Читать интересную книгу Галоши счастья - Михаил Рощин

Мария (красуясь). Зачем же мне – невидимкой?

Нэф. Ее и так редко видно на работе!

Полицейский (пылко, ко всем). А вы?.. А вы?.. Это же необыкновенно! Невидимкой – и летать! А?

Урсула. Я-то летаю. Когда надо.

Учитель. А я, молодой человек, очень долго был невидимкой. Но теперь…

Полицейский (не слушая). А вы?.. Замечательно, а? (Хустену.) Вы хотели бы?

Хустен. Я хотел бы съесть своего цыпленка наконец! Нэф!.. Где Штоп? Позовите Штопа!

Нэф испуганно бросается к очагу. Идет Штоп.

Штоп. Да-да, я здесь! (На ходу, Марии.) Где Ганс, а?

Мария (пожимает плечами). Действительно странно: Ганс самый дисциплинированный человек на свете.

Штоп. Самые дисциплинированные люди давно на­ходятся на том свете. У тебя нет телефона Марты?

Мария. Еще мне не хватало иметь ее телефон!

Полицейский (налетает на Штопа). А вы? Вы хо­тели бы: невидимкой – и летать?

Штоп (оглядываясь). Что?

Полицейский. Невидимкой. Невидимкой – и еще летать?

Штоп (шепотом). Каким? Чтобы только сам невидимый или если что возьмешь, то тоже невидимое?

Полицейский. Тоже! Тоже!

Они разговаривают, как двое сумасшедших.

Штоп (вздыхает). Ах, если бы!

Полицейский. А что?

Штоп. Во-первых, все время остаются следы. Идешь, все нормально, никто не видит, а следы – остаются!

Полицейский. Да что вы?

Штоп. Да-да! И во-вторых, в толпе совершенно невозможно двигаться.

Полицейский (соображая). Да-да-да!

Штоп. В автобус не сядешь.

Полицейский. В автобус? Да, никак. Да-да, неудобства есть… А летать?

Штоп. Летать? С какой скоростью? На какой высоте? Кругом радары.

Полицейский. Да-да-да.

Хустен (стучит кулаком). Дадут мне наконец цып­ленка?

Неф чихает и кашляет. Он достал черного цыпленка, от которого валит чад. Штоп хватается за голову.

Ресторанчик затемняется, а на второй половине сцены освещается столик в другом, современном кафе, где сидят Губерт и Ганс. Пьют пиво. За окном – поток машин, автоматический ритм свето­фора.

Губерт. Нет, подожди, ты не так поешь. Надо вот так: «Ах, зачем я…»

Ганс. «Ах, зачем я…»

Губерт. У тебя совершенно нет слуха. Подпевай просто: «Ах, зачем я…»

Ганс. «Ах, зачем я…»

Губерт. Все! Поем!

Поют.

Ах, зачем я не родилсяВ девятьсот шестом году!Я бы с дедушкой возилсяПо утрам в своем саду.Мне б с переднего крыльцаПодавали жеребца,Я любил бы свою маму,Знал бы своего отца.Ах, зачем я не родилсяДевяносто лет назад!Я б на бабушке женился,Был бы весел и богат!..

Ганс. Вот! Вот!.. (Горячо.) Я гениальный повар! Я все могу! Понимаешь? А это что? Автоматы! Бумажные тарелки! Сосиски, яичница, сосиски, яичница! Все мчатся сломя голову! Скороварки! Хлеборезки!.. Все на ходу, всухомятку! Ты знаешь, в армии я был поваром у генерала.

Губерт. О!

Ганс. Что «о»?! Даже генерал говорил мне: «Что ты там колдуешь, Ганс? Свари мне сосиски, да и ладно!..» Кому теперь нужна моя древнейшая профессия? Ты знаешь, например, у герцога Найнхальгальского с тысячи семьсот семьдесят второго по тысячу восемьсот первый год не подали к обеду ни разу двух одинаковых блюд! А? За двадцать девять лет!

Губерт. В самом деле? Что ж это были за блюда?

Ганс. Уж наверное не сосиски с яичницей!.. Э, и вообще!

Губерт. Ну-ну, Ганс! Ну, старина! Что ж теперь делать?..

Ганс. Нет, брат Губерт, что-то не так… Плохо мне!..

Губерт (в тон ему). Да-а… Живешь как механизм…

Ганс. Вот-вот!

Губерт. Каждый день одно и то же.

Ганс. Именно.

Губерт. Встаешь в один и тот же час…

Ганс кивает.

…Бреешься, как всегда… чистишь зубы, как всегда…

Ганс кивает.

…Один и тот же завтрак… одни и те же слова… одним и тем же движением жена красит ресницы…

Ганс. Ну!

Появляется Марта.

