Бегут дни, похожие один на другой, заполненные все той же нелегкой работой, все теми же неспешными, приятными и ни к чему не обязывающими беседами за ужином. И чем долее Шейн погружается в это бесхитростное фермерское бытие, в простые радости труда и семейного уюта, тем меньше в нем остается той внутренней напряженности, той постоянной готовности мгновенно реагировать на опасность, которую заметил мальчик в день первого знакомства. Он больше не носит при себе револьверов, хотя и следит, чтобы они всегда были заряжены и смазаны. И только одна странность не оставляет его: во время еды Шейн обязательно садится лицом к двери и передвигается по комнате так, чтобы его силуэт не вырисовывался в окне. Но пройдет и это, считают Старреты, и окружают его еще большим вниманием. Маленький Джои безоговорочно влюблен в своего нового друга и старается не отходить от него ни на шаг. Старрет не представляет себе, что он станет делать, если Шейн все-таки захочет их покинуть. А Мариан — его жена — явно неравнодушна к Шейну, хотя всячески старается это скрыть. И он в свою очередь по-настоящему привязывается ко всей семье.
«Но позвольте! — может воскликнуть иной читатель. — А где же…». Будет, все будет — и выстрелы, и драки, и борьба не на жизнь, а на смерть. Настоящий вестерн всегда начинается буднично и неторопливо, это один из законов жанра… И вскоре в мирной дотоле долине появляется банда старика Рэггара. Ее главарь хочет получить во владение самые плодородные земли, получить задаром. И чтобы добиться этого, устанавливает климат террора и насилия. Противостоять шайке некому: фермеры разобщены, каждый из них — сам по себе, да и живут они далеко друг от друга. Может быть, говорят они между собой, поможет тот человек, что поселился у Старретов: он не такой, как мы, и — похоже — управляться с оружием ему так же привычно, как нам управляться с плугом. Но Шейн не торопится схватиться с Рэггаром и его молодцами. Наоборот, он молчаливо отходит в сторону, когда один из бандитов оскорбляет его в салуне.
Положение становится все напряженнее. Шайка наглеет. Ее жертвы не смеют и пикнуть. Однажды, в воскресенье, Старреты вместе с Шейном отправляются в соседний городок, чтобы сделать покупки, заказать кое-какие инструменты и немного развлечься. Едва Джо и Шейн располагаются у стойки салуна, как, оттеснив фермера в сторону, на его друга набрасываются бандиты. И тогда тот показывает, на что способен. Он дерется сразу с шестью здоровенными верзилами, дерется хладнокровно и профессионально. Правда, потом Старрет бросается ему на помощь, но все равно главным героем в этой жестокой схватке остается Шейн. Бандитов выкидывают из салуна.
Победа окрыляет. И фермеры весело празднуют День независимости, а Старреты к тому же — еще и десятилетие своего брака. Однако спокойствие оказывается обманчивым и недолгим. И вот уже на экране — скорбная сцена похорон молодого парня, убитого наемниками Рэггара. Скулящая собака обхватывает лапами гроб, не давая опустить его в могилу, оркестр заменяет губная гармоника, выводящая жалобную мелодию, женщины с трудом уводят отчаянно бьющуюся невесту…
Это убийство — последняя капля, переполняющая чашу страха. Фермеры бросают дома и землю и уезжают кто куда. Но у Старрета нет больше сил, чтобы все начинать заново. Ему остается только одно: победить или погибнуть. И он собирается найти Рэггара. Но Шейн останавливает его и говорит, что поедет сам. Джо не соглашается и пытается задержать друга. Тогда Шейн прибегает к крайней мере — избивает его так, что тот не может пошевелиться. «Вы делаете это ради меня?» — спрашивает его Мариан. «Нет, — отвечает он, — могу ли я даже в мыслях разлучить вас и после этого считать себя мужчиной?»
Мальчик Джои, стоя рядом с матерью, провожает взглядом отъезжающего Шейна. И он опять предстает перед ним таким, как в первый день, — таинственным чужаком, предельно собранным и напряженным, человеком-клинком, способным разить мгновенно и без промаха.
Нам не нужны здесь подробности того, как Шейн расправился с бандитами — а он, конечно, с ними расправился — и убил Рэггара. Таких или подобных им сцен будет еще немало в книге, потому что без них нет вестерна. Обратим лишь внимание на последние слова Шейна, сказанные им Джои перед отъездом в неизвестность: «Человек должен быть самим собой. Я пытался стать кем-то иным, но ничего не вышло». Он возвращался к своей жизни скитальца, странствующего рыцаря в ковбойских доспехах, готового прийти на помощь всякому, кто нуждается в защите. После его отъезда осталась легенда, которую все рассказчики заканчивали одинаково: «Он приехал в нашу долину из самого сердца великого Запада и, сделав дело, вернулся обратно».
