Читать интересную книгу Зеленое кольцо - Зинаида Гиппиус

Уходит быстро. Софиночка прощается с дядей Микой и уходит в другую дверь. Вожжин идет за ней. Дядя Мика усаживается в кресло, закуривает. Через минуту опять входит Вожжин, – один.

Вожжин. Я так растерян. Я прямо с панталыку сбился. Если бы ты, Мика, слышал. (Ходит по комнате). На месте сидеть не могу.

Дядя Мика. Да я и слышал. Рядом был. Все равно рассказывать бы стал, только напутал бы.

Вожжин. Отлично. Тем лучше. Значит, тебе тоже ясно: я ее к себе должен взять. Что?

Дядя Мика. Ничего. Продолжай.

Вожжин. Тут двух мнений быть не может. Если б я даже и не любил ее, как люблю… – чувствую, только ее одну и люблю на свете! – так и то, это преступление оставлять ребенка в подобной обстановке. Я отсюда вижу, что это такое! Ты не знаешь, ты не можешь себе представить.

Дядя Мика. Могу себе представить.

Вожжин. У меня точно глаза раскрылись. О чем я думал? Ну тогда, драма эта, восемь лет тому назад – что ж было делать? Елена Ивановна – честный, прямой человек, сразу сказала, что любит этого савраса… тьфу, не хочу ругаться, ее дело, – этого купчика Свиридова. Любит и любит, я обязан был дать ей свободу. Ребенок – восьмой год, как его от матери? да и разве я знал, где устроюсь, что со мной будет? Ну мог я иначе поступить?

Дядя Мика. Почем я знаю! Ты со мной не советовался. Да я советов и не даю никогда.

Вожжин. В самом деле, какое я право имел не уехать, или уехать и взять с собой девочку, ничего не понимающую, ребенка лишить материнской заботы? Имел я право, или не имел?

Дядя Мика. Да ведь теперь это все равно.

Вожжин. Конечно, конечно. Теперь надо о теперешнем думать. Да и думать нечего. Беру к себе, решено! Если б ты знал, какая это девочка! Отдам ее в частную гимназию хорошую, потом на курсы…

Дядя Мика. Надо, чтобы они обе согласились.

Вожжин. Кто это – обе? Ну, не сумасшедшая же мать, ведь должна же она видеть! А Финочке самой невтерпеж, ты слышал, кажется. Это вздор. Только бы скорее устроить… У меня точно глаза раскрылись.

Дядя Мика. Постой-ка.

Вожжин. Ну что? Что еще?

Дядя Мика. Ничего. Просто спросить хотел. Ты, значит, мечтаешь сюда к себе Фину перевезти?

Вожжин. Не мечтаю, а твердо решил. Отдам ей мою спальню, громадная комната, мне бесполезная, буду в кабинете. Какая хорошая гимназия ближе? А тебе, Мика, вот еще одна племянница.

Дядя Мика. Я могу и уехать, если мои комнаты нужны. Постой, не о том: я хотел спросить, ты уверен, что Финочка к Анне Дмитриевне благодушно отнесется?

Вожжин (останавливается). К Анне… что? К Анне Дмитриевне? Что?

Дядя Мика. Ну, ты забыл про Анну Дмитриевну, вижу. Я и хотел напомнить.

Вожжин. Забыл… Нет. Ну, да, забыл… Я…

Дядя Мика. Вот то-то же. Этот вопрос выясни. Финочка – неизвестность. Вдруг возмутится: стоит ли менять мамочку со Свиридовым на папочку со вдовой Лебедевой?

Вожжин. Как ты… Как ты груб, Мика. Как ты можешь… У меня вся душа дрожит, а ты…

Дядя Мика. Дрожит или не дрожит – факт остается. Я тебе никаких советов не даю, просто указываю на факт, чтобы ты его увидел.

Вожжин. Не беспокойся, вижу, понял. Анна Дмитриевна…

Дядя Мика. Ну, что ж ты остановился?

Вожжин (решительно). С Анной Дмитриевной я порву.

Дядя Мика. Вот как!

Вожжин. Да, так. Ты прав; девочка, переезжая ко мне, должна войти в чистую жизнь. Все для нее, обо мне не толк. Да и что же Анна Дмитриевна? Я человек простой. Она хорошая, добрая, нежная, оба мы были одиноки… Понятное дело. И какая тут параллель со Свиридовым, нашел тоже!

Дядя Мика. Тем удивительнее, что ты так скоро решаешь с этой доброй, нежной женщиной: пожалуйте, ищите себе квартиру на другой улице, я желаю чистоты и более не одинок. За что же это?

Вожжин. Мика! Дружба дружбой, но смотри, издеваться я над собой не позволю!

Дядя Мика (пожимая плечами). Как глупо!

Вожжин. Да она сама первая поймет! Если она меня любит, она должна понять!

Дядя Мика. Если любит, так чтобы убиралась вон?

