Читать интересную книгу Что бывало - Борис Степанович Житков

кровельщику, мечтая выведать у него тайну храбрости, рассказано дальше в статье, Борис выследил его на реке, когда тот пошел купаться. И что же? Оказалось, что этот великий храбрец боялся шаг сделать по дну, мылся у самого бережка, по пояс в воде, и на все уговоры прийти туда, где поглубже, отвечал:

«— Ладно! Не ровен час, колдобина али омут какой. Ну тебя к лешему! Не мани».

Высоты кровельщик не боялся, а воды боялся. Это поразило Житкова.

«— А как же выси-то не боишься?

— По привычке.

А поначалу сказал, что страховито было».

Значит, все дело в привычке, решил мальчик. И начал приучать себя к высоте. «И стал нарочно лазить туда, где мне казалось страшно».

Житков приучил себя не бояться высоты, но скоро понял, что дело не только в привычке. Ответ кровельщика при ближайшем рассмотрении оказался хоть и правильным, но недостаточным.

«…Ведь не одна высота, — думал я. — А вот в огонь полезть. В пожар. Или на зверя. На разбойника. На войне. В штыки, например».

И он начал подыскивать в своем воображении таких храбрецов, которые ничего и никогда не боятся… Воображение было неопытное, детское. Борис решил, что существуют на свете такие люди и звери, которым уж так на роду написано, такой уж у них от природы характер: они ничего не боятся.

«Я думал: вот лев — ничего не боится. Вот здорово. Это характер… А потом прочел у Брема, что он сытого льва камнем спугнул: бросил камнем, а тот, поджавши хвост как собака, удрал. Где же характер?» Потом, по словам Житкова, он стал думать о кавказцах, о горцах; горец, думалось ему, «прямо на целое войско один с кинжалом. Ни перед чем не отступит».

«Ни перед чем?» — вслух размышляет Житков, а вместе с ним его читатель. Так-таки ни перед чем? Ни перед чем на свете? Товарищ спросил у него: а спрыгнет ли твой горец с пятого этажа?

«Я задумался», — рассказывает Житков.

Тут исследование о храбрости приходит к своему главному пункту. Храбрый человек, не дрогнув, идет в бой — один против многих и многих. Знает, что почти наверняка погибнет, а все-таки идет. Но это вовсе не потому, что у него такой уж от природы особый характер и, уж конечно, не потому, что ему смерть нипочем.

«Ясное дело: совсем не нипочем, и небось как лечатся, когда заболеют или ранены».

И вывод: «Зря на смерть не идут».

Вот про это «зря» и «не зря» и написана вся статья Житкова о храбрости и многие его рассказы. Большой опыт и богатые наблюдения привели его к тому выводу, который он сделал в статье:

«Зря на смерть не идут».

Что же значит это маленькое словечко «зря»? Что такое зря и не зря?

Тут Житков доходит до главного пункта в доказательстве своей теоремы. Храбрость вовсе не есть какое-то врожденное свойство. Храбрость можно и нужно в себе развивать, приучая себя к опасности. Но это не все и не это главное. Храбрость не безумие и не молодечество. Храбрый человек не зря идет на смерть. Степень его храбрости, его мужества зависит от того, на что, на какую любовь «опирается его дух».

«Вот про это «зря» я увидал целую картину, — пишет Житков. — Дело было так. Был 1905 год…»

И рассказывает, как в 1905 году черная сотня под руководством полиции устраивала еврейские погромы. Студенты охраняли еврейские кварталы от погромщиков.

Пример, выбранный Житковым, знаменателен. Он сам, тогда студент Новороссийского университета, был участником революции 1905 года.

«Его гаванские товарищи теперь матросы, большевики. Сам Борис ни к какой партии никогда не принадлежал, — пишет об этом времени сестра Житкова, — но у него крепкая связь с заводами, с рабочими. Нужно доставать нелегальную литературу, нужно снабдить рабочих и матросов оружием. Борис берет на себя ответственные и опасные поручения. На парусниках привозит он из-за границы, из Варны и Констанцы, нелегальную литературу, оружие».

«В лаборатории и даже дома… готовит нитроглицерин». «…Забастовки. Расстреливают рабочих у завода Гена. На Пересыпи баррикады. Подходит к Одессе восставший броненосец «Потемкин». В порту бои. Порт горит. Осень. Еврейский погром. Бориса по нескольку суток нет дома: он в дружинах рабочей обороны, он в боях с погромщиками, он в порту… Сколько раз дома казалось, что Борис расстрелян, убит…»

В произведениях Житкова много рассказывается об этой поре — поре борьбы, побед, поражений. Революции 1905 года посвящен его роман «Виктор Вавич», его пьеса «Семь огней» («Предатель»). Среди рассказов для юношества — «Вата», «Компас», «С Новым годом!». В рассказе «Компас» тоже воспроизведен эпизод революционной борьбы, в котором сам Житков принимал непосредственное участие. Моряки бастуют. Порт переполнен пароходами — куда уйдешь без команды? Но владелец самого большого судна — «Юпитера» — набрал штрейкбрехеров и под негодующими взглядами бастующих вышел в море. Да недалеко ушел — вернулся. Накануне, в темную ночь, двое молодых моряков, рискуя жизнью, пробрались на палубу и вывернули из нактоуза путевой компас… За ними гнались, по ним стреляли, но они скрылись на шлюпке. «Юпитер», оставшись без компаса, вынужден был вернуться в порт. Добились этой победы двое бесстрашных юношей, и одним из них был Борис Житков…

Когда, в конце жизни, Житков в статье «Храбрость» пожелал определить, что же значит идти «не зря», — он в качестве примера привел эпизод из своей биографии, относящейся к тому же 1905 году:

«Дело было так. Был 1905 год. Был еврейский погром. Хулиганье под охраной войск убивало и издевалось над евреями как хотело. Да и над всяким, кто совался против. И образовался «союз русского народа»… казенные погромщики, им даны были значки и воля: во имя царя-отечества наводить страх и трепет. В союз этот собралась всякая сволочь. А чуть что — на помощь выезжала казачья сотня, на конях, с винтовками, с шашками, с нагайками. Читали, может быть, про эти времена? Но читать одно. А вот выйдешь на улицу часов в семь хотя бы вечера и видишь: идет по тротуарам строем душ двадцать парней в желтых рубахах. Кто не понравился — остановили, избили до полусмерти и дальше. Дружина «союза русского народа».

Вот в это время пришел к Житкову товарищ. «Приглашает дать бой дружине. Днем, на улице». «Он мне дал револьвер. А за револьвер тогда, если найдут, ой-ой! Если не расстрел, то каторга наверняка». Но Житков не струсил — пошел и принял участие в бое. И тут