Читать интересную книгу Синтез двух систем познания академика Раушенбаха - Виктория Радишевская

Но как один из основателей космонавтики, создавший научную школу космической навигации, еще в советское время вдруг обратился к духовным проблемам? Как от физики и математики можно перейти к богословию и искусствознанию? Неужели советскому ученому стало тесно в рамках материалистической картины мира?

Наверняка ему задавали эти вопросы, спрашивали, как совместима его религиозность с научным мировоззрением. Для многих его интересы были на грани чудачества: ученый-физик вдруг заинтересовался иконами! Но Раушенбах отвечал на это как философ: «Все чаще людям в голову приходит мысль: не назрел ли синтез двух систем познания, религиозной и научной? Хотя я не стал бы разделять религиозное и научное мировоззрение. Я бы взял шире – логическое, в том числе и научное, и внелогическое, куда входит не только религия, но и искусство – разные грани мировоззрения…»

Еще в 1960-х годах, занимаясь разработкой проблем, связанных с оптикой космических аппаратов, Раушенбах задумался над тем, как человеческий глаз, а точнее, человеческий мозг воспринимает пространство. Для наблюдения во время стыковки космических кораблей создаются специальные оптические приборы типа перископов и телекамер, которые, как известно, строят изображение по законам геометрической оптики, то есть в линейной перспективе. Но вот тут-то и возник у ученого вопрос: а можно ли доверять этим изображениям? Насколько точно они передают пространство? Ведь стыковка кораблей, происходящая в космосе, требует предельной точности!

А как видит пространство человеческий глаз? Как изображает пространство художник? Как человек изображал пространство на разных этапах своего развития? Посетив однажды Музей древнерусского искусства имени Андрея Рублева, Раушенбах увлекся изучением принципов изображения пространства в иконе. Феномен иконы его интересовал чрезвычайно и именно в связи с особым изображением пространства. Ученый сразу же заметил, что древние иконописцы стремились показать пространство как можно полнее. При этом плоскость иконы не нивелирует пространство, а сжимает его. Принцип иконной перспективы получил название «обратной» по сравнению с линейной, потому что точка схода линий расположена не внутри изображения, а перед ним, где находится зритель, и все линии на изображении расходятся, как бы расширяя пространство образа. Предметы выстраиваются на передней линии и изображаются даже с тех сторон, которые обычно человеческий глаз не может видеть. Но на самом деле в иконе совмещается несколько перспективных планов и изображение показывается с разных точек зрения, что позволяет передать на плоскости многомерность духовного мира.

Современному человеку кажется, что иконное изображение построено неправильно и нелогично, что в нем есть искажение пространства, пропорций, масштабов, но Раушенбах доказал, что пространственные построения в древнерусском искусстве имеют свою, очень точную логику. Более того, сравнивая различные изобразительные системы, ученый приходит к выводу, что человеческий глаз также видит пространство искаженным и только мозг человека, его разум, исправляет, корректирует эти искажения. Для того чтобы понять, как соединяется видимое, мыслимое и изображенное пространство, Раушенбах стал привлекать не только геометрию, но и искусствознание, и психологию, и философию, и многое другое.

Как подчеркивал Раушенбах, человек имеет дело с объективным пространством, но воспринимает его субъективно, и поэтому он вводит понятие перцептивной (от слова «перцепция» – «восприятие») перспективы, то есть отражающей человеческое восприятие. Она соединяет в себе прямую, аксонометрическую и обратную перспективу, формируя отображение реальности таким, каким его видит глаз человека и корректирует его мозг. Ведь геометрия зрительно ощутимого пространства резко отличается от геометрии пространства объективного. Яркий пример: мы видим параллельные рельсы сходящимися в точке на горизонте, но фактически они там не сходятся, а продолжают быть параллельными. Восприятие отличается от реальности. То, что на самом деле рельсы параллельны, покажет чертеж, он объективен, художественное произведение – субъективно, оно всегда учитывает позицию зрителя. А зритель видит именно так: рельсы сходятся на линии горизонта. У чертежа и у картины – своя правда и своя задача. «До сих пор теория перспективы опиралась на работу глаза (если угодно, фотоаппарата), – писал ученый, – а на самом деле видимая человеком картина пространства создается мозгом. Изображение на сетчатке глаза всего лишь «полуфабрикат».

Итогом его исследований стали четыре книги об искусстве, первая из которых вышла в 1975 году – «Пространственные построения в древнерусской живописи». Потом в 1986 году была издана работа «Системы перспективы в изобразительном искусстве. Общая теория перспективы». И последняя – «Геометрия картины и зрительное восприятие» – увидела свет в 1994-м.

