Читать интересную книгу ТАЙНА ИППОКРЕНЫ - Роман Белоусов

Ему ничего не оставалось, как снова выбирать между бегством и тюрьмой. Дефо предпочел первое. Так он оказался сначала по ту сторону Темзы, в Минте, угодив в общество мошенников, разбойников с большой дороги и женщин сомнительного поведения. Вскоре, однако, при первой возможности он тайно перебрался в Бристоль, где скрывался несколько месяцев. Опасаясь бейлифа — чиновника, арестовывавшего должников, Дефо жил под чужим именем, на улицу выходил только по вечерам, когда темнело. Свое горестное положение он переносил стойко, сохраняя полное спокойствие духа и непоколебимо хорошее настроение. И с присущей ему энергией предпринимал меры, чтобы выбраться из западни. Наконец ему удалось наскрести необходимые деньги и расплатиться с кредиторами. Так довольно быстро он выпутался из первого, но, к сожалению, не последнего в жизни банкротства. Дефо вернулся в Лондон, в деловой центр столицы — Сити. И имя его вновь замелькало на вывесках, на векселях, на закладных бумагах, на страницах изданий того времени.

Именно в те дни Дефо становится популярен. Причиной тому — выступления в печати, и прежде всего его первая книга «Опыт о проектах». В ней он высказал свой взгляд на общественное устройство и экономику современной ему Англии и предложил провести реформы, которые, как он считал, способствовали бы развитию нового буржуазного общества. В частности, особое внимание Дефо обращает на законы. С негодованием он пишет о чересчур суровом преследовании банкротов, призывая различать злостных банкротов и тех, кто рискует своими капиталами ради развития торговли. Эту тему — о справедливости тогдашних законов — Дефо продолжит и в следующем своем памфлете, где от имени бедняков потребует одинакового наказания за проступки богатым и бедным. Свои памфлеты, как тогда было принято, Дефо публиковал анонимно. Это не значит, что он желал скрыть свое авторство. Отнюдь нет. Вот почему очень скоро имя памфлетиста Дефо становится популярным среди политиков и собратьев по перу.

Но настоящую славу принес ему стихотворный памфлет «Чистокровный англичанин». Весь Лондон, да что там Лондон — вся Англия, простолюдины и знать, была взбудоражена дерзким сочинением.

Памфлет благосклонно встретили при дворе, справедливо усмотрев в нем произведение, направленное против нападок дворян на короля. Обозленная «чистокровная» знать не преминула ответить зарвавшемуся плебею. Целый поток памфлетов обрушился на голову бедного Дефо. В них одни разъяренные авторы называли его «гнусной кукушкой, загадившей собственное гнездо», другие, желая унизить, заявляли, что он якобы сын пьяницы-голландца и рыбной торговки-англичанки. Третьи упрекали в том, что он-де вывалял нацию в грязи. Однако чем же обозлил так автор памфлета спесивых английских аристократов? Против кого была направлена его сатира?

Прежде всего против тех, кто находился в оппозиции Вильгельму III, другими словами — режиму конституционной буржуазной монархии. Нападая на короля, они в первую очередь обвиняли его в том, что он, мол, не печется должным образом о национальных интересах. Да и не мудрено, ведь нами правит, заявляли «патриоты», король-чужеземец, который не является чистокровным англичанином. Позвольте! — вопрошал Дефо. — Но что такое «чистокровный англичанин»?! Можно ли вообще говорить о чистоте крови жителей древнего Альбиона?

«Наши предки — варвары, — писал Дефо, — не отличались, как известно, особым благородством. Не прибавили его им и завоеватели — подонки европейских народов: римляне, саксы, датчане, оставившие после себя многочисленных отпрысков неопределенной расы. Затем явились норманны и окончательно покорили страну. Наша «древняя» знать не должна забывать, что она происходит от самой злодейской нации в мире, от сборища воров и убийц. Знает ли она, что ее великие предки, быть может, являются сыновьями повара-француза и шлюхи-итальянки? Вот почему менее всего пристало британским аристократам чваниться своим происхождением.

Если подытожить, что же представляет собою разнородное существо, называемое англичанином, то можно сказать — это продукт целого ряда насилий, совершенных сперва над британками римскими скотами, затем датскими пиратами, наконец — норманнскими рыбаками.

И нам рассказывают об англичанине чистой расы!» — негодовал Дефо. И восклицал: «Турецкий конь лучше знает своих предков, чем английский вельможа! И эти земноводные субъекты возмущаются тем, что их новый король «иностранец»? Да позвольте же мне пожать плечами!»

