На лестничной площадке Вольф едва не столкнулся с соседкой сверху. Звали ее, кажется, Анжелика — нелепое, заимствованное из дешевой беллетристики имя, свидетельствовавшее о духовной бедности родителей. Но сама Анжелика была хороша, пусть даже и с легким налетом вульгарности — чуть гуще тени на веках, чуть больше помады на губах, чуть сильнее беспорядок в прическе, чем того требуют каноны актуальной моды. И шифоновое платье чуть короче, нежели подобает замужней женщине. Хотя и молодой, красивой и бездетной. А муж Анжелики, неопределенных занятий субъект по фамилии Медведков, был пьяница и бытовой дебошир. Вероятно, руку на жену не раз поднимал. Мстил ей за красоту? Вполне в его духе.
Анжелика вскинула взгляд колдовских зеленых глаз на Вольфа, и тому почудилось в них нечто вроде просьбы. О чем? Он не знал. Губы Анжелики шевельнулись, прошелестев невнятное приветствие, и застыли, как если бы она вдруг задумалась, не заговорить ли с этим холеным, благополучным, живущим в недоступных для нее сферах науки мужчиной, словно сошедшим с киноэкрана на не так чтоб очень опрятную лестничную клетку. Но они не были коротко знакомы, и поэтому сработали условности подъездного этикета: Анжелика молча отвела глаза.
Вольф посторонился, пропуская женщину, и чуть кивнул. В его налаженной, настроенной на десятилетия душе-программе наметился небольшой непредвиденный сбой. Но Вольф легко подавил его в зародыше. Если когда-то он позволит собственной голове закружиться, то, разумеется, по поводу женщины из своего круга, чтобы гарантирована была полная общность интересов и увлечений. И, безусловно, свободной! Анжелика была чужда науке: она работала чуть ли не продавщицей в овощном магазине. И к тому же состояла в зарегистрированном браке, хотя Вольф и не мог одобрить образа жизни ее супруга.
На улице он задержался, чтобы купить газету в киоске «Союзпечати». Пересчитывая сдачу, ненароком покосился на окна своего дома. Как странно — в одном из них, прижавшись к стеклу щекой, стояла Анжелика.
— Врешь, — сказал Колобов без особой убежденности. — Ты все мне наврал. Я тут ни при чем. Это видеозапись. Или фирменный боевик, ты его с гадовских спутников снимаешь, говорят — уже можно.
Он сидел за кухонным столом, слепо тычась носом в литровую чашку с кофе. Всклокоченный, весь в порезах — рука во время бритья ходила ходуном.
— Дурень, — сказал Дедушев. — Где я возьму денег на видик? При моей-то зарплате!
— А нигде. Ты сам его сделал из ворованных радиодеталей. А теперь врешь.
— Хорошо, — Дедушев хлопнул ладонью по костлявому колену. Уговорил. Проведем эксперимент. Я оставляю свой телевизор включенным, а ты сейчас умышленно причинишь какой-нибудь ущерб своему бесценному здоровью. Или совершишь неблаговидный поступок. А потом мы вместе поглядим, что станется с Роллит. Не могу же я, в самом деле, в собственной, как ты полагаешь, видеозаписи предвидеть твои грядущие свинства!
— Водки, что ли, напиться? — неуверенно спросил Колобов. — В холодильнике нет, а магазины сегодня закрыты. Или своровать что-нибудь?
— Валяй. Своруй у меня кошелек, там десятка с мелочью.
Дедушев развернулся задним карманом брюк в сторону Колобова и сделал вид, что не обращает на того ни малейшего внимания.
— А как же эти чудики? — пробормотал Колобов. — Они же там совсем погорят.
— То-то, осознал! А то не верил… Все только о себе и думаешь, а тут в твоих руках судьба целого мира!
— Что же мне делать? Крылышки из кисеи ладить себе под лопатки? Стать активистом общества спасения на водах? Или организовать Союз борьбы с компьютерными играми в рабочее время? Пользуешься ты. Дед, моей доверчивостью и впечатлительностью! А мне и без тебя тошно.
— Понятно, отчего. Во-первых, тебя совесть проснувшаяся гложет, а во-вторых, работает обратная связь. Ты взбаламутил роллитянам планету, а их страдания отраженным эхом будоражат твой организм. А как ты жил раньше, пока жена была дома?
— Ну как, как… Нормально жил! Дом, работа, дом, работа. В общем, все так живут. Ну, в кино сходишь иной раз. На природу в выходные смотаешься… Скучновато, наверное.
— Вот и роллитяне так же существовали. Ровно, стабильно, без взлетов, но и без закидонов. Их планета не стала для Галактики источником новых идей, научных открытий. Она была просто красивым курортным местечком.
— Выходит, я неправильно жил?
— А ты что же, всерьез полагаешь, будто от тебя есть какая-то польза? Оттрубил свое с восьми до семнадцати, поперекладывал в своей лаборатории бумажки, в сортире покурил, а кончил смену — рога в стену. Это тебе польза от такого способа существования, а не обществу. Ты сам залез в житейский тупик и целую планету туда же заволок. Попробуй на моей планете Идеант разразись катаклизм, они его живо в узду заберут, да еще к делу применят!
— Что, и у тебя есть планета? — ревниво спросил Колобов.
— У всех, — спокойно ответил Дедушев. — Я же говорю — все мы связаны со звездами незримыми узами родства. Только вот не чувствуем за собой ответственности. Вот как ты!
— Я… — Колобов понурился. — Что я? Я-то уже того… Чувствую.
Он сгреб со стола грязную посуду и понес в мойку. Его одолевали непривычно тяжелые, объемные мысли. О вселенной, о звездах и планетах. О судьбах цивилизаций.
— Надо их как-то выручать, — сказал он в унисон своим думам. — Что бы тут этакое изобрести? А, Дед?
— Курить брось, — посоветовал тот. — Кран почини. Плинтус прибей. Полы пропылесось. Живешь в некомфортных условиях, а у них там мантию лихорадит.
Колобов сходил за разводным ключом.
— А эта твоя Идеант, — сказал он. — Она далеко от моих?
— Порядочно. Да только расстояние здесь не помеха. Если хочешь знать, идеантцы давно уж к твоим прилетели. И аморайцы. И найвиане это Веры Лисичук из техбюро планета.
— Как же, как же. Комсомолка, спортсменка, просто красавица!
— Не ерничай. Просто правильно живет девчонка, и планета у нее правильная. Так вот, все мы уже там. Только высадиться не можем.
— Опасаетесь? — с неодобрением спросил Колобов.
— Вовсе нет. Барьер там. Колобок. А за барьером — боевые звездолеты.
— Чьи? — Колобов от изумления упустил на пол истрепанную прокладку. — Кто посмел?!
— Есть такая пакостная сила в Галактике — империя Моммр. Темная сила. Живут по нелюдским законам. Для себя-то, наверное, тоже правильно, да только получается, что окружающим — во вред. Никто с ними не может договориться, а они не хотят. Думают, будто лишь они одни — истинно прогрессивная цивилизация, а все прочие — выродки. Вот они-то и дожидаются, когда Роллит выгорит дотла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});