Подобно своему великому отцу, Елизавета Петровна была очень проста в обращении, пела и плясала с московскими девушками из простонародья, сочиняла для них хороводные песни, крестила солдатских детей и случалось пила до пьяна. Она сама оказалась тогда в Москве как бы в опале. Императрица Анна Ивановна ревниво следила за ее действиями, денег для маленького двора цесаревны почти не выделяли. Впрочем, любимая дочь Петра не унывала и вела веселую, но крайне беспорядочную жизнь. С простонародной деловитостью Разумовский взялся за изрядно расстроенное хозяйство Елизаветы, из певчего он превратился в управляющего имений цесаревны. Алексей Григорьевич не позволил опальной принцессе так безудержно мотать и так безбожно пить, как раньше. Он "подарил ей дом".
Елизавета сумела по достоинству оценить усилия Разумовского. В критический момент подготовки переворота она, рискуя собственной головой, не захотела подставлять под удар возлюбленного. У нее уже был горький опыт. Прежний фаворит Елизаветы Алексей Никифорович Шубин, сын бедного владимирского дворянина, за несколько лет перед этим был схвачен по "слову и делу государеву" и с пристрастием допрошен в Тайной экспедиции. Из несчастного выколачивали признание в том, что окружение цесаревны готовит свержение Анны Ивановны. Был в 1731 г. заговор или нет -- осталось тайной, Алексей Никифорович зубов не разжал и товарищей не выдал. После пыток, наказания кнутом и вырезания языка Шубина сослали на Камчатку. Такой судьбы для Разумовского Елизавета не желала. Алесей Григорьевич узнал о готовящемся перевороте только накануне вечером. В последний момент, когда цесаревна заколебалась, кавалеры ее двора обратились к Разумовскому с просьбой уговорить будущую императрицу пойти на решительный шаг, его поддержка убедила великую княжну, в сопровождении виднейших заговорщиков она уехала к полкам, а Разумовского... оставила дома.
После восшествия Елизаветы Петровны на престол Алексей Григорьевич был пожалован в действительные камергеры и поручики лейб-кампании в чине генерал-лейтенанта, а вскоре стал обер-егермейстером императрицы. Почти не получив никакого воспитания, он обладал врожденным тактом и совестливостью, не стеснялся своих простонародных родственников, но и не позволил многочисленной малороссийской родне, как тогда говорили, "обсесть" трон. Перед поездкой императрицы на Украину Разумовский просил мать накрепко наказать "дядьям, зятьям и всей родне,.. чтоб отнюдь никто с них в то время именем моим не фастал ( хвастал - О.Е.) бы и не славился б тем, что он мне родня".
При дворе фаворит держался с нарочитой простотой и доступностью. Крупным политиком он не был, отсутствие образования нередко ставило его в тупик. Но всеобщим посмешищем он не стал. Бывший певчий обладал по истине бесценным даром - способностью чувствовать чужую одаренность. Он приблизил таких видных деятелей как Г.Н. Теплов, В.Е. Ададуров, А.П. Сумароков, И.П. Елагин. Вместе с придворным духовенством они составили при переполненном иностранцами дворе "русскую" партию, поддерживавшую Разумовского.
Истинным поводырем для него в лабиринте придворных интриг становится граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, крупный государственный деятель, хитрый и порой беспринципный, но дальновидный дипломат. Разумовский помог ему сделаться великим канцлером и в дальнейшем руководствовался его мнением по вопросам внешней политики.
Для себя Алексей Григорьевич избрал скромную роль ходатая перед императрицей по делам православной церкви и надобностям Малороссии. На этом поприще он многого добился. Благодаря покровительству Разумовского, были созданы миссионерские центры в Заволжье для проповеди христианства среди татар и калмыков, в результате 360 тысяч человек приняли православие. Православные миссии посылались на Кавказ, в Сибирь и на Камчатку. В Астрахани была основана семинария специально для подготовки проповедников между иноверцами, для церковных нужд Грузии печатались Евангелия и духовные книги. В результате настойчивых просьб фаворита, было предпринято новое полное издание Библии, не появлявшееся в печати с 1663 г. Разумовскому удалось добиться серьезного улучшения положения в Малороссии, он сумел провести несколько сенатских указов, запрещавших дворянам из России кабалить малороссийских крестьян.
Императрица Елизавета предпочитала шумную и по столичному щеголеватую Первопрестольную сырому и тогда еще плохо обжитому граду Петра. Ей было приятно показываться во всем блеске и силе там, где прошла ее бедная опальная молодость. Сказывалось и влияние московских церковных кругов, старавшихся хотя бы на время вновь объединить духовную и светскую столицу России.
В 1741 г. Елизавете едва минуло тридцать и, по свидетельствам современников, она была чудо как хороша. Ее не портила даже ранняя полнота. Императрица Екатерина II писала о ней в мемуарах: "Поистине нельзя было... не поразиться ее красотой и величественной осанкой . Это была женщина высокого роста, хотя очень полная, но ничуть от этого не терявшая и не испытывавшая ни малейшего стеснения во всех своих движениях... Она танцевала в совершенстве и отличалась особой грацией во всем, что делала, одинаково в мужском и в женском наряде. Хотелось бы все смотреть, не сводя с нее глаз, и только с сожалением их можно было оторвать от нее, т.к. не находилось никакого предмета, который бы с нею сравнился".
Не удивительно, что руки незамужней государыни огромной империи немедленно стали искать многие женихи и среди них - инфант Португальский, принц де Конти, принцы Гессен - Гомбургские, граф Мориц Саксонский. Появление при дворе в качестве законного супруга императрицы иностранного принца могло вернуть упавшее было влияние иностранцев в политике России. В создавшихся обстоятельствах московские церковные круги через духовника Елизаветы протоиерея Ф.Я. Дубянского и Новгородского архиепископа Амвросия, совершавшего коронацию, склонили ее к тайному браку с Разумовским. Интересный культурный феномен: православное духовенство, со времен Феодосия Печерского ополчавшееся против "латинян", было готово скорее благословить союз русской государыни со вчерашним казаком нежели отдать руку благоверной императрицы лютеранину или католику. Для традиционных кругов русского общества брак с иноверцем казался духовным мезальянсом. На мезальянс же в европейском понимании слова смотрели сквозь пальцы, так как сословные перегородки в формирующейся Российской империи после эпохи Петра были сильно размыты.
Время для осуществления подобного плана было избрано удачно. Новая императрица демонстративно выражала свою склонность ко всему национальному. Из сурового заключения освободили осужденных при Анне Ивановне православных иерархов, им возвратили прежний сан и осыпали милостями. Впервые за последние 45 лет в церквях вновь загремели обличительные проповеди против иноверческого влияния в России. В присутствии благосклонно кивающей Елизаветы звучали рассказы о чудесах, творящихся у гроба святителя Дмитрия Ростовского. Для полного торжества русской партии при дворе не доставало малого - навсегда исключить саму возможность брака императрицы с иностранным принцем, и здесь влияние Разумовского было как нельзя кстати.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});