То есть, во дворе имелся сарай с сеном, за которым обнаружился загон для скота, у ворот находилась собачья будка, та же телега, говорила о том, что должна присутствовать лошадь, однако ничего этого здесь не имелось. И все это вызывало немалые вопросы. Но, тем не менее, ничего подобного не имелось, а моя память молчала обо всем этом, хотя что-то и говорило о том, что скотины в доме всегда было много. В той же конюшне еще оставаллись ароматы конского пота, в свинарнике царил некоторый беспорядок. Из-за того, что семья была больна с ежедневной уборкой всего этого были некоторые проблемы. Даже в курятнике по гнездам мне удалось разыскать несколько яиц, в то время, как в нем не оказалось ни единой курицы. Все это было несколько странным, но как такое произшло, я не мог вспомнить.
Сейчас, когда память более или менее вернулась ко мне, нужно было решить, что делать дальше. С одной стороны, даже если не заниматься хозяйством, имеющихся в доме запасов должно хватить очень надолго. Но жить отшельником, и заниматься обжираловкой, может кому-то и интересно, но точно не мне. Кстати, судя по вернувшейся ко мне памяти, мне на сегодняшний день исполнилось семнадцать лет. Видимо жизнь, и работа на свежем воздухе закалила это тело, и потому оно мне показалось несколько старше.
Кем я был в прошлой жизни? Обычным городским жителем, большую часть своей жизни, проработав шофером. Учитывая, что основные годы пришлись на СССР, следовательно, пришлось не только крутить баранку, но и заниматься ремонтом грузовика, освоить многие смежные специальности. В то время когда я только получил права, к людям относились благожелательно. И потому устроившись на работу механиком-водителем, человек прекрасно знал, что помимо вождения автомобиля, ему придется заниматься и ремонтом техники, который также будет оплачен. Со временем мное изненилось. Вначале сократили расценки и хотя должность осталась прежней, но зарплата значительно упала. А затем и вообще, в трудовой книжке появилась запись «шофер» но обязанностей по ремонту с тебя никто не снимал. Вот и получалось, что ремонт техники проходил за твой счет. В какой-то степени простой оплачивался, но по самым минимальным тарифам. Вот и выходило, что за то что раньше платили, теперь платил сам шофер.
В 1980 году, меня призвали в армию и после недолгой учебки