Читать интересную книгу Омар Хайям (проблемы и поиски) - Рубаи Хайям

Хайям многократно варьирует мысль о враждебности судьбы к человеку:

Злое небо над нами расправу вершит.

Им убиты Махмуд и могучий Джамшид. [М-006],[Д-005]

Пей вино, ибо нету на землю возврата

Никому, кто под этой землею лежит.

(пер. Г. Плисецкий) [pli-0188]

Знай, рожденный в рубашке, любимец судьбы:

Твой шатер подпирают гнилые столбы.

Если плотью душа, как палаткой, укрыта -

Берегись, ибо колья палатки слабы!

(пер. Г. Плисецкий) [pli-0019]

Мотив карающего неба, безжалостной судьбы в четверостишиях обретает разные художественные формы, нередко аллегорические, но это лишь различные выражения мысли об универсальной, всеохватывающей власти неотвратимого рока:

Не давай убаюкать себя похвалой -

Меч судьбы занесен над твоей головой.

Как ни сладостна слава, но яд наготове

У судьбы. Берегись отравиться халвой!

(пер. Г. Плисецкий) [pli-0350]

Поутру просыпается роза моя,

На ветру распускается роза моя.

О жестокое небо! Едва распустилась -

Как уже осыпается роза моя.

(пер. Г. Плисецкий) [pli-0052]

Столкновение индивида с судьбой (небом, этим миром) в стихах Хайяма не ведет к мирному исходу, личность в этой схватке терпит поражение, она гибнет. Однако дух лирического героя не сломлен, он не раскаивается и не признает себя побежденным.

Омар Хайям в своих стихах не предлагает читателю стройной, положительной концепции мироздания и человеческой личности, он не пишет о том, каким представляется ему идеальный мир, каким, по его мнению, должен быть человек, какими положительными качествами тот должен обладать. Он только отрицает существующее, отрицает то, что изображается положительным и святым в Коране, отвергает мораль и нравственные устои, навязанные людям мусульманством. Он прекрасно владеет логикой и часто использует ее как оружие против мусульманских догм, вскрывая противоречия, содержащиеся в Коране, отрицая здравый смысл Священного писания мусульман.

Но логика -- инструмент ученого, в поэзии же на первый план выступают задачи эмоционального воздействия на читателя. В этом смысле интересны стихи, в которых лирический герой как бы выясняет свои взаимоотношения с творцом. Омар Хайям страстно, порывисто протестует против смерти, призывает к радостной, полной мирских, чувственных наслаждений жизни. Смерть противоестественна -- и однако по воле и желанию творца она неизбежна. Поет вступает в полемику с богом, выражая свой гневный бунт против неумолимой смерти:

Отчего всемогущий творец наших тел

Даровать нам бессмертия не захотел?

Если им совершенны -- зачем умираем?

Если несовершенны -- то кто бракодел?

(пер. Г. Плисецкий) [pli-0083]

Коль скоро смерть неотвратима, а жизнь -- быстротечна, она кажется Хайяму бессмысленной, лишенной какой-либо положительной цели. Но и в мир иной Хайям не верит, подвергая, таким образом, сомнению одну из основ ислама. Он резко восстает против надежды на загробную жизнь и призывает получить от реальной жизни все возможное:

"Как там -- в мире ином?" -- я спросил старика,

Утешаясь вином в уголке погребка.

"Пей! -- ответил. -- Дорога туда далека.

Из ушедших никто не вернулся пока".

(пер. Г. Плисецкий) [pli-0190]

Характерная особенность лирического героя в стихах Хайяма -это полное отрицание им всего того, что считается святым у правоверных мусульман, отказ от покорности богу, Однако нет оснований изображать Хайяма законченным атеистом, как это делают в некоторых современных изданиях. Лирический герой Омара Хайяма отчуждает себя от творца, не признает справедливости его приговора, справедливости предопределения, но самого творца он не отрицает. Он полемизирует с богом, укоряет его, восстает против него, -- но не подвергает сомнению его существование.

Хайям не отрицает бога, но он отрицает многое в религии: веру в загробную жизнь, существование рая и ада. Легенда о рае служит ему одним из поэтических средств для оправдания земных чувственных наслаждений:

Сад цветущий, подруга и чаша с вином -

Вот мой рай. Не хочу очутиться в ином.

Да никто и не видел небесного рая!

Так что будем пока утешаться в земном.

(пер. Г. Плисецкий) [pli-0423]

Если гурия кубок наполнит вином, [Г-003]

Лежа рядом со мной на ковре травяном, -

Пусть меня оплюют и смешают с дерьмом,

Если стану я думать о рае ином!

(пер. Г. Плисецкий) [pli-0311]

Хайям не только не отрицает бога, напротив, он признает его могущество, способность определять все сущее, все явления во вселенной. Полагая господа первопричиной всех людских поступков, Хайям этим оправдывает свое "право на грех" -- в духе рассуждений средневековых богословов:

Если я напиваюсь и падаю с ног -

Это богу служение, а не порок.

