за всю историю своей страны степени стали определять силу и благополучие нации в категориях боеготовности, успеха военных действий и поощрения военных идеалов (или ностальгии по ним). В самом деле, милитаризация американского общества зашла так далеко, соглашается антрополог Кэтрин Лутц [Lutz 2001: 8], что различие между гражданским и военным превратилось в искусственно поддерживаемую иллюзию. Социолог Майкл Мэнневен отвечал, что понятие гражданского контроля за вооруженными силами утратило смысл, поскольку ведущими милитаристами зачастую были гражданские лица (см. [Bacevich 2005: 63]).
Обозреватели, следившие за положением дел в Японии, утверждают: хотя большая часть послевоенной истории страны характеризовалась ярко выраженным антимилитаризмом, резко контрастировавшим с настроениями в Соединенных Штатах, в последнее время наметилась тенденция к тихой, скрытой милитаризации. Послевоенная Япония начинала с особой военно-общественной конфигурации, которая представляла собой решительный жест разрыва со своим империалистическим и милитаристским прошлым. С 1872 по 1945 год Императорская японская армия (ЯА) обладала огромной социальной и политической властью, а Силы самообороны, перейдя под гражданский контроль, радикально отменяли эту традицию. При этом они оказались политически и социально маргинализированы, став почти невидимыми для общества в целом. ЯА боролась с врагами во имя создания и расширения Великой Японской империи, с которой было покончено в 1945 году. Силы самообороны ведут исключительно небоевые действия. Они спасали жертв землетрясения, оползней, лесных пожаров и авиакатастроф, они восстанавливали разрушенную инфраструктуру и участвовали в миротворческих миссиях ООН (кокусаи хэйва к ёрёку кацудё), а на более приземленном и скромном уровне – строили спортивные площадки и охраняли места проведения массовых мероприятий. Но самое главное, все эти годы они не принимали участия в боевых действиях[2].
Однако в 2004 году впервые после окончания войны в Азиатско-Тихоокеанском регионе они развернули части в зоне боевых действий[3]. 9 января 2004 года первые подразделения СССЯ и Военно-воздушных сил самообороны (ВВСС) высадились в Самаре (Ирак), действуя на основании Закона о гуманитарной помощи и специальных мерах в Ираке (Ираку дзиндё фуккё сиэн токусохё), принятого 3 декабря 2003 года. Согласно этому закону Силы самообороны должны были «помочь с восстановлением безопасной жизни иракского народа и созданием политических органов, от которых зависят демократические меры» [Zaidan Höjin Böei Kösaikai/Securitarian 2004a: 10–11][4]. Развертывание этих частей вызвало немало возражений, поскольку для современных японских военных оно имело огромное символическое значение. Это развертывание инициировало ряд серьезных изменений в системе обеспечения безопасности Японии и ускорило превращение Сил самообороны из невидимого и как бы забытого феномена, находящегося на обочине интересов общества, в самый центр политического дискурса и общественного внимания [Yoshida Toshihiru 2003]. Проходившие прежде в Японии дебаты о потенциальных военных угрозах проходили в основном за закрытыми дверями, между военными экспертами и стратегами, специализирующимися на политике безопасности. Теперь все эти вопросы обсуждались публично. Национальные телеканалы и газеты, прежде опасавшиеся размещать новости о Силах самообороны, за исключением их участия в ежегодных символических акциях и редких скандалах (например, в скандале с наркотиками в МССЯ; «Асахи Синбун», 29 сентября 2005), начали публиковать о них развернутые рассказы. Международные события, в том числе объявление в начале 2003 года лидерами Северной Кореи о том, что они обладают ядерным вооружением, что было подтверждено в начале 2005 года, а также проведенные ими 9 октября 2006 года ядерные испытания повысили интенсивность дебатов о боеготовности Сил самообороны и их соответствии текущему состоянию мира [Pilling 2004b]. В 2004 году, когда Национальный план обороны впервые подробно рассматривал Китай и Северную Корею в качестве потенциальной угрозы безопасности Японии, интерес общества к вооруженным силам резко возрос, а международные СМИ создали впечатление, что Япония резко изменила курс с антивоенного на националистский и, возможно, военный, – в этой книге я намерена подробно проанализировать такой взгляд на ситуацию.
