— Тогда у меня сразу вопрос, — говорю Волошину. — Раньше вы наказывали Журавлева? За все эти провинности?
— Формально он был прав, — вздыхает Николай Мефодьевич.
— То есть?
— Ну, как вам сказать… Теоретически был прав. Без учета сложностей и проблем, которые ставит нам практика. В результате что получалось? Он с Кузиным маялся, Кузин — с ним, а мы — с тем и другим… Кстати, такое же письмо поступило и к районному прокурору. Заходил он вчера, спрашивал… А чего спрашивать. Есть порядок, есть закон.
Нет, думаю себе, мой редактор не оговорился, сказав про расследование…
— Лет с десяток после войны председателем колхоза был Журавлев, а Захар клубом заведовал, — начал рассказывать Николай Мефодьевич. — Чуть ли не силком Иван проводил Кузина учиться в сельхозинститут и очень гордился, что будет в колхозе свой специалист. «Дождусь Захара, — планировал Журавлев, — передам ему колхозное управление, а сам в пристяжные пойду, помогать стану». Но Захар наотрез отказался ехать в деревню, пристроился в райцентре. Какое-то время спустя приехал Захар уполномоченным на отчетное собрание. Подбили итог: урожай плох, скота мало, трудодень беднее некуда и все прочее. Не Журавлев тому виной был. Только-только сельское хозяйство подниматься стало. Но Кузин, выступая на том собрании, увлекся без меры и приписал Журавлеву все колхозные изъяны. Тогда поднялся Иван и огорошил представителя района. «Правильно, — сказал он, — подмечены мои недостатки, никудышный из меня председатель. Был плугарем, потом трактористом, потом два года на войне. Предлагаю, — сказал Иван, — избрать председателем колхоза знатока сельского дела и нашего земляка Кузина Захара Петровича». Заюлил тут Захар, заотнекивался, да где там! Довольные таким поворотом дела колхозники дружно проголосовали, и стал Кузин председателем. Крепко обиделся он на Журавлева за испорченную карьеру, как он говорил… Вон откуда ниточка тянулась, тонкая, а не рвалась…
Заключил свой разговор Волошин намеком, что я окажу большую помощь райкому, если сумею разобраться в событиях, которые случились в деревне Журавли.
Николай Мефодьевич провожает меня до двери, предлагает сейчас же распорядиться, чтобы меня отвезли в деревню.
— Нет, — говорю ему, — сейчас не поеду. Надо по старой дружбе к редактору газеты заглянуть.
…Встречи с Павлушей Зайцевым у нас всегда одинаковые. Месяц не виделись, год ли, все равно посмотрит несколько удивленно и протянет разочарованно: «А, это ты? На что жалуешься?»
И теперь Зайцев поднял низко склоненную над столом голову, тычком указательного пальца поправил очки, сказал:
— А, это ты! Заходи… На что жалуешься?
Рассказываю, какая нужда привела меня в район.
— На сколько дней командировка? — спросил Павел.
— Редактор отвалил целую неделю. Если не управлюсь, можно еще три дня прихватить.
— Тогда не спеши, — назидательно сказал Павел. — Это, наверное, тот случай, когда нашему брату ни в коем случае нельзя торопиться… Пожар в Журавлях еще зимой начался. Видел, как торф горит? Огня долго нет, прячется, а потом разом вырывается. Так и здесь… Я как-то собирался очерк о Журавлеве сделать. Ездил туда, целую катушку на магнитофон записал.
— Павлуша! — я умоляюще складываю руки. — Ты можешь найти эту запись?
— Чего проще, — Зайцев открыл стол, достал магнитофонную кассету. — Мне тут полосы читать надо, так что пойдем в соседнюю комнату.
Вот о чем был разговор Павла Зайцева и Журавлева:
З а й ц е в. Иван Михайлович, что побудило вас взяться за организацию молодежного звена?
Ж у р а в л е в. Нужда побудила. Мы стареем, елки зеленые, надо смену надежную иметь. Я вот давно приглядываюсь, отчего это наши парни и девчата нос от деревни воротят. На город посматривают. Ну, там театры, кинотеатры и всякие удовольствия — это понятно. Там вроде первый сорт, а мы больше по второму. Обидно ему, молодому, вот и потянулся из деревни. А с другой стороны глянуть, так сами мы, елки зеленые, виноваты. Плохо с молодыми обходимся, ходу не даем. По своей механизаторской части скажу. Вот купили новый трактор. Чтоб молодому дать — ни в жизнь! Ему что поплоше. Ему одни елки зеленые. С комбайнами такая же история. Вот и мыкается он со старьем. Из ремонта в ремонт, из ремонта в ремонт. На любого доведись — плюнешь и пошлешь подальше такую работу.
З а й ц е в. Это действительно плохо. Но почему вы деревенскую жизнь вдруг во второй сорт переводите?
Ж у р а в л е в. Для меня она завсегда первым разрядом шла. А вот ты ему растолкуй! Ты ему докажи! Он того требует, другого, третьего, а у нас нету. Потом будет, а теперь нету. А ему потом не интересно, а счас подавай, покуда молодой он.
З а й ц е в. Тогда еще один вопрос. Почему именно сейчас вы пришли к такому решению — всерьез заняться работой с молодыми механизаторами?
Ж у р а в л е в. Сейчас-не сейчас… Трудно сказать. Цыплята вон скоро проклевываются, да яйца долго под курицей лежат. Так и тут. Года-то уходят, елки зеленые. За полста перевалило мне.
З а й ц е в. Как восприняли ваше предложение?
Ж у р а в л е в. Кто как. Прихожу к Захару. Вот, говорю, надумал я, как в других местах делают, собрать молодых ребят под свое крыло и, сколь ума хватит, поучить их хлеб выращивать. Сперва Захару такой разговор, как клюква неспелая. Скосоротился, елки зеленые, сопеть начал. А потом гляжу: засверкали Захаровы глаза. «Это же почин!» — кричит и чуть не в обнимку ко мне. — Вот ведь какой человек! Вынь да положь ему почин. Ладно, говорю, елки зеленые, пускай будет почин или любимая твоя инициатива. Только давай хорошенько обмозгуем, чтобы попусту не квакнуть и людей не насмешить. Сидим, говорим… Показываю Захару свою прикидку по звену. А у него глаза на лоб и уши нарастопырку. «Нет, нет, нет! Это кого ты насобирал тут? — кричит на меня. — Это что за почин ты с таким народом разовьешь? Нет и опять нет!» Что Федора, говорит, наметил, это хорошо. Еще пяток дельных ребят подберем, технику настроим — и вот вам образцовое звено для развития передового опыта и той же инициативы. Сперва я с ним, елки зеленые, по-доброму, спокойно. Надежный и послушный, говорю, и без меня обойдется. А есть и с ветром в голове. Таких вот и возьму, начну их друг к дружке подгонять, сплачивать, чтоб, елки зеленые, щелей не было. Но Захара нашего на обе лопатки положи, все равно вывернется. Схватил мой список и давай шерстить по одному. Этот лодырь, этот лентяй, этот пьющий, а этот врущий. Мне ж, говорю ему, а не тебе работать с ними, чего взбеленился, елки зеленые? Кончилось тем, что согласился Захар, но в том духе, что ладно, на ремонте техники и с таким составом можно поработать, а дальше он поглядит. Разошлись, как петухи после драки. Иду домой и думаю: «Да за что мне, елки зеленые, такое наказанье выпало, чем провинился я перед миром, что лаюсь на каждом шагу и душу себе изматываю? Захар тому виной или я сам по себе такой?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});