Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она шагнула назад в холл, приглаживая юбку. Лицо Мэри изрядно портили тяжелые веки и горбатый нос. Я заметил, что ее губы стали совсем тонкими, а смуглая кожа — сухой и натянутой, что присуще девственницам не первой молодости. Она сделала несколько быстрых попыток улыбнуться, которые, впрочем, потерпели неудачу. При этом шея снова вытянулась, что, как я видел раньше, сопровождало любые ее усилия. Мэри недавно плакала — слабо освещенный холл не мог скрыть покрасневшие глаза и черные впадины под ними.
— Твой отец пригласил меня, — объяснил я.
— В самом деле? Входи же, Джефф! — повторила Мэри, хотя я уже вошел. Она суетливо поправляла волосы, явно стесняясь опухших век, и старалась говорить лукавым тоном. — Надо же — увидеть тебя снова! Позволь взять у тебя пальто… Знаешь, мы только вчера вечером говорили о тебе и этих делах об убийстве…
Мэри оборвала фразу. При слове «убийство» ее лицо стало испуганным. Она задумчиво посмотрела на меня и быстро добавила:
— Пожалуйста, входи! Я знаю, что папа будет рад тебя видеть. Прости, что я такая расстроенная. Мама заболела, и у нас суматоха…
Я колебался.
— Может быть, в другой раз…
— Что ты, Джефф! Папа никогда мне не простит… — Ей в голову пришла новая мысль, и она облегченно вздохнула. — Знаю! Это из-за книги, не так ли? Ну конечно!
Очевидно, моя теория была правильной. Все еще поправляя волосы и улыбаясь, Мэри направилась через холл. На стойке лестничных перил горела лампа, при свете которой на стенах тускло поблескивали золотые рамы. Дверь библиотеки, как и прочие в доме, была коричневой, с белой фарфоровой ручкой.
Не знаю, какой мотив — вероятно, какой-то смутный импульс из прошлого, ибо поступок был непроизвольным, — побудил меня сделать то, что я сделал тогда. С потоком воспоминаний мне пришел на ум сигнал, которым пользовались Том Куэйл и я. Когда мы хотели повидать судью по какому-то поводу, а он был занят в библиотеке, мы всегда стучали особым образом — два медленных стука и три быстрых. Улыбнувшись Мэри, я именно в такой последовательности постучал в дверь библиотеки…
Спустя секунду это показалось мне глупой выходкой. Но меня удивило странное выражение лица Мэри. Стук громко прозвучал в пустом холле. За дверью послышались скрежет отодвигаемого кресла и скрип пружин, а потом шипение, словно кто-то с шумом втянул в себя воздух.
— Кто там? — осведомился голос.
Я открыл дверь. На лице судьи Куэйла играли красноватые отблески пламени; вокруг глаз белели круги. Белые пальцы его руки свисали с каминной полки, слегка подергиваясь. Рядом с ним, в углу, я увидел пыльную мраморную статую, которая, казалось, уставилась на меня пустыми глазами поверх его плеча.
Первыми словами судьи были:
— Никогда не стучите так, слышите?
Глава 2
ЗАПЕЧАТАННОЕ БРЕНДИ
Это было моей первой ошибкой. Даже когда судья успокоился и приветствовал меня с прежней сдержанной любезностью, я знал, что он испытывает в отношении меня какие-то подозрения. Это еще сильнее затрудняло установление контакта с ним. Мы оба бормотали банальности, а потом, по какому-то дьявольскому нагромождению неудачных обстоятельств, я сделал замечание насчет статуи…
Послышался сухой звук, когда судья потер руки. Отвернувшись от огня, он посмотрел на меня. Казалось, ему трудно было долго удерживать взгляд на чем-либо. Я обратил внимание, что его ботинки сильно поношены, а пузыри на их коже свидетельствовали о распухших больших пальцах.
— Пожалуйста, простите меня, — заговорил судья; его интонация отразила жалкое подобие былой властной манеры. — Нельзя так легко выходить из себя. Но в эти дни я много времени провожу в одиночестве… — Торчащие вперед зубы мелькнули, приоткрывшись в слабой улыбке. — Боюсь, я оказал вам не слишком хороший прием. Примите мои извинения.
— Не за что извиняться, сэр, — отозвался я. — Мне вовсе не следовало приходить. Мэри сообщила, что миссис Куэйл больна…
Судья нахмурился:
— Ничего серьезного. Сейчас у нее врач. — Он снова потер руки и задумчиво добавил: — Фактически ей не по себе уже некоторое время. Хорошо, что в доме доктор Туиллс.
— Туиллс?
— Мой зять, — объяснил судья, вновь устремив на меня взгляд. — Он женился на Клариссе.
Итак, Кларисса, признанная красавица семьи, была замужем… Мне не довелось быть с ней близко знакомым — она всегда держалась отчужденно и сдержанно, как принцесса, за исключением кратких вспышек недовольства, искажавших ее гладкое лицо. Я помнил ее в театральных позах, с румянцем на скулах и блеском в глазах Мадонны. В ответ на мои невнятные поздравления судья сделал небрежный жест, словно отмахиваясь от этого события.