Не могу же нарушить я замысел божий,

Если пьяницей быть предназначил мне бог!

(пер. Г. Плисецкий) [pli-0355]

Вину за людские грехи Хайям возлагает на бога:

Мы с тобою -- добыча, а мир -- западня.

Вечный ловчий нас травит, к могиле гоня,

Сам во всем виноват, что случается в мире,

А в грехах обвиняет тебя и меня.

(пер. Г. Плисецкий) [pli-0440]

Существование бога для Хайяма -- реальность, печальная действительность. Он восстает против этой действительности, клянет бога за несправедливость, отсутствие милосердия, даже за отсутствие здравого смысла:

Удивленья достойны поступки творца!

Переполнены горечью наши сердца,

Мы уходим из этого мира, не зная

Ни начала, ни смысла его, ни конца.

(пер. Г. Плисецкий) [pli-0028]

Ты задался вопросом: что есть Человек?

Образ божий. Но логикой бог пренебрег:

Он его извлекает на миг из пучины -

И обратно в пучину швыряет навек.

(пер. Г. Плисецкий) [pli-0372]

Разумеется, называть Хайяма атеистом, равно как и утверждать, что он стоял на материалистических позициях, совершенно неправомерно, Омар Хайям признавал существование бога и полемизировал с ним, -- о последовательном материализме нечего и говорить. Но вместе с тем нельзя не признать, что в стихах Хайяма постоянно проходят мысль о вечном круговороте физического субстрата всех вещей, материи, мысль, которая в корне подрывает идею о вечности духа; а его настойчивое отрицание загробной жизни, рая и ада противоречит одному из основных религиозных догматов о воздаянии на том свете.

Идея вечного круговорота материи (в понимании того времени) в стихах Хайяма выражена в теме гончара, который лепит кувшины из глины -- вчерашнего праха умерших, в непрестанных превращениях глины в человека, человека в прах, в теме вырастающих из праха травы и цветов.

Я однажды кувшин говорящий купил.

"Был я шахом! -- кувшин безутешно вопил. -

Стал я прахом. Гончар меня вызвал из праха

Сделал бывшего шаха утехой кутил".

(пер. Г. Плисецкий) [pli-0006]

На зеленых коврах хорасанских полей

Вырастают тюльпаны из крови царей.

Вырастают фиалки из праха красавиц,

Из пленительных родинок между бровей...

(пер. Г. Плисецкий) [pli-0050]

Особенно поэтичны и выразительны рубаи, в которых кувшин или чаша обретают дар речи и вступают в беседу с лирическим героем. Неодушевленные предметы оживают, сквозь неживую материю проступают черты мыслящего существа, человеческие черты. Однако это слияние природы с человеком (или человека с природой) не походит на суфийское мистическое растворение всего сущего, всего живого и неживого в абсолютном божестве. У суфиев человек умирает, чтобы вернуться в безбрежный, бесконечный океан божественной сущности. У Хайяма человек перестает существовать материально, чтобы превратиться в другой вид материи. В суфийской поэзии лирический герой -- ничто, а бог -- все, Хайяму такое противопоставление чуждо, в его стихах равны глина, прах человеческий и сам человек, ибо они -- проявления одной и той же материальной основы.

Художественный прием, к которому Хайям прибегает в четверостишиях, условно группируемых вокруг темы гончара, необычайно экспрессивен. Собственно, это один из видов прозопопеи (олицетворения) европейской поэтики. Эта разновидность олицетворения широко применяется Хайямом в его четверостишиях и несомненно является одной из его творческих особенностей: в произведениях его предшественников этот прием почти не встречается.

В поэзии Хайяма в отличие от других произведений персидской поэтической классики выразительность преобладает над изобразительностью, экспрессивность над образностью. У Хайяма мало сравнений и метафор, нет детализации описания, у него вообще отсутствует красочное описание (васф), столь характерное для персидской поэзии в целом. Попробуем сравнить, как описывают вино Рудаки и Хайям (отметим, что в плане соотношения изобразительности и экспрессивности Рудаки стоит ближе к Хайяму, чем другие поэты). Рудаки пишет:

Налей вина мне, отрок стройный, багряного, как темный лал, Искристого, как засверкавший под солнечным лучом кинжал. Оно так хмельно, что бессонный, испив, отрадный сон узнал, Так чисто, что его бы всякий водою розовой назвал. Вино -- как слезы тучки летней, а тучка -- полный твой фиал. [Ф-006] Испей -- и разом возликуешь, все обретешь, чего желал. Где нет вина -- сердца разбиты, для них бальзам - Глотни мертвец его хоть каплю, он из могилы бы восстал. И пребывать вино достойно в когтях орла, превыше скал, Тогда -- прославим справедливость! -- его бы низкий не достал.