Туре блеснули недобро:
— Когда медведь забавляется со щенком, он только слегка переваливает его лапой с боку на бок. Сильные великодушны к слабым. Обижать слабых — ниже достоинства сильных!
Карле вскочил на колени, схватился за кинжал. Гунстейн сделал предостерегающий жест.
— Ты считаешь нас щенками? — вскричал Карле.
Туре даже не пошевелился. Он сказал примиряюще:
— У викингов не принято ссориться перед походом. Это не принесет добра. Ну, по рукам?
Карле все так же стоял на коленях, бледный от злости. Он не доверял Туре Хунду.
— По рукам? — улыбнулся Туре и протянул широкую тяжелую ладонь.
Карле посмотрел на брата. Гунстейн, не проронивший до сих пор ни слова, отозвался:
— Ты старший на корабле, Карле. Тебе решать.
— Ладно, — согласился Карле. — По рукам.
— То-то же! — повеселел Туре. — Налей-ка браги на прощанье: еду к себе на корабль. Поднимем паруса — и в путь!
— В путь! — сказали викинги, осушив кубки.
Глава третья. РЕЙЕ И КУКУШКА
Ты кукуй, моя кукушка,
Пой, серебряная птица,
Птица с грудью оловянной,
Птица с грудью серебристой,
С золотою грудкой птица!
Калевала
Теплый дождь оставил на земле свои следы. С берез падали тяжелые капли. Трава стала сочной и мягкой, и обувь Рейе сразу потемнела, кожа размокла. Рейе раздвигал руками ветви, и рукава его холщовой рубахи стали мокрыми. Штаны из кожи лоснились, вздулись на коленях пузырями. Всю воду собрал с кустов на свою одежду! — усмехнулся Рейе. Загорелое лицо охотника поблескивало на солнце, лучи которого пробивались сквозь листву.
Лес околдован тишиной. Рейе слышал, как у него в груди ровно, сильными толчками бьется сердце. Укромной, только ему известной тропинкой Рейе шел осматривать силки, расставленные три дня тому назад.
Вверху зашуршали листья, захлопали крылья. Рейе замер. Зоркий глаз его приметил в зелени серое оперенье кукушки. Сейчас она подаст голос, — подумал охотник. — Скажи, кукушка, сколько зверей попадется в мои силки? Скажи, бродячая птица!
Кукушка отозвалась на желание охотника: Куку… ку-ку… ку-ку… Голос птицы покатился над лесом. Эхо замерло далеко-далеко…
Мало, — подумал Рейе. — Может быть, добавишь, кукушка? Что за охота — поймать трех зверей! Кукуй еще, серая бездомница!
Кукушка молчала.
Плохая птица. Врешь людям! — Рейе махнул рукой, свистнул. Кукушка встрепенулась, улетела в глубь леса.
Рейе склонился к земле. Чей-то след тянулся по траве и исчезал в кустах. Рейе вынул из колчана стрелу. Долго крался по следу, а потом потерял его…
По затесам на деревьях охотник нашел силки. Они были пусты. Рейе покачал головой, посокрушался и перенес их в другое место.
Возвращаясь в городище Ой-Ял, Рейе увидел у лесного ручья Лунд. Она стояла по колени в воде и мыла деревянную бадейку песком, мелким, как зола, и золотистым, как чешуя благородной красной рыбы. Раздвинув ветки, Рейе тайком любовался юной девушкой. У нее были сильные смуглые руки. Черные волосы свешивались к самой воде. Серебряный налобник не давал им закрывать ясные красивые глаза.
Лунд все терла бадейку мочалкой из травы-осоки. Руки ее так и мелькали. Тугая струя билась о босые ноги.
…Лет двадцать назад, с далекой большой реки, что течет где-то в полуденной стороне, пришли на Вину серебряные булгары, торговцы медом, воском, выделанной юфтью, грубыми циновками, железными ножами, наконечниками стрел и копий. Они привезли для обмена на меха медные браслеты, серебряные серьги, от которых глаза женщин племени биармов загорались, и они, подталкивая мужей в бока, просили на торге: Купи серьги! Купи браслет! Крепче буду любить!
На торжище, на берегу Вины, пришельцы обменивались товарами с биармами. Жители лесов несли меха куниц, соболей, белки, горностая. Иногда и заячий мех сходил за шкурку белого песца. В обмен получали изделия из железа, серебра и золота, арабские монеты с диковинными изображениями неведомых властелинов.
Среди гостей была девушка — темноволосая дочь булгарского купца. Биарм Вейкко, ловкий и хитрый охотник, тайком одарил ее самым дорогим мехом — черными соболями, обманом увел в лес и спрятал в охотничьей землянке. Чужеземцы долго искали девушку, но не нашли. Они думали, что девушка утонула в реке или заблудилась в лесах. Когда гости ушли в глубокой печали, Вейкко привел девушку в хижину отца и женился на ней. У них родилась дочь, которой дали имя Лунд Ясноглазая. Зимой мать Лунд заболела и больше не встала. Вейкко принес в дар Иомале горсть серебра, чтобы задобрить Богиню Вод, и стал растить дочь. Лунд забыла родные слова и заговорила на языке лесных людей.
Рейе тихонько ступил на мостик из сосновых жердей. Жерди прогнулись, плеснулась вода. Лунд испуганно вскрикнула и хотела бежать. Увидев Рейе, приложила руку к бьющемуся сердцу и подняла густую бровь.
— Ты, Рейе, крадешься, как лисовин!
— Твое сердце разве не чуяло, что я здесь? — спросил юноша. Лунд взяла бадейку за ушко.
— Давай, понесу! — попросил Рейе.
Они пошли рядом. Их провожали кусты ивняка. Певчий дрозд рассыпал свои трели. Травы нашептывали лесные сказки. Солнце обласкивало теплом непокрытые головы. Из-за деревьев подсматривали белки, и дятел стучал по сосновой коре. Сердца юноши и девушки бились в лад веселому стуку дятла.
Впереди открылась поляна, а за ней показались дерновые крыши землянок и приземистых бревенчатых хижин. Кое-где среди крыш торчали островерхие шатры, обтянутые берестой или звериными шкурами.
Городище Ой-Ял находилось вблизи реки, но, укрытое лесом, с берега было не видно. Чтобы выйти к реке, приходилось продираться сквозь ельник. Берег казался пустынным, хотя рядом жили люди.
Вина у обрыва глубока — не достанешь шестом. Быстрые волны разбивались о сваи причала. Спрятанные в зарослях ивняка, стояли кожаные лодки с каркасом из ивовых прутьев.
Рейе и Лунд приблизились к хижинам.
— Рутан пришел с моря, — сказала Лунд. — Если он увидит нас вместе, рассердится и станет требовать с отца долг: сто куниц. Все равно я не пойду за Рутана замуж. Скряга, жирный, некрасивый. Весь обрюзг, глаза как щелки.
Рейе неохотно отдал бадейку девушке.
— Скоро леса станут желтыми, — сказал он. — Мы тогда устроим свадьбу. Позовем на пир всех, кто нам люб. А до этого я должен добыть и продать побольше мехов, чтобы у нас были деньги.
— Рутан грозит отцу. Хочет увести меня к себе. Но я скорее умру! Он и ходит раскорякой, и сопит, как лось хромой!
— Если будет тебе трудно, я стрелу пущу в торговца, — сказал Рейе, нахмурившись. — Кто узнает, чья стрела будет торчать у него из-под лопатки?
— О, нет, не надо! Иомала покарает тебя! — воскликнула девушка. — Лучше я пойду к