Вот такой рассказ писатель Артур Кларк и выбрал для того, чтобы вселить мужество в пассажиров «Селены», попавших в беду. И придумал предисловие к «Шейну», начало которого мы уже цитировали. «Мне известно из достоверных источников, — говорится в нем от имени профессора английского языка Карла Адамса, — что вестерны стали наиболее популярным родом литературы в библиотеках межпланетных лайнеров, бороздящих космос… Представьте себе огромную, теряющуюся в туманной дали равнину, окаймленную мглистыми горами. По этой равнине невыносимо медленно ползет караван громоздких фургонов… Чтобы добраться до гор, фургонам понадобится больше времени, чем лучшим современным лайнерам на перелет Земля — Луна. Вот почему просторы прерий были для людей той поры столь же обширны, сколь для нас просторы солнечной системы. Это одно из звеньев, соединяющих нас с вестернами; есть и другие, более важные…».
Итак, у жанра — не только богатое прошлое, прочные традиции в настоящем, но и, как утверждает Кларк, весьма перспективное будущее. Мы не беремся с такой же уверенностью, как английский фантаст, предсказывать популярность вестерна через сто или более лет. Однако законы его драматургии и его принципы конструирования характеров и ситуаций еще долго будут занимать заметное место в романах и фильмах приключений. Не случайно, что, подобно самому вестерну, в период своего становления воспринявшему многие каноны авантюрной литературы, приспособившему их к своеобразному материалу, связанному с освоением Дальнего Запада, американская фантастика уже лет двадцать назад приняла эстафету у него самого.
Не так давно, например, у нас переведен роман Гарри Гаррисона «Неукротимая планета», написанный в 1969 году, главный герой которого Язон дин Альт, профессиональный игрок, разительно схож со знаменитым бретгартовским благородным авантюристом мистером Джоном Окхерстом, а ситуации мало чем отличаются от тех, с которыми мы сталкиваемся в вестерне. Планета Пирр, где происходит действие, по существу, тот же Дальний Запад. Половина персонажей, живущих в осажденном городе, по всем своим повадкам, по необычайной ловкости в обращении с оружием — вылитые переселенцы, заменившие фургоны космическими кораблями. А другая половина — некие «корчевщики», нашедшие общий язык с грозными силами природы и ненавидящие жестоких покорителей планеты, — не кто иные, как индейцы из вестерна, переодетые в другие наряды. Поистине редкое постоянство типологических признаков!
Эта приспособляемость жанра, его способность выживать и укореняться в новых условиях, в резко отличной от прежней среде достаточно красноречива. Она свидетельствует о том, что причины приверженности американцев к вестерну связаны не только с сугубо национальным характером эпопеи освоения Дальнего Запада, но и лежат глубже — в догматах воспитания, определяющих основные черты массовой психологии, в системе общепризнанных нравственных ценностей, основанной на смешении положений прагматизма, постулатов христианства и «джентльменского кодекса чести», наконец, в том комплексе господствующих идей, которые руководят общественным сознанием.
Следует также помнить: вестерн составляет духовную пищу миллионов людей отнюдь не только в Америке.
Жанр этот далеко не прост и не однозначен. Он находится в непрерывном движении и исполнен противоречий. В лучших своих образцах вестерн прежде всего — увлекательное, динамичное зрелище (или чтение), и как раз это одна из важнейших гарантий его непреходящей популярности. Нужно быть очень уж угрюмым и скучным человеком, чтобы остаться равнодушным, когда показывают, скажем, «Дилижанс» Джона Форда или «В самый полдень» Фреда Циннемана. Но есть и другая сторона медали — массовая продукция или, как называют ее сами американцы, «продукция класса Б», и отношение к ней не может быть иным, кроме как резко отрицательным, ибо она не только антихудожественна, но зачастую аморальна, идейно и нравственно спекулятивна.
Не удивительно поэтому, что у вестерна — ив критике и среди зрителей — есть вполне искренние противники, горячо доказывающие принципиальную его вредность. Многие их аргументы, звучащие рядом с контрдоводами его поклонников, приближают нас к пониманию двойственности жанра, несущего в себе и хорошее и дурное. Попытаемся же представить, избрав испытанную форму гипотетического диалога, столкновение крайних точек зрения. Тем более что конкретный материал для полемики, во всяком случае для начала спора, у нас уже наготове — недаром столь подробно было рассказано о «Шейне».