Читать интересную книгу Человек из офиса - Гильермо Саккоманно

Как и другие секретарши, девушка должна понимать: раз получила место, близкое к верхам, она переходит на другую социальную ступень. С ее гламуром она кажется не наемным работником, а современной девушкой, которую ждет блестящее будущее. Если бы сослуживцы узнали, что она живет в пригороде, умерла бы от стыда. Его умиляет, что она может стыдиться.

Такси тормозит у последнего блочного дома. Он расплачивается, не просит таксиста подождать. При расплате боится, что она заметит — денег в обрез и возвращаться надо на подземке. Провожает ее до входа. Момент прощания. Она замечает его уныние. Приглашает зайти, выпить кофе. Не может отказаться — говорит ей.

Ему трудно скрыть радость.

5

Внутри здания отопление сгущает и перемешивает запах цветочного дезодоранта с запахом сковородок. В тишине слышен детский плач. Идут к лифту. Раздвижная дверь открывается и захлопывается с сухим стуком. Поднимаются молча. Выходят. Снова идут. Ее шаги, эхо ее шагов по плитке, звон ключей. Они единственные живые существа в этом пантеоне.

Она снимает двухкомнатную квартиру. Его пленяет убранство: расписные блюда на стенах, фарфоровые статуэтки, скатерти и салфетки под вазами с искусственными цветами, куча плюшевых медвежат на диванчике, восточный ковер. На комоде — семейные фото. Девушка показывает ему родителей, братьев, невестку, племянника, которого обожает.

Человек из офиса рассматривает фото родителей, переводит взгляд на девушку — ищет общие черты. Умерли, говорит она, сгорел дом престарелых, говорит. Человек из офиса не знает, что сказать. Это возмутительно: все чаще и чаще горят дома престарелых. Да уж все привыкли, как к мальчишкам-убийцам в школах, говорит она. Две недели назад один вошел в класс с пулеметом и всех прикончил. Потом то же самое — в другом классе, и в третьем. Пока не остался без патронов. Тогда подорвал себя гранатой. Она сожалеет, что приходится рассказывать такое. Все семья, говорит он. Виновата семья, всегда семья. Потому что домашний очаг — главная школа. Он говорит это строго. Она соглашается.

Теперь он рассматривает два диплома в рамках — торгового эксперта и учительницы английского. На другом фото — секретарша, еще девочкой, в незапятнанном белом платье для первого причастия, с четками и украшенным перламутром катехизисом в молитвенно сложенных руках. Эта девочка кажется младшей сестренкой секретарши.

Она уходит на кухню готовить кофе. Но звонит телефон, и девушка бросается к автоответчику, начисто отключает звук. С отвращением глядит на аппарат. Оправдывается: терпеть не может людей, беспокоящих в такой час. Кого она имеет в виду? — спрашивает он себя. Когда говорят «люди» — ничего еще не сказано. Любовник, наверное. И в такси звонок — тоже от любовника. Тот же самый звонил. Кто же, как не сослуживец. Наверное, она, боясь раскрытия интрижки, решила отключить мобильник, а теперь сослуживец не сдается и нагло звонит. Человек из офиса снова в одиночестве, одолевает неуверенность. Уставился на фото с причастием. И уже задает себе вопрос: а что он тут делает в такой час? Этот снимок явно лишает его сил. Взгляд падает на серебряный колокольчик для вызова слуг. Двумя пальцами поднимает его. Будь секретарша его хозяйкой, воображает себе, он прибежал бы на звонок, чтобы исполнить любой ее каприз. Осторожно, чтобы колокольчик не звякнул, кладет его на место — рядом с терракотовыми слониками. Завтра, а оно уже почти наступило, когда проснется, покажется, что эта ночь ему приснилась. Единственный способ убедиться, что это был не сон, — унести сувенир. Собирается сунуть в карман малюсенького лебедя из розового стекла. Но не делает этого. Достаточно провести пальцем по этим предметам, чтобы понять — на них ни пылинки. Значит, девушка чтит эти вещицы, как музейные ценности. Пугает одно: когда она снова начнет протирать свою коллекцию, заметит пропажу и заподозрит его.

Ему важно оценить каждое мгновение. Потому что позже, уже завтра, когда подумает об этой ночи, постарается припомнить ее, эту ночь. Он в восторге от фарфоровых чашечек, их несет секретарша на плетеном подносе. Считает, что кофейные чашечки и поднос, даже если куплены на распродаже, своей декоративностью передают стремление к красоте. Из полированного шкафчика со стеклянными дверцами она достает два хрустальных стаканчика и бутылку бренди. Не надо бы пить, убеждает он себя, но не может отказаться. Смакует бренди.

А если поцеловать? — задает себе вопрос.