— Они женаты уже три года. Я с большим уважением отношусь к способностям доктора Туиллса. Полагаю, у него имеется какой-то капитал, так как он не практикует… Да, миссис Куэйл уже некоторое время у него под наблюдением. У нее депрессия — мрачное настроение и так далее… — Он немного поколебался. — Кажется, она страдает легкой формой периферического неврита. Сегодня вечером, после обеда, у нее случился очередной приступ, и мы уложили ее в постель. С ней все будет в порядке.
— А как поживают остальные члены семьи?
Судья Куэйл попытался изобразить отеческую сердечность, но потерпел неудачу. Его выдавали глаза.
— Мэттью сейчас адвокат — мальчик преуспевает.
Нет, судья, вы не думаете о Мэттью Куэйле и не гордитесь им. Ваши руки снова двигаются — вы вот-вот опять станете их потирать.
— Вирджиния закончила колледж и все еще подыскивает себе занятие. А Мэри — вы ее видели — всегда здесь. Она помогает по дому.
Я не осмеливался спросить о Томе, но ясно видел, что судья думает о нем. Его руки соскользнули с колен, оставаясь стиснутыми; лоб наморщился, словно от боли. Казалось, под его лоснящимся черным костюмом остались одни кости. Золотые часы громко тикали под стеклянным колпаком…
— Когда я узнал, что вы хотите повидать меня, сэр, — сказал я, — то надеялся, что это из-за книги, которую вы обещали написать.
— Что-что?.. Ах да, книга…
— Вы закончили ее? Судья выпрямился:
— Да. Но из-за вашего стука в дверь… и кое-чего еще… я почти об этом забыл. — Он прочистил горло. — Я приготовил рукопись, но не знаю, насколько она пригодна для публикации. К сожалению, я отмечаю весьма прискорбные тенденции у нынешних писателей. Слава богу, я незнаком с современной «литературой», но некоторые книги Вирджинии, которые попадались мне на глаза…
Я заерзал на стуле. Судья не утратил проницательности — должно быть, он угадал мои мысли и мрачно улыбнулся:
— Не поймите меня превратно. Я не говорю о моральных ценностях, хотя, по-видимому, они также исчезли. Но существуют некоторые природные факты, сэр, настолько известные, что о них незачем напоминать на каждой странице… — Он покраснел — спокойствие вновь покинуло его. — Честное слово, сэр, они не столько сердят меня, сколько озадачивают! Я хотел бы понять…
— Что именно?
— Все. То, что я читаю, что вижу, опрокидывает все стандарты с ног на голову. Я чувствую, что мир ускользает от меня. Больше ничто не кажется правдой. Я не имею в виду сексуальную мораль. Я достаточно долго пробыл в судейском кресле, чтобы познакомиться со всеми грязными ее сторонами задолго до того, как ваши шибко умные молодые авторы появились на свет. Я говорю о… — Он поднялся, судорожно сжимая и разжимая кулаки. — Раньше существовали какие-то ценности. Моя семья… я перестал ее понимать.
Что бы мы ни обсуждали, судья не мог удержаться от этой темы. Это был крик одиночества, в котором старик проводил дни в своей библиотеке. Какое-то время он оставался неподвижным, прислонившись к каминной полке. Мне было нечего сказать. Ему явно хотелось излить душу, обрести какую-то опору. Наконец он повернулся с кривой улыбкой:
— Я все еще пренебрегаю обязанностями хозяина. Но от этого всегда есть лекарство.
По другую сторону камина стоял старомодный резной книжный шкаф-стол. Отперев его, судья Куэйл достал бутылку и два стакана.
— Это настоящее бренди, какого вы теперь нигде не достанете. Видите печать на пробке? Ее поставил мой дед. С этим, по крайней мере, они ничего не могут сделать.
Последнюю фразу он произнес мрачным тоном, внимательно обследуя пыльную бутылку — даже подошел с ней к столу в центре комнаты и поднес к свету, — потом налил бренди в оба стакана и взял сифон. Когда я отказался от содовой, судья добавил ее себе и вернулся с обоими стаканами.
— Я хотел еще кое о чем спросить вас.
— Насчет книги?
— Нет. Забудьте о книге. Это было всего лишь… что-то вроде утешения. Мне дали понять, — судья понизил голос, — что после нашей прошлой встречи вы участвовали в некоторых необычных делах. Я имею в виду полицейскую работу…
- Табакерка императора - Джон Карр - Классический детектив
- Он никогда бы не убил Пэйшнс или убийство в зоопарке - Джон Карр - Классический детектив
- Загадка Красной вдовы - Джон Карр - Классический детектив
- Убийства единорога - Джон Карр - Классический детектив
- Не лучшее время для убийства - Юлия Евдокимова - Детектив / Иронический детектив / Классический детектив