В полемике об отношении к противоречивой военной истории Японии современные служащие Сил самообороны тоже порой оказываются «слоном в посудной лавке». Целый ряд фактов свидетельствует о желании исключить из общественного сознания историю: среди таких акций можно назвать создание Японского общества по реформированию школьных учебников и Ассоциации по продвижению либерального взгляда на историю, а также одобрение Министерством образования учебников по истории, обеляющих Японию военного периода, или посещение премьер-министром Коидзуми Дзюнъитиро храма, посвященного павшим солдатам, среди которых есть лица, осужденные за военные преступления. По мнению критиков, принадлежащих почти ко всему политическому спектру, одним из следствий этого является утрата живой памяти об истории Новейшего времени в самой Японии, притом что она сохраняется в бывших японских колониях, и это создает противоречие, которое снова начинает разрушать межгосударственные отношения в регионе [Philling 2006]. Преподаватель высшей школы на Окинаве, где студенты изучают историю острова только до Битвы за Окинаву, пренебрегая всеми последующими военными событиями, готов взять долю вины на себя. Он говорит: «Это наша ответственность, мы продолжаем настаивать на мире, на мире – притом что мы не изучаем войну и ничего не знаем о военной истории» [Ishikawa 1995a: 109].
Идея приверженности Японии делу мира зафиксирована в Конституции, и в последние годы к ней обращаются все чаще. В докладе о выполнении миссии в Ираке особо подчеркивалось, что как член Организации Объединенных Наций Япония вносила свой вклад в общее дело и «сотрудничала, оставаясь в рамках японской Конституции»; важно помнить, что Конституция запрещает Японии содержание постоянной армии. Таким образом, современные дебаты о пересмотре Конституции затрагивают ключевой вопрос послевоенной позиции Японии, и наибольшую озабоченность вызывает легитимность вооруженных сил[5]. В настоящее время Статья 9 гласит: «Искренне стремясь к всеобщему миру, основанному на справедливости и порядке, японский народ навсегда отказывается от войны как суверенного права нации и от угрозы применения силы как средств разрешения международных споров. Для осуществления цели, упомянутой в предыдущем параграфе, никогда не будут содержаться сухопутные, морские и воздушные силы, а также другой военный потенциал. Не признается право государства на воинственность» [Inoue Kyoko 1991: 275]. В апреле 2005 года Конституционная комиссия нижней палаты Парламента (Сёдзиин кэнпо тёса-каи), созданная впервые после войны в Персидском заливе в 1992 году, подготовила доклад на 723 страницах (Сёдзиин кэнпо тёса-каи хококусо). В докладе анализируется, как пересмотр Статьи 9 повлияет на вооруженные силы, и рекомендуется пересмотреть ее, чтобы определить законность Сил самообороны, недвусмысленно заявив о праве нации на самооборону («Асахи Синбун», 2005, 16 апреля). Притом что и справа, и слева есть эксперты, выступающие за пересмотр этой статьи [Hook, McCormack 2001], возможность такой ревизии становится весьма вероятной. Но пока идут дебаты, следует задуматься о том, что означает для военнослужащих работать и рисковать жизнью во имя государства, объявившего саму их организацию не вполне законной. Мое исследование повседневного опыта, мотивации, карьерного выбора и взглядов военных на общие вопросы о положении вооруженных сил говорит о существовании главного парадокса отношений между военными и обществом в Японии: о противоречии между Статьей 9 и самим фактом существования японских вооруженных сил. Помимо этого, есть парадоксы содержания вооруженных сил в любом демократическом государстве: противоречие между запретом на насилие в гражданской жизни и военной подготовкой и потенциальным запросом на насильственные действия, а также противоречие внутри профессии, которая учит людей убивать, применять насилие, но внушает, что они должны избегать этого, – их готовят к чему-то, что не должно происходить, постоянно создавая ощущение, что все их способности и навыки совершенно не нужны.
Среди военных учреждений страны Силы самообороны были нерешительными и осторожными первопроходцами. Тщательно сдерживая и переосмысливая потенциал насильственных действий от имени японского государства, они нащупали пути преобразований, которые позднее стали намечаться и в военных организациях других стран мира, – это