Читать интересную книгу Богоборцы из НКВД - Олег Смыслов

— Да, конечно, Евгений Александрович.

— Тогда слушайте… Родился я в 1892 году в деревне Теляково Владимирской губернии Суздальского уезда Коварчинской волости. Рано остался сиротой и воспитывался своей старшей сестрой. Она была глубоко верующим человеком и меня пыталась воспитать в том же духе. В 1903 году я окончил четыре класса церковно-приходской школы и ушёл из родной деревни в Иваново-Вознесенск, где по найму работал, сначала мальчиком в конторах и магазинах, а затем конторщиком. Первое рабочее место — мальчик в кондитерской, а с 1911 по 1915 год служил конторщиком в кожевенно-обувной мастерской в городе Шуе. Оттуда меня призвали в армию, где мне невероятно повезло. Сначала служил писарем в управлении Радомского военного комиссара, а затем в штабе Западного фронта в Минске. Осенью 17-го вступил в партию большевиков и принял участие в двух революциях и тогда же был избран от гарнизона солдат членом Совета рабочих и крестьянских депутатов в городе Юрьеве-Польском. После победы советской власти я вернулся в Иваново-Вознесенск, а уже отсюда меня направили на работу в ЧК. Так что с 1918 года я заведовал там юридическим отделом. А потом меня направили в Уфу к находившемуся там представителю Ивановского губкома Николаю Жиделеву, посланному для заготовки хлеба для ивановских рабочих. Там же, в Уфе, как член партии, был взят на учёт и был мобилизован на работу в армию, в военные части по формированию отрядов особого назначения. Ведал я делами 1-го Уфимского коммунистического батальона. А через несколько месяцев Уфимский Губком направил меня на руководящую работу в Уфимскую ГубЧК. Там я работал с 1920 по 1922 год заведующим секретным отделом.

В общем, делал я на Урале революцию и, надо же такому случиться, познакомился там со своей будущей женой Еленой Александровной. Она была дочерью бухгалтера из Златоуста, так сказать, из интеллигенции. Неплохо знала французский язык, что и сыграло в нашем знакомстве судьбоносную роль. Благодаря знанию этого языка я помог ей устроиться к нам на работу. И вот надо же, до сих пор живём вместе. Правда, первый ребёнок умер у нас в младенчестве. Голод ведь тогда был страшный. Трудно было взрослым, а чего уж про детей говорить. Но в 23-м году, уже в Москве, родился у нас второй сын, Борис. Наше счастье и отрада…

3

В религии В. И. Ленин видел только один из видов духовного гнёта. Он требовал полного отделения церкви от государства, чтобы бороться с её туманом идейным оружием, прессой и словом. Но, к сожалению, идейного оружия оказалось недостаточно, и решающий удар будет нанесён по Церкви в 1922 году. В понимании Ленина атеизм был составным элементом диктатуры пролетариата, поэтому его традиционно устойчивое отношение к духовенству, которое он называл не иначе как «контрреволюционеры в рясе» и «поповщина» в буквальном смысле томилось в ожидании удобного момента, чтобы разобраться с ней раз и навсегда. Поводом же послужил массовый голод в России.

Одной из первых на эту беду откликнулась Русская православная церковь.

«Падаль для голодного населения стала лакомством, но и этого «лакомства» нельзя достать, — обращался к мирянам России с воззванием патриарх Тихон. — Стоны и вопли несутся со всех сторон. Доходит до людоедства. Из 13 миллионов голодающих только 2 миллиона получают помощь.

Протяните же руки помощи голодающим братьям и сёстрам! С согласия верующих можно использовать в храмах драгоценные вещи (кольца, цепи, браслеты, жертвуемые для украшения святых икон, серебро и золотой лом) на помощь голодающим».

По неполным же данным, о которых патриарх мог не знать, в России голодало около 25 миллионов человек. В Поволжье цифра голодающих была наивысшей.

Но пока Политбюро во главе с Лениным не спешит принимать какое-либо решение. Там думают. А тем временем Российская Церковь создаёт Всероссийский комитет церковной помощи голодающим. Создаётся и Всероссийский комитет помощи голодающим, возглавляемый буржуазными либералами, который туг же разгоняется одним росчерком пера. Вместо него новая власть создаёт при В ЦИК Центральную комиссию помощи голодающим (Помгол) под руководством М. И. Калинина и жёстким контролем ВЧК-ГПУ и Политбюро.

