Читать интересную книгу Хроника семьи Паскье: Гаврский нотариус. Наставники. Битва с тенями. - Жорж Дюамель

С 1924 года, когда выходит второй роман цикла «Жизнь и приключения Салавена» и роман «Принц Жаффар», главным жанром в творчестве Дюамеля становится роман. В это время писатель занимается изучением проблем романа и пишет «Этюд о романе» (1925), в котором высказана его эстетическая программа. По мысли Дюаме-ля, искусство играет важную роль в жизни общества. Оно — не самоцель, а средство познания жизни и человека, средство воспитания человека. «Всякий роман, удаляющий нас от жизни, каким бы привлекательным он ни казался, является ошибочным и жалким произведением», — пишет Дюамель. С его точки зрения, наиболее плодотворны традиции классиков французского реалистического романа. Но, по его мнению, в XX веке настало время не столько изображать конкретную социальную действительность, сколько изучать «единственную подлинную реальность» — внутренний мир человека, в котором таятся вечные незыблемые ценности.

Эта эстетическая программа осуществлена в цикле романов «Жизнь и приключения Салавена», самого выдающегося произведения Дюамеля 20-х и начала 30-х годов.

Вспоминая о том, как возник у него замысел образа Салавена, Дюамель рассказывает, что, когда он ходил один по улицам Парижа, за ним неотвязно следовала тень еще не родившегося персонажа и нашептывала свои истории. Это было еще в 1914 году до начала войны. Тогда же была написана и первая глава первого романа. Персонаж, которого Дюамель назвал Салавеном, сопутствовал многообразной деятельности писателя до 1932 года.

Салавен — мелкий канцелярский служащий, но его социальная принадлежность не имеет большого значения в романе. В предисловии к русскому изданию четвертой книги цикла «Дневник, Салавена» (в русском издании «Дневник святого») Дюамель так поясняет свой замысел: «То, что я хотел показать в романе, вовсе не является психологией, присущей только канцелярскому служащему. Это — психология общечеловеческой значимости, обрисованная случайными чертами канцелярского служащего». И в другом месте он уточняет: «Это человек, каких, конечно, очень много, человек со своими недостатками и достоинствами, со своими смешными черточками и минутами величия». На вопрос одного писателя: «Почему тебя так долго занимает жизнь мелкого канцелярского служащего?» — Дюамель ответил: «Послушать тебя, и станет непонятно, почему Пастер делал свои опыты над мышами и морскими свинками. Он должен был бы, конечно, экспериментировать только над принцами и прелатами».

В пяти романах о Салавене изображена духовная одиссея человека, стремившегося достичь в своей жизни нравственного идеала. Дюамель показывает слабые, наивные, смешные стороны Салавена и в то же время высокую человечность его стремлений. Критики находят в Салавене некоторые черты самого автора.

Салавен считает себя незаурядной личностью — человеком тонкой духовной организации, глубоко чувствующим и способным на великие поступки. Он страдает от ничтожности своего социального положения, его убивает однообразие и убогость жизни, которую он вынужден вести, ему тесно и душно в этом мирке. В нем пробуждается жажда совершить что-то великое, необычайное, но что именно, он и сам не знает. Первую робкую попытку выделить себя из серой массы конторских служащих Салавен совершает в романе «Полуночная исповедь». Неожиданно для самого себя он вдруг дотрагивается пальцем до уха своего начальника. Единственный результат — увольнение. Этот смешной и нелепый поступок — первый шаг, с которого начинаются искания Салавена.

В романе «Двое» (1924) Салавен пытается найти духовную гармонию в дружбе, но его друг — во всем ему противоположная натура. Если Салавен склонен к внезапным порывам и самоанализу, то Эдуард не помышляет ни о каком самосовершенствовании, он удовлетворен спокойным существованием. Эта книга изображает очередное фиаско Салавена, и все же лиризм и мягкий юмор, пронизывающие это повествование о дружбе, окрашивают ее в светлые тона.

В романе «Клуб на Лионской улице» (1929) Салавен снова сталкивается с людьми, которые ему во всем противоположны, — энергичными, волевыми, целеустремленными. Это — коммунисты. Салавен пытается их понять в надежде последовать их примеру. Но он разочаровывается, так как коммунисты, по его мнению, лишены утонченной культуры, духовных стремлений и потому стремятся завоевать для народа лишь материальное благосостояние. Салавен же — идеалист и не желает принимать во внимание реальные материальные потребности. Он считает, что людям не нужно ничего, кроме морального усовершенствования.

