-А, пурга, будь неладна: заплутал малясь, - отмахнулся возница. – Буянушку, кормильца нашего, на конюшник сведу, а ты, старуха, котомку из дровен забери, да бабоньку в избу веди.
- Каку таку бабоньку? – всплеснула руками хозяйка дома, силясь разглядеть что-нибудь в тени, падающей от сарая на повозку.
- Да вот, привёл Господь на пути встретить. Мело аж жуть. Заплутала, от сродников отбилась. – отмахнулся мужичок. – Веди в избу, обогрей: зазябла чай. А я к голове, Степанычу, ужо схожу, покумекать надать, – себе в бороду добавил он.
В избе разливались волны тепла от печки. Пахло костром – топили по-чёрному. Изба состояла из одной комнаты, тускло освещавшейся единственной лучиной в поставце, стоявшей недалеко от самодельного стола, находившегося в красном углу, под иконами. Вдоль стола тянулись две самодельные, почерневшие от старости, лавки, по бокам, с торцов стояли два крепких табурета недавно сколоченных, ещё пахнувших свежим деревом. В противоположном углу прятался в потёмках большой сундук. У двери высился неуклюжий ларь для продуктов. От печи до стены протянулись полати, с которых свесили голову молоденькая девушка и два паренька-подростка, прищурившись пытавшиеся разглядеть незваную гостью. Пол был дощатый настеленный прямо поверх земли, но, похоже, его очень давно не красили и не мыли. Худощавая хозяйка небольшого росточка, опустив шерстяной платок на плечи, осталась в белом холщовом платке, прятавшем её волосы. Определить возраст хозяйки было затруднительно: одновременно можно было дать ей и сорок лет, и шестьдесят.
- Что застыла у порога, проходь в горницу, не чинись, - услышала Ольга. – Зазябла, совсем. Скидай тулуп, иди к печи – потепле будет.
Гостья молча кивнула в знак приветствия, с опаской огляделась вокруг. Она лихорадочно думала, что её здесь ждёт, куда бежать в случае опасности. На улице крепчал ночной мороз. Вдалеке слышался вой то ли собак, то ли волков: откуда она знает?! Единственное, на что она могла надеяться – что эти незнакомые люди и есть те исторические реконструкторы, к которым они с друзьями ехали. Присутствие девушки и подростков немного успокоило её. Здраво рассудив, Ольга решила дождаться главного у входа и в верхней одежде, так, на всякий случай. «Поразительно, как они воссоздали крестьянский быт, - удивлялась она про себя. Может они здесь постоянно стали жить?».
- Матушка, она откедовать? – подала голос девушка.
- Откель мне знать, у бати свово допытывайся, - буркнула женщина.
- Здоровенько живёте, - раздался густой бас из открывшейся двери.
Впустив в дом морозный воздух, на пороге появился крупный мужчина лет пятидесяти. По его манере разговаривать, по интонации, по взгляду сразу появлялось ощущение, что ему чаще всего подчиняются, нежели он исполняет чьи-то указания. Поздний гость спокойным уверенным движением снял довольно добротную дублёнку и лисью шапку, кинул их на руки просочившегося следом хозяина и уверенно, не разуваясь, прямо в валенках прошёл через всю горницу и сел на табурет, расположившись на самом почётном месте.
- И тебе не хворать, Степаныч, - пробормотала хозяйка, сразу вдруг засуетившись подать на стол угощения: миску с пирогами и чашку с киселём. Хозяйская дочка, мигом соскочив с палатей, метнулась в сени, вернувшись с блюдом холодца и миской квашеной капусты. Один из подростков вслед ей нёс крынку свежего молока. Глава семьи достал из сундука, бережно завёрнутые в тряпицу, сохраняемые для особого случая, две на половину оплавленные свечи, расположил их на столе. Стало светлее, хоть и не намного.
- Чего ж вы божий подарок у порога держите? – удивился гость.
Хозяйка, сама доброта и вежливость, начала снимать с напуганной девушки пуховый платок и дублёнку, тихонько подтолкнула к столу.
В свете свечей блеснули покрывавшие грудь в несколько рядов бусы, массивные свисающие до середины шеи серьги «под старину», височные подвески.