В первых числах декабря, буквально перед тем, как власть разрешила религиозным организациям собирать средства в помощь голодающим под руководством Помгола, председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский подвёл итог прениям коллег в своём последнем слове: «Моё мнение: церковь разваливается, поэтому нам надо помочь, но никоим образом не возрождать её в обновлённой форме. Поэтому церковную политику развала должен вести В. Ч. К., а не кто-либо другой. Официальные или полуофициальные сношения с попами — недопустимы. Наша ставка на коммунизм, а не на религию. Лавировать может только В. Ч. К. для единственной цели — разложения попов. Связь какая бы то ни было с попами других органов бросит на партию тень, это опаснейшая вещь. Хватит нам одних спецов».

Как известно, насильственное изъятие церковных ценностей началось с момента появления декрета от 23 января 1918 года «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Уже в нём было прописано, что «никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью, и прав юридического лица они не имеют».

Но быстренько и сразу экспроприировать более 50 тысяч приходских храмов, 1120 монастырей, лавр, пустыней, скитов советская власть не только не решалась, но и не имела таких возможностей. Закрывая всё в том же 18-м духовные семинарии, епархиальные училища с их храмами, а также все домовые церкви и храмы в любых учреждениях, новая власть уже в марте обсуждала вопрос о передаче в ведение НКВД кредитов ликвидируемых церковных учреждений. Значительные же средства ею были получены в результате экспроприации имущества Священного синода.

Таким образом, ко времени появления декрета ВЦИК от 23 февраля 1922 года кое-какой опыт у большевиков был. С его же принятием началась новая и весьма сложная борьба, так называемая «массовая общерусская кампания изъятия».

Пока народ «переваривал» новый документ, 28 февраля 1922 года патриарх Тихон публикует очередное воззвание к духовенству и верующим Российской православной церкви по поводу изъятия церковных ценностей.

«…Среди тяжких испытаний и бедствий, обрушившихся на землю нашу за наши беззакония, величайшим и ужаснейшим является голод, захвативший обширное пространство с многомиллионным населением.

Ещё в августе 1921 г., когда стали доходить до нас слухи об этом ужасающем бедствии, Мы, почитая долгом своим придти на помощь страждущим духовным чадам нашим, обратились с посланиями к главам отдельных христианских церквей (Православным патриархам, Римскому Папе, Архиепископу Кентерберийскому и епископу Нью-Йоркскому) с призывом, во имя христианской любви, произвести сборы денег и продовольствия и выслать их вымирающему от голода населению Поволжья.

Тогда же был основан Нами Всероссийский Церковный Комитет помощи голодающим и во всех храмах и среди отдельных групп верующих начались сборы денег, предназначающихся на оказание помощи голодающим. Но подобная церковная организация была признана Советским Правительством излишней и все собранные церковью денежные суммы потребованы к сдаче (и сданы) Правительственному Комитету. Однако в декабре Правительство предложило нам делать, при посредстве органов церковного управления (Священного Синода, Высшего Церковного Совета, Епархиального Совета, Благочинного и церковно-приходского совета), сборы деньгами и продовольствием для оказания помощи голодающим.

Желая усилить возможную помощь вымирающему от голода населению Поволжья, Мы нашли возможным разрешить церковно-приходским Советам и общинам жертвовать на нужды голодающим драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления, — о чём и оповестили православное население 6/19 февраля с/г. особым воззванием, которое было разрешено Правительством к напечатанию и распространению среди населения.

Но вслед за этим, после резких выпадов в правительственных газетах, по отношению к духовным руководителям Церкви, 13/26 февраля В. Ц. И. К., для оказания помощи голодающим, постановил изъять из храмов все драгоценные церковные вещи, в том числе и священные сосуды и проч. богослужебные церковные предметы.

С точки зрения Церкви, подобный акт является актом святотатства, и мы священным нашим долгом почли выяснить взгляд Церкви на этот акт, а также оповестить о сём верных духовных чад наших.

Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, неосвящённых и неимеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближняго, лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Но мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею как святотатство, мирянин отлучением от Нея, священнослужитель извержением из сана (апостольское правило 73, Двукратный Вселенский Собор, правило 10)…»