Успех памфлета был так велик, что вскоре, помимо основного издания, на улицах Лондона появилось 80 тысяч экземпляров, отпечатанных на дешевой оберточной бумаге. Их распродавали по одному, два пенса за штуку. Это типографы-пираты поспешили нагреть руки на чужом успехе. Автору же ничего не оставалось, как возмущаться и негодовать, но сделать что-либо он не мог: в английских законах того времени, предусматривавших наказание за самые, казалось бы, различные преступления, отсутствовала статья об охране авторского права, по существу тем самым поощрялся типографский бандитизм. Дефо говорил, что если бы он мог воспользоваться хотя бы частью тех барышей, которые получали от продажи подделок его сочинений литературные хищники, то он был бы очень богатым человеком.

Впрочем, прогадав материально, Дефо нажил немалый моральный капитал. Отныне к званию купца он вправе с гордостью добавить: политик и публицист. С этих пор за ним твердо утвердилась репутация сатирика и остроумца, мастера полемики и, как злословили его противники, «бакалавра тавтологии». Для Дефо, ахиллесовой пятой которого стало литературное тщеславие, признание его таланта читающей публикой являлось лучшей наградой и поощрением к новым выступлениям.

Ждать долго не пришлось. Темперамент публициста, бойца печатных страниц, поразительная энергия Дефо очень скоро извергли новое сочинение. Как и предыдущее, оно произвело впечатление разорвавшейся бомбы.

Очередной памфлет Даниеля Дефо появился в лондонских книжных лавках 1 декабря 1702 года. Всего двадцать девять страниц занимало это сочинение, изданное анонимно, называлось оно «Кратчайший способ расправы с диссидентами».

В те времена с новой силой в Лондоне начали преследовать приверженцев пуританских сект, или, как их называли, диссидентов, то есть раскольников. Сторонники господствующей англиканской церкви, предав забвению «Акт о веротерпимости», принятый еще в 1688 году, яростно обрушились на пуритан. Осмелев после нежданной смерти короля Вильгельма III (кстати сказать, благоволившего к Дефо), дворяне и церковники лелеяли мечты о своей Варфоломеевской ночи — кровавой расправе с инакомыслящими. В этот пороховой погреб, начиненный толпами религиозных фанатиков, Дефо осмелился бросить пылающий факел.

Взрыв возмущения противников веротерпимости потряс английскую столицу. Мракобесы, которых так зло высмеяли в памфлете, грозили заодно расправиться и с его автором. Некоторое время они не знали, кто же на самом деле сочинил эту бичующую сатиру. Но уже через месяц имя стало известно. И 3 января 1703 года последовал приказ об аресте Даниеля Дефо, «виновного в преступлении чрезвычайной важности». Дефо не стал ждать, когда у дверей его дома появится констебль со стражей. Тайком он покинул свое жилище и скрылся в лабиринтах столичных улиц. Так третий раз в жизни ему пришлось спасаться бегством. Вдогонку ему «Лондонская газета» 10 января опубликовала сообщение о награде в 50 фунтов стерлингов тому, кто откроет, где прячется автор злополучного памфлета. Благодаря той же газете мы можем представить, как выглядел этот несчастный коммерсант и писатель Дефо. «Худощавый, среднего роста, — приводила его приметы газета, — около сорока лет; смуглый, волосы темно-каштановые, однако носит парик; глаза серые, нос крючковатый; подбородок острый». Как особую примету газета называла большую родинку-бородавку на щеке около рта — предмет постоянных насмешек его врагов, видевших в ней проявление внутренней сути ее владельца, средоточие, как им казалось, его зловредных качеств. Как бы то ни было, но перед нами портрет явно незаурядного человека: с лицом если не красивым, то во всяком случае значительным и запоминающимся, с ярко выраженной печатью оригинального характера и самобытной натуры.

Объявление о том, что разыскивается Даниель Фо, он же Дефо, было расклеено и на улицах. Между тем беглец укрылся у знакомого ткача-француза. Посетившая его здесь жена застала мужа в полном смятении и страхе. С ужасом он то и дело повторял слова: «Мне не миновать тюрьмы». Больше всего боялся оказаться в камере, его страшила грубость надзирателей, издевательства соседей по заключению. Но еще пуще пугала смерть от чумы — страх, живший в нем с детских лет (было известно, что чума часто вспыхивала в тюрьмах, начисто опустошая их). Эта боязнь оказаться за решеткой преследовала его многие годы. Тем более, что сам он постоянно представлял поводы закону преследовать его. За долгую жизнь ему не раз доводилось быть узником уголовных и долговых тюрем, переступать порог домов предварительного заключения. И столько же раз по существу Дефо начинал все заново.