Упс! Я привстал и заскулил. Наташка засмеялась.
– Он просто кушать хочет. На, Амурчик!
Я осторожно слизнул с ладони кусок котлеты и, жадно чавкая, проглотил.
– Хорошая собака, хорошая. Реликт ты наш полосатый.
Фу-у, вроде пронесло.
Наступило лето. На каникулы Наташка никуда не поехала. Просто некуда было, а в лагерь она не хотела. Из-за меня, конечно. Мама Таня повздыхала, попеняла мне, но потом решила, что вот, в августе будет отпуск, и мы все вместе поедем к ее подруге под Истру. На дачу. А пока мы ездили купаться на водохранилище – всего-то десяток остановок на двух трамваях, ходили в парк на собачью площадку. В общем, как говорила бабка Катя, гулеванили.
На этой самой площадке я опять прокололся. То есть вначале все было, как и задумано: бревно очень узкое и скользкое, лестница слишком крутая, а в трубу я вообще не полезу – там темно и страшно. Но постепенно, к великой Наташкиной гордости, упорные тренировки пошли мне на пользу.
На площадку пузатый дядька в джинсах с подтяжками приводил бельгийскую овчарку. Для себя дядька нес упаковку баночного пива, а для псины – мешок костей из магазина "Собачий пир".
Красивый пес, черный, как смоль, звеня медалями, устраивал показательные выступления. И тут уж мешать не моги! Наташка, обычно, отводила меня в сторонку, приговаривала:
– Вот, смотри и учись.
Я сидел и смотрел, хотя мне было глубоко по барабану, с какой элегантностью Экселенц (какое скромное, со вкусом подобранное имя) берет барьеры и бегает по бревну. Бревно я давно освоил, а забор Наташке по макушку, и если я его вдруг перепрыгну, народ сильно заинтересуется скромной полосатой дворняжкой.
В тот раз я не спеша шел по бревну, как вдруг сзади требовательно гавкнули. Черный Экселенц картинно взбегал на бревно и требовал уступить дорогу. Еще бы! За исполнение показательной программы ему полагалась куча разноцветных костей.
Наташка подбежала к пузатому хозяину.
– Ой, отзовите, пожалуйста, вашу собачку. Сейчас мы быстренько пройдем и не будем мешать.
– Ты лучше своего кабыздоха убери, а то как бы чего не вышло, – сказал дядька, прихлебывая "Хейнекен", – Экс, вперед.
– Ну, что же вы делаете! – В отчаянии закричала Наташка и бросилась обратно к бревну, – Амур, ко мне!
Экс догнал меня в три прыжка и злобно гавкнул. Нет, брат, шалишь, теперь уж я не уйду.
Развернувшись, я негромко зарычал. У бельгийца от неожиданности разъехались лапы, он шмякнулся грудью о бревно – только зубы клацнули, – и позорно свалился на землю. Все замерли. И Наташка, и пузатый дядька, и прочие собаководы, с почтением наблюдавшие за тренировкой Экселенца.
– Ну, сейчас что-то будет, – сказала рыжая тетка, беря на поводок эрделя.
Экс бросился на меня прямо с земли, я шагнул в сторону, и он, не удержавшись, пролетел вперед несколько метров.
– Взять его, Экс! Фас!
– Ой, не надо, дяденька…
Бельгиец уже разворачивался для атаки. Я знал, что будет дальше. Эх, потомки, у вас здесь кто больше, тот и молодец. Эволюция.
Экс летел на меня. Большой, черный, взбесившийся от злости.
Тоненько вскрикнула Наташка.
Было инстинктивное желание уступить дорогу и сбоку рвануть клыками шею. Я подавил. Но с трудом.
Я прыгнул с места, когда Экс был в паре метров. Мы сшиблись в воздухе, я ударил плечом и грудью. Под звон медалей, бельгиец закувыркался по траве. Не давая опомниться, я ударил еще раз, потом еще. Я катил его, как мяч в сторону пузатого хозяина. Дядька выронил пиво, мешок с костями, взмахнул цепью и бросился спасать своего чемпиона. Я оставил Экса и, припав к земле, пошел на хозяина. Собаки так не нападают. Видно я здорово разозлился, если подсознание взяло верх. Цепь, свистнув, пролетела над головой. Я метнулся вперед и перекусил ее прямо возле пальцев пузана.
Дядька от неожиданности попятился, споткнулся и рухнул прямо на упаковку с пивом.
– Амур, нельзя! Фу!
Я остановился, но адреналин кипел в крови. Наташка смотрела на меня круглыми глазами.
Пузатый дядька, отряхиваясь и бормоча, что меня надо держать в клетке, побежал искать своего чемпиона, а собаководы как стояли, так и продолжали стоять, разинув рты.
Я поджал хвост и на полусогнутых пошел к Наташке.
– Ты что, Амур… ты что это, а? Как это?
Я не буду больше, Наташ, не ругай меня.
– Пойдем-ка домой, реликт.
Дворняжка я! Никакой не реликт! Ну, посмотри же…
– Пойдем, пойдем.
Она взяла меня на поводок и потащила с площадки. Пока мне выговаривали, красивые кости из «Собачьего пира» уже подъели. Проходя, я понюхал пустой мешок. Пахло вкусно…
– Мам, я сама видела! Вот такую цепь перекусил! – Наташка показала на пальцах, какой толщины была цепь.
Не слушай ее, мама Таня! Такой цепью слона удавить можно, а эта цепочка была тоненькая и ржавая!
– Ты не придумываешь?
– Да нет, точно. Там все так и обалдели!
Мама Таня покачала головой.
– Да-а… Может, все-таки Алик прав, а?
Они сидели на кухне за столом. Наташка нахмурясь разглядывала меня, будто в первый раз увидела. Я распластался на полу, положив голову на лапы, и пытался выглядеть несчастным и обиженным.
– Ну-ка, Амур, чем ты там цепь перекусил, – мама Таня присела рядом со мной и пальцами приподняла мне губу. – Зубы, как зубы. Белые, красивые. Вполне собачьи зубы.
Правильно, ничего необычного.
– Ладно, Наташ. Зато защитник какой у тебя! Только держи его на поводке, раз он такой буйный.
Ночью была гроза. Не люблю грозу. Видимо где-то в подсознании остался островок первобытного страха. То есть я ее уже не боюсь, но опасаюсь.
Все уже спали, не обращая внимания на блеск молний, гром и шум дождя. Я побродил по комнатам, попил водички, выглянул на балкон. Дождь полупрозрачной завесой отгородил нашу квартирку от всего мира. А ведь сейчас кто-то прячется от дождя под лавками во дворе, под деревьями. Брр. И я когда-то, в другой жизни, тоже прятался и скулил от страха. Правда, тогда грозы были пострашней. Это я хорошо помню.
Неприятный зуд возник где-то на затылке между ушами. Я насторожился. Зуд перешел в прерывистый гул, будто удары далекого колокола слились в один бесконечно долгий звук.
Пришло мое время. Наташку, конечно, будить не стоит – еще чего доброго со мной пойдет. Мама Таня спала, свесив руку из-под одеяла. Я лизнул пальцы. Безрезультатно. Мммм… Ухватил осторожно одеяло и потянул. Она заворочалась, когда холодный сырой воздух забрался под рубашку.
– Наташ, ты… Амур, ты что?
Я совсем стянул одеяло и оттащил его на середину комнаты.
– Ты что, сдурел, что ли? Ну-ка, пошел отсюда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});