Вожжин. Все равно, все равно, я должен, я так решаю! Соня будет жить со мной, и никто, ни ты со своими злыми улыбками, ни Анна Дмитриевна, – никто не заставит меня изменить это: слишком все ясно и просто!

Дядя Мика. Так ли просто? И не кипятись очень, скорее остынешь.

Вожжин (садясь в кресло, тихо и беспомощно). Ах, Мика, я человек простой, просто и хочу понимать. Слабый я, что ж, правда; а ты видишь – ну и помог бы. Поддержал.

Дядя Мика. Мне, Ипполитушка, все равно. Я наблюдатель, советов не даю. Посмотрю, что будет.

Вожжин. Да, вот ты какой. Холодно с тобой, Мика.

Дядя Мика. Брось сантиментальности. И не кричи о своих решениях. Поверь, девочка твоя умнее тебя. И если что будет – так будет как она захочет, а вовсе не как ты.

Вожжин (вскакивая). Довольно! И чего я с тобой? Мое дело, моя дочь, мое и решение. Привык уж на тебя не обижаться. Что надо, то и сделаю. (Уходит.)

Дядя Мика (вслед, со скучающим видом). Как глупо! Как глупо! И как ты наивен!

Действие второе

Кабинет дяди Мики, громадная комната, стены все сплошь в книжных шкафах. У окон, справа, письменный стол и турецкий диван, у левой стены, в уголку, пианино. В обыкновенное время комната должна казаться очень пустой, как библиотечная зала. Теперь середину ее занимают стулья, разные, собранные, очевидно, со всей квартиры, поставленные кругом. На стульях сидят подростки, юноши и девочки. Некоторые в гимназической форме, в блузах, девочки в полукоротких платьях, с косами; но есть и более взрослого вида. Один мальчик лет 16, Петя, в старом пиджачке. Борис, юноша совсем взрослый, в рабочей блузе. Лида, вид детский, серьезный, около 14 лет. Гимназистка Руся, тонкая, бойкая, в черном передничке, с короткой и толстой рыжей косой, на висках волосы сильно кудрявятся. В центре стоит маленький столик, за которым сидит Нике, брат Руси (председатель собрания) и большой черный гимназист, Валерьян (делал доклад). Сережа сбоку, у письменного стола, перед ним бумаги, записывает. На турецком диване, в стороне, дядя Мика. Около дивана, тоже немного в стороне, на стуле, Финочка. Она без шляпы, но с муфтой. Катя и Маруся, – сестры, Володя Рамзин, Вулич, Вера, Андрей и другие. Сидят свободно, некоторые с записными книжечками. Слышны голоса.

Валерьян (кончая) …так я вот только и говорю: тут есть соответствие эпох.

Лида. А я возражала и опять говорю, если искать повторных волн, то 61-й, 63-й годы более соответствуют…

Володя. Идентичности нет, выводы же о соответственности произвольны…

Вера. Данный вопрос – деталь, и мы слишком мало изучили картину эпохи, чтобы…

Петя (басом). Какие эпохи! По десятилетиям, и того меньше, считаем…

Нике (председатель). Погодите, постойте! Этак мы спутаемся. Кто еще что знает насчет Валерьянова доклада? Насчет Грановского и Гегеля? Все сказали? Хорошо. Так теперь я скажу два слова, а потом можно к личным делам перейти. Я скажу, что напрасно мы спорим, нам надо учиться, а времени и так ужасно мало. Для того мы и разделяем между собою разные вопросы, чтобы каждый внимательнее изучил и другим рассказывал. Нам, главное, знать подробнее обо всем, что было, а остальное уже после, само придет. Согласны?

Голоса. Согласны! – Конечно! – Но пусть Валерьян не делает выводов! – Конечно, надо знать поскорее. – Да как же не спорить? – Нет, нет, объективности нельзя же достигнуть… – Нет, правда, нам и без того некогда…

Нике. Хорошо, хорошо! Спорить будем, когда личная беседа. Вот хоть сейчас. Сережа, ты в протокол споры не записывай, а только дополнения и пояснения.

Сережа. Ну да, сегодня я только Володю и Андрея занес, насчет Гегеля, да Марусю, об окружении Грановского.

Дядя Мика. Нельзя ли мне частное заявление?

Нике. Пожалуйста, дядя Мика. Мы ведь теперь к свободной беседе переходим. Но только все же по порядку.

Дядя Мика. Я вот что хотел, господа. Сегодня здесь, кроме меня, хотя и не члена Общества Зеленого Кольца, но постоянного гостя его собраний, присутствует еще один посторонний человек: Финочка Вожжина. Она пришла случайно, к своему отцу, которого не застала, и я взял на себя смелость просить вас о дозволении…

Нике и Руся. Да, да! Мы очень рады были…

Дядя Мика. Многие из вас с ней уже знакомы, видались за эти две недели ее пребывания здесь…

Руся. Да конечно же! Я была убеждена, что она войдет в Зеленое Кольцо! Даже если и не останется тут. У нас много членов в провинции.