- Дурень старый, девка ж это! – воскликнула хозяйка, увидев одну косу и ленту, повязанную на голове. – А то бабонька, бабонька…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Девонька, - мягко начал расспрашивать гость. – Ты чьих будешь? Муж есть, али нет? Сосватана ль ты? Откель в наших краях оказалась? Холопка ты, али свободного сословия?
Ольга устала, она хотела спать, живот голодно бурчал, высказывая свою обиду. Девушке надоела эта игра в реконструкцию. Но кто знает, как здесь принято? Мишка говорил, что его товарищи во время слётов ведут себя и говорят, как в старину и терпеть не могут, если кто-то не придерживается правил. Ладно, если ты гость, то нужно придерживаться желаний хозяев: «в чужой монастырь со своим уставом не ходят».
«Прибью Мишку с Лялькой за их затею», - хмуро подумала девушка и включилась в игру:
- Здравия, люди честные, - сделав поясной поклон, произнесла гостья, при этом на руке сверкнули четыре серебряных кольца, «Блин, - подумала запоздало актриса, - кто их знает, чего так на побрякушки уставились? Дадут по башке, чтоб ограбить. Не весть какая ценность, но стрёмно это всё». Потихоньку пряча украшенные кучей колец руки под расшитый передник, девушка всё же продолжила играть свою роль: – Благодарствую, добрые люди, что не оставили на погибель в чистом поле, обогрели и приютили. Разминулась я в пургу лютую с подругами любезными, да другом верным. А ехали мы в возке крытом из Москвы в вашу деревню. Знаете ли, чего о судьбе дружков моих?
Она замолчала, тихонько наблюдая за реакцией невольных зрителей её спектакля. Хозяева и гость переглянулись.
- Подруженек не видали. Мож, в соседней слободе кто-то появился? – осторожно заговорил руководитель поселения. – Ответь, девонька, кто родичи твои. Какого звания?
- Дочка тиуна я, - она решила разыграть комедию до конца – звать-величать меня Ольгою. Так где ж други мои, с коими из Москвы – града мы так мчали, словно вороги за нами гнались?
Казалось, сейчас из-за двери выскочат, давясь смехом, её друзья и, наконец-то, все тревоги останутся позади.
Но хозяин и глава деревни сохраняли очень серьёзный вид. Хозяйка прислонилась к печке, подперев щёку, и с жалостью смотрела на девушку…
Глава четвёртая. Что страшнее?
- Други твои али в пурге сгинули, али в соседнее село дошли, - хмуро проговорил руководитель. – Могёт статься, споймали их княжьи слуги. – он внимательно следил за реакцией гостьи. Девушка сама не могла объяснить почему так занервничала: от страха, что друзья действительно заблудились или, поняв, что попала к ненормальным на всю голову людям. Нервно поправляя на плечах павло-посадский платок, Ольга медленно поднялась с лавки, на которую её усадили и попыталась выбежать из дома.
Однако, подростки проворно схватили её за руки и плечи и притащили обратно к столу.
- Слыхал я давеча на торжище, - наклонившись к гостю, заговорил хозяин, - будто тиунова дочка по жребию должна была в дань пойти ордынскому хану. Да батюшка евойный по недогляду, аль намеренно попустил убёгнуть красавице писаной. За провинность такую бит был батогами, а с деревенек холопы девок пособирали всех, что в возраст вошли. Клич был кинут, кто споймает беглянку с дружками её, могёт девок своего поселения взад возвернуть. Голова, твою ж Дарьюшку тож в полон намедни увели, а?
- Вы ошибаетесь, это не обо мне, - испугалась беглянка, увидев тяжёлый хмурый взгляд Степаныча.
- Об чём речь ведёт – не уразумеешь, - хмыкнула хозяйская дочка.
- Мож ты и прав, Савушка, - пробормотал гость, задумчиво оглаживая бороду. – Дарьюшка, ведь за тысяцкого просватана. Не абы какой зять! Ан, в полон её взяли, сердешную. А эта девонька не из холопских, враз по стати и говору видать. Да и усыпана ожерельями-каменьями: не каждая боярыня так погордиться смогёт. Мож, и твоя правда – дочка княжья тиуна она. – Резко повернув голову в сторону обвинённой, проговорил: - И не жаль батюшку? Дщерь окаянная, не благодарная! Постановил ужо князь: седмицу подождёт, ан нет – казнит свово верного соратника в угоду баскаку. Вяжите её, поутру повезём на двор княжий.