Дорога тянулась мимо жердяных изгородей, обвешанных горшками и тряпками, за которыми виднелись глиняные, побеленные мелом хатки и навесы с сушившимися там длинными связками серебристой рыбы. Тонкая белая пыль вздрагивала под башмаками Илдана, почти не поднимаясь в воздух. В простой рубахе, заправленной в парусиновые штаны, в голубой косынке вокруг макушки, Илдан немногим отличался от других матросов, забредавших из порта в город. Его одежду дополнял кожаный пояс с отделениями для монет и других мелочей, с ножнами, где вместо обычного матросского ножа покачивался любимый кинжал работы Тингрэма, одного из лучших оружейников Триморья – не парадный, а боевой, с простой и удобной рукоятью. Девушки оглядывались на высокого широкоплечего моряка с загорелой кожей, оттенявшей его светлые глаза и волосы, доставшиеся в наследство от матери-кригийки. Как только не выглядели они, лихие парни из порта – смуглые, говорливые саристанцы, длинноногие, тонкокостные лимерийцы, мосластые хар-наирские забияки, рослые, мрачные выходцы из Геста, славящиеся умением работать со снастями в любую погоду. Этот был получше многих, и взгляды девушек призывно вспыхивали – вдруг женится, а хоть бы и не так, тоже неплохо. Но молодой матрос в голубой косынке шел мимо, уделяя равное внимание и девушкам, и побеленным хаткам, и выкатывающимся под ноги голосистым дворнягам.
Ширан, бывшая столица бывшей Триморской империи, вольготно раскинулся на плоской как стол равнине, с юга ограниченной побережьем Светлого моря, а с востока – берегом Синды, полноводной реки, берущей начало от самых Северных гор. Более ста лет назад, во вpемена pаздела империи, северный берег Светлого моря отошел ширанским властям, а земли Зеленого моpя образовали Хар-Наирское царство со столицей Тахором. Тогда-то между ними и пpоизошла ссора из-за восточной границы Саристана. Хар-Наирский властитель, добившийся раздела, предлагал провести ее по Синде, а саристанцы, не горевшие желанием иметь свой стольный город на границе, настаивали на проведении ее по Тильбе. В конечном договоре граница прошла по водоразделу между реками – большому и нежилому, никому не нужному куску сухой степи, где разве только змеи и тушканчики могли бы спорить о точном положении разделяющей линии.
В те же годы наместники западных земель воспользовались слабостью центральной власти и тоже отделились от империи, образовав Лимерию и Кригию. Никто из них не спорил о размерах случайно добытого куска, поэтому договоренности о границах были достигнуты быстро и без разногласий. Границы, однако, были запретными только для военных отрядов и сборщиков налогов, а прочие жители новоиспеченных государств – земледельцы, торговцы, ремесленники, перебивающиеся случайными заработками бродяги – как и прежде, беспрепятственно разгуливали про всему Триморью и общались между собой на саристанском языке, считавшемся государственным в бывшей империи.
Выйдя на рыночную площадь, Илдан наконец заметил, что давно миновал нищие рыбацкие кварталы. Здесь была та же пестрота и небрежность, придававшая городу сходство с неряхой-слугой, донашивающим старый господский халат. Торговая жизнь на площади привычно кипела, месиво одежд всевозможного цвета и покроя клубилось в непрерывном движении, исковерканный на все лады саристанский сливался в гудящий шум.
Илдан, которому нужно было пройти сквозь рынок, вклинился в толпу и сразу же замедлил шаг. Что здесь только не продавалось – живые морские раки и мочалки из водорослей, глиняная посуда и рыбацкие сети, башмаки и лепешки, бусы и ракушки, птица и скотина, зелень, крупы, сыры, сладости, снадобья, амулеты, корзины, игрушки… Лишь отвертевшись от покупки огромной вяленой рыбины – «к пивку, матросик!» – а затем и пропитанной воском штормовки, и свирепого красно-черного петуха, Илдан выучился пробираться между рядами, избегая разговоров с ретивыми торговками.
Вдруг что-то легкое, влажное, прохладное коснулось его щеки. Илдан подхватил это на лету, оказавшееся веточкой зелени, и обернулся. На повозке с зеленью сидели две круглолицые смешливые девушки – судя по одежде, послушницы обители Зеленого Ростка. Считалось, что обитель приносит миру покровительство богини урожая Миэлы, дочери Великой Пряхи. Касательно мира можно было бы еще и поспорить, но сады и огороды обители, где вырастали самые душистые травы, самые сочные овощи и самые сладкие фрукты Триморья, несомненно, были любимыми местами прогулок Миэлы.
Илдан прикусил веточку, девушки заулыбались и замахали руками, подзывая его поближе. Он отвернулся к лотку с амулетами, не замечая, что перед ним лежит, пока лотошник, послушник обители бога плодородия Кальдона, не усмехнулся у него над ухом: «Неужели тебе это нужно, парень? Ты же здоров как бык!» Девушки захихикали, вторя лотошнику. Илдан вздрогнул и поспешил дальше.
Земли Триморья вместе с языком приняли и верования Саристана. От Северных гор до Пояса Ликены – хребта, разделяющего Лимерию и бескрайние, безжизненные южные пустыни, называемые Мертвыми землями, от западного берега Горького моря до восточного края хар-наирских земель, ограниченных водами Бездонного океана, люди поклонялись Великой Десятке, в которую входили три Мастерицы, правящие судьбами мироздания, и семеро их детей.
Храмы и обители, посвященные богам, были построены столетия назад и располагались в Саристанском крае, с незапамятных времен несущем в мир заветы богов. Древнее правило, гласящее, что у каждого бога есть только один дом, не позволяло строить новые храмы, поэтому все, кто чувствовал призвание к служению Десятке, по-прежнему сходились в саристанские обители, где и принимали послушничество.
Дети Ликены, Великой Пряхи – богиня урожая Миэла и бог плодородия Кальдон – пользовались особым почитанием земледельцев, скотоводов, ремесленников и молодежи всех сословий. Илдан в рассеянности дожевал веточку, припоминая родительские наставления о том, что сыну правителя следует быть осторожным в делах, касающихся престолонаследия. Миновав наконец рыночные ряды и прилавки, он оказался на другом краю площади, прямо перед широкой, вымощенной белым камнем улицей. По словам торговца, эта улица вела к Городу Трех Мастериц.
Давным-давно этот мир был пуст. Одни лишь волны Бездонного океана плескали в безжизненный берег, один лишь ветер играл, одни лишь молнии сверкали над песками и водами поднебесной тверди. Долго это длилось, и заскучали стихии. И поднялась тогда небывалая буря.
Ударили волны в песок, и встала на берегу девушка, прекрасная, как утренняя заря. Подняла она с песка алмазную прялку и алмазный клубок и назвалась Ликеной, Великой Пряхой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});