В последнем романе «Таков он сам по себе» (1932) Салавен обращается к практической деятельности. Он совершает самоотверженные поступки — работает бесплатно в арабской больнице, выполняя самую тяжелую работу, берет на себя заботы о несчастном полудиком арабе. Но окружающие его люди, не понимая, зачем он все это делает, смеются над ним, араб же, возмущенный нелепостью поведения своего благодетеля, убивает его. Умирая, Салавен переживает нравственное озарение. Он говорит жене: «О, если бы я должен был начать жизнь сначала, мне кажется, я знал бы как. Как это было бы просто! Как мы были бы счастливы!» Салавен понял, что он должен был не бежать от своего серого, как ему казалось, существования, а именно в нем найти скрытые возможности поэзии и любви.

Этот финал романа ясно говорит о том, что «Жизнь и приключения Салавена» — это романическое воплощение идей, высказанных Дюамелем в «Овладении миром». По поводу множества писем от читателей самых разных стран, которые узнавали себя в Салавене, писатель говорит: «Это не специфически французская фигура — это человек. Таков и был мой замысел: найти всемирно человеческое и вечно человеческое». «Салавена надо рассматривать как „геометрическое место“ всей человеческой сущности в широком смысле слова, тем более что эта сущность не локализована ни во времени, ни в пространстве». Однако цикл о Салавене не укладывается в прокрустово ложе заранее заданной идеи, как это всегда бывает в подлинно художественном произведении. Как бы ни стремился писатель определить сущность человека вне времени и пространства, эта попытка, конечно, отмечена точным историческим временем — периодом между двумя мировыми войнами. «Салавен — это воплощение смятения умов тотчас же после войны; это образ среднего европейца, преследуемого призраками», — пишет французский критик Пьер Кюрнье.

Сила художественного обобщения и психологической правдивости образа Салавена таковы, что в нем отразились те черты сознания буржуазного интеллигента первого послевоенного периода, которые оставались характерными для него и в последующие десятилетия. Интеллектуальная и духовная смятенность, бесконечные колебания в попытках решить, в чем его цель а что он должен делать, с классической ясностью отраженные в образе Салавена, через четверть века стали неотъемлемыми свойствами героев экзистенциалистского романа.

Салавен упорно ищет выхода из невыносимой для него ситуации, которую переживало в начале 20-х годов все «потерянное поколение»: после катастрофы первой мировой войны ни о какой религии не может быть и речи, утрачена и вера в спасительность цивилизации. Остается одно — искать моральную опору в самом себе. И вот Салавен, несмотря на то что бога нет, а может быть, именно поэтому, решает стать святым («Дневник святого», 1927). Ему кажется, что в этом он обретет нравственную опору, на которой можно было бы удержаться и противостоять хаосу, грозящему вторгнуться во внутренний мир человека. Духовная эволюция Салавена приводит к выводу: нравственная победа человека возможна и тогда, когда он терпит поражение; в благородстве мужества он полностью осуществляет себя, и в этом его спасение, даже при условии, что его усилия не приводят к видимым во времени результатам.

Идеал героического стоицизма, к которому стремится Салавен, так его и не достигнув, на двадцать пять лет опережает задачу, которую ставит перед собой персонаж романа Альбера Камю «Чума» Тарру: «Теперь я знаю только одну конкретную проблему — возможно ли стать святым без бога». Другой персонаж «Чумы» доктор Риэ переводит эту проблему на обычный язык: «Единственное, что мне важно, — это быть человеком». Перекличка идей у персонажей «Салавена» и «Чумы» ясно говорит о том, что в цикле романов о Салавене уже определилось то направление духовных поисков части западноевропейской интеллигенции, что найдет свое выражение во французской литературе середины 40—50-х годов в произведениях тех писателей, которые переосмысляли свой индивидуалистический протест в свете пережитого ими Сопротивления.

Развитие проблем, поставленных в романах о Салавене, закономерно вело писателя к следующему циклу — «Хронике Паскье». Знаменательно, что Дюамель начал работать над первым романом нового цикла — «Гаврский нотариус» — тотчас же после выхода в свет последнего романа цикла «Жизнь и приключения Салавена».