6

Крушение — объясняет она. Пережила кораблекрушение, он хорошо расслышал. Достаточно одного этого слова. Вот романтическая возможность — мелькнуло в голове. Если б оказаться на веслах двухместной шлюпки и пришлось бы выбирать, кого спасти, он не колеблясь вытащил бы девушку, а если потребуется, бил бы веслом по головам и рукам других тонущих. Не хочется додумывать, что будет, если у него в руках не весло, а топор. Разбивал бы черепа, рубил бы пальцы, руки и спас бы ее одну.

Девушка рассказывает, что крушение потерпели ее чувства. Пытается удержаться на плаву. Он знает, о чем она. Он тоже терпит кораблекрушение, вернее, давно его потерпел. Если б она знала — думает он. Но не решается поведать ей свою историю. Оба они потерпевшие. Она со своим стыдом из-за коренного зуба, а он — из-за пальто. Встретились две стыдобины. Совпадение доказывает: их судьбы должны были пересечься. Так было написано. Только где? — спрашивает он себя. На небесах — вот ответ. Представляет себе небеса как большое министерство с бесчисленными ведомствами, в которых сортируются и раскладываются по папкам судьбы душ. Один небесный писарь засек сходство двух личных дел, секретарши и его. Единственное, на что можно надеяться, так это на то, что сортировка не будет зависеть от обычных бюрократических ошибок, каких он сам немало совершил, от обычного промаха, который может породить уйму неприятностей для затронутого лица.

Укоряет себя за эти отступления. Нужно поскорей поведать девушке, что эта ночь его воспламеняет. Еще нужно перетерпеть, пока она закончит рассказ о своем любовном разочаровании — кораблекрушении, как она его называет. Сердце разбито — говорит девушка. И еще, ложные обещания, увядшие надежды, бесполезные примирения. Ее сотрясает плач. Эти содрогания кажутся ему очаровательными не меньше, чем приступы икоты и всхлипы обиженной девочки. Даже если она не знает меры своей слезоточивости, он должен допустить, что, несмотря на слезы, сопли, бумажные салфетки, она страдает. Он завидует типу, который заставляет ее страдать, снова думает, что это сослуживец. И вспомнив его, чувствует себя глупцом: как это он раньше не видел, что этот тип, если судить с женской точки зрения, может быть привлекателен. Потому что женщины могут увлечься и презренным типом. Должно быть, это сослуживец дважды звонил ей.

Человек из офиса не знает, что следует ощущать: триумф, оттого что девушке неприятны эти звонки, или сожаление из-за горя, которое ее сотрясает. Сочувствует, просит секретаршу рассказать все, если это утешит ее. Пусть считает его другом. Только друг поможет, когда одиночество загоняет в угол. А он именно друг, а не просто сослуживец. Она утирает слезы. Если он поклянется хранить тайну, она скажет, кто этот человек. Он заверяет, что он могила.

Шеф, признается секретарша.

7

Молчит, спокойно глядя в ее глаза. Думает о шефе. Жирная лысина шефа, волосы в ушах шефа, густые брови шефа, подпорченный ветрянкой нос шефа, кислый запах изо рта. Еще: безупречные рубашки, кричащие галстуки, выпирающий живот и брюки с подтяжками. И кольцо: не может теперь забыть о кольце шефа, внушительном, похожем на печать. Не может забыть туфли шефа, черные, начищенные до блеска, с резиновой подошвой. Шефу нравится перемещаться незаметно, чтобы подчиненные боялись его появления.

Спрашивает себя, как могла она спутаться с таким типом. Наверное, попала в ловушку. Хитрый шеф, который подкрадывается на резиновых подошвах. Устроил западню, а потом притворился добряком. Шеф обольстил ее своим обхождением — то ли отеческим, то ли хлыщеватым, в этом он силен. Наверное, повышение обещал.

Не может отвести глаз от автоответчика. Выходит, это шеф звонил дважды посреди ночи. Сначала когда ехали в такси — на мобильник. А теперь на домашний.

Убранство, которое до сих пор, казалось, вызвано желанием украсить, теперь кажется вульгарным и безвкусным. Наверняка это шеф подарил плюшевых медвежат. Вот этого, например, пузатого, с галстуком. Ощущает себя дураком. Трудно слушать ее. Предпочел бы не слышать: шеф женат, но ей это не важно, потому что шеф кажется ей добряком. Ему неприятен этот рассказ. Давно следовало уйти.

Хочется сбежать, раз и навсегда заблудиться в ночи. Тотчас, немедленно и навсегда. Но не может. Сочувственно подает девушке снова бумажный платок. Они опять так близки, оба на диванчике, его рука вытянута за ее спиной. Она откидывает голову на его руку. Приятные духи у девушки. Не хочет задумываться — говорит ему. Она так запуталась. Тут наконец он осмеливается поцеловать ее, а она, как в забытьи, отдается неловкому и горячему поцелую. Он не закрывает глаз. Она закрывает, но поцелуй долог, она снова открывает глаза, они глядят друг на друга.