Губерт. Все тот же автобус, метро, табачный киоск, газетный киоск…

Ганс. Да! Да! Да!.. И вот так всю жизнь? Тсс! Есть, между прочим, одна девочка… Мария… Тсс!..

Губерт. Подожди, Ганс, не путай… (Встает, принимает лекторский вид. Марте.) Не расстраивайтесь, с мужчинами это бывает. Присядьте. Я сейчас все объясню.

Марта садится и гладит Ганса по склонённой голове.

Ганс (Марте). Тсс…

Губерт. Дорогие товарищи! Уважаемые господа! Леди и джентльмены! Друзья! По-моему, мой друг, про­стой повар Ганс, затронул одну из напряженных проблем современности. Причем это имеет отношение к разным странам, ко всем людям. Мы учимся, растем, неуклонно растут наши духовные запросы и наше сознание, а ме­жду тем каждый из нас заключен в автоматизм повсе­дневности, как шарик в шарикоподшипник. Каждый день одно и то же: с работы, на работу, с работы, на работу. Труд, конечно, великая вещь, но на работе, в общем, все одно и то же, дома – одно и то же. Быт и досуг также все более стандартизируются. Утром газета, вечером те­левизор, вечером жена, утром любовни… Извините, шутка… Ну в самом деле, как быть? Человек не маши­на, не автомат, ему надоедает все одно и то же. Я вам скажу, дело дошло до того, что теперь часто встречаешь инженеров, которым надоело конструировать; писате­лей, которым надоело писать; рабочих, которые ленятся работать; врачей, которым надоело лечить; больных, ко­торым надоело лечиться, и здоровых, которым надоело быть здоровыми и хочется заболеть. Неужели слово «на­доело» есть производное от слова «надо»? Никто ничего не бросает и никуда не бежит, каждый все равно занимается своим делом. Но нельзя не обратить внимание на угнетенное состояние духа вполне благополучного трудящегося. В чем тут фокус, а? Брюхо набьешь – ду­ша чего-то просит, душу ублажишь – брюхо рычит… И опять-таки: где страсти? Где безумные чувства? Кто из нас удушил свою Дездемону? Кто убил на дуэли со­перника? Чью душу сжигает кровная месть?.. Чем мы заняты? Вот сидит человек, посмотрите! Все у него есть: жена, дом, работа, деньги, автомобиль скоро купит, а ему плохо! Ему скучно. И всем он недоволен. В чем дело, а… Чего ты хочешь, Ганс?

Ганс молчит.

…Вот! Он даже сам не знает чего! Но чего-то он хочет, это точно! И ему ка-жет-ся: будь у него другая квартира, другая жена, другая работа, другая зарплата, и, может быть, даже живи он в другой стране, или родись на сто лет раньше или на двести позже, – все было бы по-дру­гому!.. А, Ганс?.. Можно предоставить тебе такую воз­можность. Слышишь? Молчит. Молчит, бедняга. Вы видели: я предлагал ему галоши счастья – они способны исполнить любое желание. Но надо знать, по крайней мере, чего ты хочешь? А, Ганс?..

Ганс (пьяно). Лошадь. Куплю лошадь и поеду…

Врывается Прохожий.

Прохожий (строго и свирепо). Где Губерт? Опять его нет? Пишите докладную! Я его уволю в конце концов, этого болтуна!

Губерт (пугается). О боже! Который час? Кошмар! (Бьет себя по губам.) Ах, болтливая собака! Опоздал, опоздал!.. Извините, иду, бегу!.. Говорить-то хорошо, а работать надо!.. Пока, Ганс! Звони! Увидимся!.. (Убе­гает.)

Прохожий. Безобразие! Разгильдяйство! Пьют в рабочее время! (Выпивает кружку, уходит.)

Ганс (смеется). Вот! Все так! Говорить все мастера! Идите! Бегите! На работу! В химчистку! К женам!.. Куплю лошадь, и все! И поеду куда глаза глядят!

Марта (гладит его). Успокойся. Ну что с тобой, в самом деле? Ты такой нервный, Ганс, я ничего не по­нимаю. Почему ты не хочешь поговорить со мной, все мне рассказать?.. Или ты не любишь меня больше?.. Я не пойму, что ты хочешь… Эльза говорит: может, нам на время расстаться?.. Ты слышишь меня, Ганс?..

Ганс (хохочет и поет).

Мне б с переднего крыльца…Подавали б жеребца…

Марта встает и уходит.

Освещается ресторанчик. Здесь немая сцена. Хустен держит за ножку черного, как уголь, цыпленка.

Хустен. Я… сорок пять лет… на трамвае…

Штоп. Хустен, дорогой!.. Не волнуйтесь… Мы ду­мали… мы хотели… Так сказать, сюрприз… Это даже не цыпленок…

Хустен. Я вижу, что это не цыпленок. Может, это фазан? Пекинская утка?

Штоп. Нет людей, нет людей… Что он со мной де­лает, этот Ганс!