Через изучение иконописного пространства Раушенбах пришел к богословию, без которого невозможно понимание иконы. Последние его работы посвящены Святой Троице. Тоже, казалось бы, парадокс. Последним физиком, который так глубоко погружался в богословие, наверное, был Ньютон. Но он был изначально богословом, который, испытывая благоговение перед мудростью Творца, создавшего столь великолепный мир, открыл основополагающие законы Вселенной. А Раушенбах, зная эти законы, решил «поверить алгеброй гармонию», найти математические закономерности, которые могут приблизить нас к пониманию тайны Святой Троицы. В истории христианской мысли были многократные попытки найти объяснение Троицы через различные аналогии, которые в той или иной степени позволяют понять, как три личности являются одним Богом. Раушенбах мыслит как математик и логик: «Понятие Троицы всегда считалось алогичным – три Бога составляют одного Бога, как это может быть одновременно: три и один? Когда мы говорим о святости Троицы, нам не с чем из повседневной жизни ее сравнивать, святость свойственна лишь божественному. Но когда речь заходит о триединости, то человеческий ум невольно ищет аналогии в повседневной жизни, хочет увязать это понятие с формальной логикой. Я сказал себе: будем искать в математике объект, обладающий всеми логическими свойствами Троицы, и если такой объект обнаружится, то тем самым будет доказана возможность логической непротиворечивости структуры Троицы и в том случае, когда каждое Лицо является Богом. И, четко сформулировав логические свойства Троицы, сгруппировав их и уточнив, я вышел на математический объект, полностью соответствующий перечисленным свойствам, – это самый обычный вектор с его тремя ортогональными составляющими. Остается лишь поражаться, что отцы Церкви сумели сформулировать совокупность свойств Троицы, не имея возможности опираться на математику».

Нет, конечно, Раушенбах не претендовал на звание богослова, он остается физиком, математиком, оптиком. Но та красота космоса, которую он видел не однажды в телескоп, убедила его, что Вселенная разумна и красива в каждой своей точке. И его не мог не привлекать Великий Разум, создавший эту Вселенную и сообщивший свою способность творить человеку. И он понял, что человеческое творчество, прежде всего художественное, таит в себе много больше, чем поверхностное эстетическое любование. В произведениях художников, как в тысяче малых зеркал, отражаются наша Вселенная и ее Творец.

Поначалу самому Борису Викторовичу казалось, что его интерес к искусству что-то вроде хобби, занимательного отдыха, но вскоре это стало для него главным занятием и вытеснило все остальное. Но, как прирожденный ученый.

Раушенбах хочет «во всем дойти до самой сути» и погружается в исследования искусства так же глубоко, как когда-то в физику и математику. Он признавался: «Я начал заниматься искусством, еще продолжая активно работать в области ракетной техники. Искусство поначалу казалось интересной мелочью в моей жизни – я имею в виду профессиональную жизнь, в обыденной жизни каждого человека искусство всегда занимает большое место, – но постепенно эта мелочь стала увеличиваться, разрастаться и «съела» интерес к космосу. Но вот что забавно: все, чем я начал заниматься в искусстве, было связано с космосом…»

Действительно, Раушенбаха всегда по-настоящему интересовал космос. Но космос начинается на земле, там, где находится человек, потому что космос – Вселенная и создан для человека. Эта библейская истина все больше и больше занимала ученого, и он попытался понять, как человек смотрит на мир, как он его воспринимает и как его восприятие отражается в искусстве. И как менялись представления человека о пространстве.

Если мы посмотрим на искусство древности, то увидим, что древние художники чаще всего стремились к объективности, пытались передать пространство вне зависимости от позиции человека и изображение строили на принципе неперцептивной перспективы. Пример тому: древнеегипетские рельефы и росписи, которые пытаются передать объективную геометрию, и в ней параллельные прямые, как в чертеже, не пересекаются. Художник пытается изобразить вечность, он движим желанием преодолеть диктат времени и выйти за пределы материального мира в пространство трансцендентности. Знаковая природа древнеегипетского искусства, его строгая каноничность, повторяемое веками единообразие форм – все это призвано показать образ вечности. Совмещение в одной фигуре профильного и анфасного изображения продиктовано желанием художника достичь полноты в изображении человека. Статическое расположение фигур и предметов, выстроенных по переднему краю плоскости, также продиктовано стремлением показать образ полноты, пространство вечности.